Узоры на стекле

Неужто заставит что-нибудь из их, нечистой силы, арсенала пакостей делать? Мать-перемать! И не выкрутишься теперь, сам предложил.

– Есть будешь?

– Немного можно, спасибо.

Баба-яга пошла в комнату и вернулась оттуда с двумя мисками какой-то еды. Потом сходила ещё раз и принесла кувшин и две кружки.

В кувшине, как потом оказалось, было какое-то то ли вино, то ли зелье, ихнее, но на спирту, значит пить можно.

Баба-яга разлила из кувшина по кружкам. Я выпил, баба-яга тоже выпила.

– Всё, хватит, – сказала она. – А то на помощь не сгодишься. Ешь давай!

Ничего не поделаешь, пришлось есть, хотя, я ещё бы выпил. Уж больно нервы у меня расшатались, а для того, чтобы они перестали шататься, лучшее средство, – выпить, желательно побольше.

В одной тарелке оказалось мясо. Я сначала было подумал что человечина, но мясо оказалось обыкновенной курятиной, аж обидно стало.

В кои-то веки появился шанс человечинки попробовать, и на тебе, – обыкновенная курица, которую и без бабы-яги, почитай, каждый день лопать приходится.

В другой тарелке оказался самый обыкновенны винегрет. Она что, издевается, что-ли? Может быть это не баба-яга вовсе, раз курятиной и винегретом питается? Ей же положено человечиной питаться! Может давно никто не попадался, вот она на человеческую пищу и перешла? Кто её знает!

А сама-то, смотрит внимательно, думает о чём-то и сама ничего не ест. Странная она какая-то, хоть и сразу видно, что баба-яга.

Я больше ковырялся, чем ел, так, для виду. Вот выпить бы, выпил, но баба-яга сказала, что хватит, а то, как она сказала? «А то на помощь не сгожусь». Странно как-то говорит, не иначе, пакость какую-то задумала, да помощник понадобился. Ладно, помогу. Не до благородства мне сейчас и не до героизма, живым бы выбраться.

– Ну что, поел? – баба-яга заметила, что я больше венигрет в непотребный вид привожу, чем ем. – Сейчас я тебе постелю и ложись. Утро вечера мудренее.

Она пошла в комнату и принялась там что-то делать, не иначе, постель мне стелила.

Она-то ушла, а кувшин с кружкой, вот они, передо мной, миленькие. Уж очень мне хотелось тихонечко налить и замахнуть, залпом, для храбрости. Да и нервы все расшатанные, успокоить надо. Но не решился, чего доброго, на улицу выгонит, а то ещё хуже, – сожрёт прямо сейчас. А так, если не наглеть, – шанс есть, хоть маленький совсем, но есть.

– Иди, ложись. – позвала баба-яга.

Я пошёл. Кроватью она мне определила этот самый помост, который я увидел когда вошёл. Удивительно, но постельные принадлежности присутствовали: подушка была, одеяло, пёстрое такое, видимо из лоскутков. Даже простыня была, а вот матраса не было. Да ладно, не надо мне матраса, мне живым бы отсюда уйти. Дома матрас есть. Если доберусь до дома, сутки, нет, двое, на матрасе валяться буду. Всё равно жена раньше, чем через двое суток не успокоится. Так что и поваляться можно будет. Эх, скорее бы домой!

– Раздевайся, ложись. – баба-яга показала на помост. – Не перина пуховая, обыкновенная лавка. Чем богаты, как говорится… Не бойся, не съем.

Она что, издевается что-ли? А может быть она это специально всё? Я разденусь, лягу, расслаблюсь, а она тут как тут и зубами в глотку? А вдруг она не баба-яга, а вампирша? Этого мне только не хватало! Тогда шансов никаких вообще! Понятно почему у неё человеческая еда имеется. Это она жертвы свои, перед тем как из них кровь высосать, кормит, ну, чтобы крови побольше было… И сама ничего не ела, только пила.

Кажись точно, – вампирша. Нет, не вампирша. Хоть света всего, ничего, но я увидел, тень от неё отбрасывается. А у вампиров тени нету, в кино показывали. Фу-ф! Кажись пронесло, но ещё не совсем.

Я начал было раздеваться, а баба-яга посмотрела на меня как-то уж очень внимательно и говорит:

– Комната у меня одна, сам видишь. Я вон там лягу. – и показала на точно такой же помост, или лавку, кто их разберет. – Так что без глупостей, а то осерчаю. – и пошла на кухню.

Старая, ты что там себе понапридумывала, мне аж весело стало, чуть было в голос не рассмеялся! Наверное у тебя зеркала нет, чтобы рожу свою не видеть! Будь спокойна бабушка-яга, даже не шевельнусь в твою сторону, лучше посплю, устал всё-таки.

Разделся, лёг. Думал, сразу усну, не тут-то было, нервы, расшатанные не дают. Эх, вот если бы еще кружечку винца этого налить, тогда точно, сразу бы уснул.

Баба-яга загасила щепку, вспомнил, лучина, называется. Стало уж очень темно, вообще ничего не видно. Как будто тебя в сейфе закрыли, в комнате такой темноты не может быть. Однако же вот она, есть. Ладно, думаю, так даже лучше, скорее засну. Закрыл глаза. Хоть и темно, но всё равно, с открытыми глазами спать неудобно. Закрыл стало быть глаза и приготовился заснуть, и, заснул…

А потом сон мне начал сниться. Я всегда думал, что ночью хуже кошмаров ничего не бывает, оказывается что бывает! Уж лучше всю жизнь, каждую ночь, кошмары смотреть, чем хоть один раз такое увидеть. Потому, что не кошмар это был, в тысячу раз, а может быть даже в миллион, страшнее.

Если сравнивать, то самый жуткий кошмар, это игрушечная машинка, а то, что я увидел, – КАМАЗ, причем, не игрушечный, а самый настоящий! Представляете?!

Баба-яга эта, она секс-бомбой оказалась! Сразу нырь ко мне, и такое начала вытворять, что до сих пор, как вспомню, так краснею весь, хотя, приятно, чего уж там греха таить.

Мощность у этой бомбы оказалась поболе, чем у атомной, а то и водородной, которую Кузькиной матерью назвали. А это тогда чья мать?! Мать-перемать…

Не знаю сколько времени она со мной всё это вытворяла. Говорю же, часов нету, но видать кончилась у неё сила термоядерная. Она, баба-яга, пробормотала что-то, поцеловала меня в щёку, тьфу ты, отвернулась, и сразу же захрапела.

А я спал всё это время. Сон у меня такой был. Если бы не во сне, то как пить дать, с ума бы сошёл! Да и не получилось бы у меня ничего с этой бабкой, уж себя то я знаю.

* * *

Проснулся сразу. Я всегда просыпаюсь сразу и без тягомотины. Лучше бы я этого не делал! Потому, что началось, пострашнее, чем вчера было.

Оказалось, что лежу я ни на какой не на лавке, или как там у них эта штука называется, а на самой обыкновенной кровати. Мало того, кровать эта не в моей квартире находится, а неизвестно где.

Тряхнуло меня тогда здорово. Я даже сначала подумал, что с ума сошёл. Полежал, подумал, разные вопросы себе позадавал и понял, что с ума не сошел, а зря.

Я даже подумал тогда, что пока спал, баба-яга меня кому-то отдала, ну, той же царевне-несмеяне, например, не силён я кто из них кто. Делать-то что теперь?

А тут и сон, как назло, вспомнился, весь, с подробностями. Опа! А сон ли это был? Прощупал себя, почти всего, опять сам себе вопросы разные позадавал и понял, не сон это был, все было по настоящему. Я ж жене не изменяю! Выходит, что изменяю…

Эх, если бы вы знали, как мне тогда помереть захотелось, прямо там, в кровати этой, которая неизвестно где находится. Это что же получается?! Теперь меня так и будут, сначала от ведьмы к царевне, а потом еще неизвестно кому, передавать? А домой когда?

Я домой хочу, там жена! Хоть и злая, но всё равно жена. Надо как-то отсюда выбираться. Подворотню, будь она неладна, найти и на свободу, к людям! И больше в подворотню эту, ни ногой!

Потом конечно же, сразу домой. На всякий случай цветов надо будет купить, цветами не так больно, как сковородкой, и с порога на колени… Глядишь, и простит. А вот и она, царевна эта, но не баба-яга, – точно.

В комнату вошла женщина лет на пять-семь постарше меня. Что-то старовата для царевны. Ладно, хорошо хоть не баба-яга, вчерашняя. Халатик на ней коротенький, а из него ножки, очень даже стройные и крсивые. Да и мордашка: не сказать чтобы красавица, но и не вчерашняя.

Я даже было подумал, что если не покажет путь к подворотне, то можно будет и остаться. Правда, подумал об этом всего лишь на мгновение. Домой надо, там жена, и сковородка… Если сегодня к людям не выйду, к той сковородке еще одна прибавится, вот тогда шансов никаких.

Вид у царевны был какой-то не царский, а вполне женский и домашний, да и вряд ли она была несмеяной. Царевной может и была, но несмеяной вряд ли, потому что улыбалась.

– Проснулся, путник? – это она сказала и почему-то засмеялась. – Иди, умывайся. Там, слева, красное полотенце, свежее, для тебя. А потом завтракать будем, я завтрак приготовила.

Царевна она, или не царевна, теперь уже вообще ничего не поймёшь, развернулась по-ихнему, по женски, ну, чтобы задницей вильнуть и чтобы заметно было и ушла, на кухню наверное.

Пойду конечно, умоюсь. Заодно обстановку разведаю. Встал. Смотрю, одежда моя аккуратно сложена, я так не умею. Значит она, царевна эта, сложила. А почему я без всего? Ах да, сон-то, не сном оказался! Тогда всё понятно. Тьфу ты, стыд-то какой! Это что же получается? Баба-яга мной попользовалась, а потом в голом виде сюда привезла что-ли? А как же она меня сюда везла, вернее, на чём? У неё же кроме ступы с метлой, в книжке читал и в кино видел, другого транспорта нету?

Наверное в кувшин чего-то подсыпала вот я и выпил, и отключился. Не могла побольше подсыпать. Тогда бы я раньше отключился и никакого позорища не случилось, и жене верным бы остался.

Хотя, кажись, не опозорился. Не, точно не опозорился, по себе чувствую. Как же теперь жене в глаза смотреть-то? Ладно, ничего не поделаешь, поздно.

Да! Стало быть баба-яга меня отключенного в ступу загрузила и сюда. Ну и дела, ну подворотня! Одеваться надо. В одежде, если царевна приставать начнёт, шансов выкрутиться больше. Пока раздевать будет, сбежать можно попробовать.