Аграрные программы российских политических партий в начале ХХ в.

Естественно, не может быть и разговора о некой «левизне» правых ортодоксов. Их противодействие капитализации села полностью соответствовало традиционно-славянофильскому оппонированию прозападному бюрократизму. Это позволяет понять, почему «твердые» националисты не требовали простого возвращения назад, понимая всю сложность современных им реалий и необходимость взвешенного подхода к сложным проблемам собственности. Если Ф.Д. Самарин и предлагал отказаться от закрепления надельной земли в личную собственность крестьян, собираясь узаконить «идеальное право на определенную неизменную долю земли», то это откладывалось им в отдаленное будущее. В целом же он признавал личную собственность, понимая ее как неизбежное зло. Ф.Д. Самарин предлагал только минимизировать отрицательные последствия указа 9 ноября 1906 г., усилив влияние общинной организации и резко сократив возможность отчуждения надельных земель[110 - Самарин Ф.Д. Каким образом можно было бы ослабить вредные последствия указа 9 ноября 1906 года? М., 1906. С. 1, 3.].

Весьма умеренным было предложение Д.И. Хотяинцева сохранить личную собственность крестьян, сначала определив постоянный размер земельной доли каждого общинника. Что касается перехода к личному хозяйству, то согласно Д.И. Хотяинцеву, этот вопрос должно решить все сельское общество, а не его отдельные индивиды[111 - Хотяинцев Д.И. Письма к дворянству… С. 60.]. Схожим было намерение С.Г. Аксакова соединить хуторскую и общинную систему, для чего он призывал: 1) точно установить размер хуторской земли (с учетом местных особенностей), достаточный для выгодного ведения хозяйства; 2) предоставлять право выселения только сильным крестьянам, имеющим необходимые средства и инвентарь, а также отличающимся не только энергичностью, но знанием и умением[112 - Русский вестник. 1910. № 8-10. С. 14.].

Конкретизацией данного подхода, так или иначе присущего многим защитникам общины, следует считать патриархально-консервативный проект А. Панфилова. Он предложил создать систему общинно-хуторского наследственно-родового крестьянского землевладения. В ее рамках намечалось закрепить всю землю за общиной и параллельно разделить фонд на наследственные, родовые участки, раз и навсегда определенные. Такие участки («хутора в общине») должны были пользоваться совершенной хозяйственной независимостью от схода, передаваться по наследству и при вымирании семьи переходить миру. Они подлежали бы продаже только членам собственной общины и только с ее согласия.

В соответствии с проектом, их нельзя было закладывать ни банкам, ни частным лицам, отчуждать за долги. При выходе из общины всей семьей земля подлежала продаже «миру» (по местным ценам). В случае затруднения, возникшего в ходе проведения подобной операции, на помощь должно было прийти само государство. Желающие сохранить старую систему, могли бы не прибегать к таким нововведениям вообще[113 - Сборник съезда русских людей в Москве 27 сентября-4 октября 1909 г. М., 1910. С. 107-110.].

Основной принцип умеренных «общинников» можно понять, обратившись к следующему утверждению редколлегии газеты «Русское дело»: «Великое благо для России, почти неизвестное другим народам – здоровое равновесие между общинным и частным землевладением»[114 - Русское дело. 1906 г. 8 октября.]. Любопытно заметить, что многие ультратрадиционалисты считали общинное начало имманентно присущим не только крестьянам, но и аристократии. Тот же А.Н. Панфилов рискнул заявить о существовании такого явления, как «всероссийская дворянская земельная община», уничтоженного после снятия запрета на продажу земли лицам, не принадлежавшим ко «второму» сословию[115 - Сборник съезда русских людей в Москве… С. 99, 105.]. А его единомышленник, публицист А. Москвич сделал вывод о том, что земля в земледельческом, а особенно земледельческом славянском государстве, не должна быть предметом вольной купли-продажи, ибо она фундамент государства; и призвал перейти к «уездной дворянской общине, союзу дворянских родов целого уезда[116 - Там же. С. 117.].

Нетрудно заметить, что защитники общины, схватив самую суть русского консервативного национализма, не представляли собой ретроградную прослойку. Они тоже оказались вовлеченным в общий для дореволюционной России, мощный процесс идейно-теоретического поиска, призванного поставить старый национал-консерватизм в соответствии с запросами того бурного времени. Но они не переступали той черты, за которой сам национализм терял свои сущностные очертания, становясь во многом размытой, двусмысленной теоретической системой. Если же рассуждать о консерватизме в целом, то приходится констатировать определенный, и весьма значительный его отход от традиции. В XIX в. русские консерваторы в подавляющем большинстве сохраняли верность общинным основам народной жизни. Это относится в первую очередь к славянофилам, трепетное отношение которых к общине дало повод некоторым общественным деятелям (А.И. Герцен, В.Г. Белинский, А.А. Григорьев) говорить об их своеобразном социализме. За необходимость сохранить неотчуждаемость крестьянской земли, дополнив ее введением аналогичной практики в отношении дворян, выступал и К.П. Победоносцев[117 - Победоносцев К.П. Семейные участки// Соч.. С.-Пб., 1996. С. 151.]. А.К. Леонтьев считал, что «разрушители общины уничтожают одно из главных условий … нашего национально-культурного обособления». Он также соглашался с необходимостью некоторого прикрепления к земле дворян[118 - Леонтьев К.Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения// Восток, Россия и Славянство. М., 1996. С. 419.].

Жизнь доказала правоту защитников общины. Столыпинская ломка крестьянской общины на хутора и отруба не укрепила традиционное общество, но, напротив, ослабила его, создав кадры для пролетарской революции и внеся вражду в крестьянский мир. Монархическое движение вынуждено было поддерживать разрушение крестьянской общины и фактически собственными руками ломать традиционный уклад русского крестьянского мира, на который оно собиралось опираться. Однако то, что вполне было обычным, например, в Прибалтике, Польше или Западной Украине в Центральной России приживалось плохо. Хуторское хозяйство оказалась несостоятельным прежде всего экономически. Выделилось всего 20 %, но уже с самых первых лет реформы начался обратный процесс – многие из отделившихся (после указа 9 ноября 1906 г. и ранее) спешили вернуться обратно. С учетом последних данных темпы возвращения ненамного отставали от темпов выделения. После же февраля 1917 г. община на селе была восстановлена почти полностью – настолько слабыми оказались позиции хуторян. Все это подорвало позиции монархистов среди беднейшего и среднего крестьянства, которое не стремилось выйти из общины. Крестьяне стали поддерживать большевиков, которые не одобряли право частной собственности на землю.

Глава 2. Взгляд на земельную проблему «Союза 17 октября», партии мирного обновления, прогрессистов

1. Октябристы и крестьянский вопрос

«Союз 17 октября» (октябристы), принявший это название в честь царского Манифеста от 17 октября 1905 г., начал оформляться как политическая партия в конце октября 1905 г. Ядро Союза сформировалось на ноябрьском съезде земских и городских деятелей. Основную массу этого движения составляли земско-дворянские круги, к которым примкнули торгово-промышленные слои. Таким образом, социальную основу «Союза 17 октября» составляли торгово-промышленная и финансовая буржуазия, крупные помещики, перестраивающие или уже перестроившие свои хозяйства на рыночный манер, «деловая» интеллигенция, которая уже полностью интегрировалась в капиталистическую систему. Именно к этим кругам принадлежали все 33 основателя партии октябристов. Немного позднее к ним начала присоединяться либеральная часть чиновников. В 1905–1907 гг. потомственные дворяне (в том числе титулованные) в «Союзе 17 октября» составляли 53,22 %; купцы и потомственные почетные граждане – 21,99 %. По «роду занятий» почти половина (48,96 %) октябристов были чиновниками, 31,02 % – представителями торгово-промышленного мира, причем почти половину последних составляли руководители (управляющие, директора, члены правления) фабрик, заводов, акционерных предприятий и банков. Почти каждый третий октябрист был профессионально занят умственным трудом. Например, преподаватели высших учебных заведений в «Союзе 17 октября» составляли 3,63 %, средних – 5,71 %, представители технической интеллигенции – 5,83 %[119 - Павлов Д.Б. «Союз 17 октября» в 1905–1907 годах: численность и социальный состав// Отечественная история. 1993. № 6. С. 183.].

По своему имущественному положению 44,02 % октябристов были домовладельцами, 38,93 % – собственниками земли, 25, 45 % – владельцами торгово-промышленных заведений. Средний возраст вступивших в эту партию составлял 47,25 лет, 75 % имели высшее образование, свыше 80 % проживали в земских (то есть русских) губерниях России. Таким образом, средний октябрист выглядел так: мужчина 47–48 лет (женщины в данной партии составляли 1,03 %), потомственный дворянин (купец, потомственный почетный гражданин) с высшим образованием (чаще юридическим или вообще гуманитарным), чиновник V–VIII класса, житель города одной из земских губерний, член совета банка или акционерного предприятия, земле-или домовладелец, возможно, земский или городской гласный[120 - Там же. С. 184.].

Председателем «Союза 17 октября» сначала являлся крупный землевладелец Д.И. Шипов (до октября 1906 года), затем крупный московский домовладелец, промышленник, управляющий правлением Московского учетного банка, директор правления страхового общества «Россия» A.M. Гучков. Еще до съезда С.Ю. Витте встречался с будущими лидерами данной партии А.М. Гучковым, Д.И. Шиповым, М.А. Стаховичем, графом П.А. Гейденом по поводу приглашения их в правительство. Однако сделка не состоялось из-за того, что пост Министра внутренних дел был предоставлен П.Н. Дурново, а не был предложен кому-нибудь из либералов, то есть полицейский аппарат остался в руках старой бюрократии. Тем не менее октябристы поддержали правительственный курс[121 - Общественное движение в России в начале ХХ в./ Под ред. Л. Мартова, П. Маслова, А. Потресова. С.-Пб.: Тип. т-ва «Общественная польза», 1914. Т. 3. Кн. 5. С. 165.].

Общие положения программы «Союза 17 октября» были изложены в воззвании А.М. Гучкова, которое 10 ноября 1905 г. было подписано членами Московского Центрального комитета, а 14 ноября того же года – Петербургского. В данном Воззвании он выступил за установление конституционной монархии, введение всеобщего избирательного права, гарантирование гражданских прав, создание Государственной думы. Вместе с тем А.М. Гучков подверг сомнению необходимость созыва Учредительного собрания. Особое место в этом документе было уделено аграрному вопросу, так, в частности, лидер октябристов высказал мнение о необходимости поднятия производительности земледелия, рекомендовал усилить регулирование мелкой аренды, преобразовать Крестьянский банк, обратить большее внимание на расселение и переселение, признать государственные и удельные земли фондом для наделения нуждающихся в земле крестьян, принять меры к разверстанию чересполосных крестьянских и помещичьих земель, а также допустить (в случаях государственной важности) отчуждение частновладельческих земель на справедливых условиях вознаграждения, устанавливаемых законодательной властью. При этом в Воззвании полностью отсутствовал пункт о разрушении общины и образовании хуторов и отрубов, который в дальнейшем стал основным положением аграрной программы октябристов[122 - Там же. С. 175.].

8–12 февраля 1906 г. в Москве состоялся первый съезд «Союза 17 октября». По аграрному вопросу были приняты лишь две резолюции: первая – настаивала на преобразовании деятельности Крестьянского банка с предоставлением решающего голоса его региональным учреждениям (выборным местным людям, представителям всех разрядов землевладения и земледелия); вторая – требовала образования местных землеустроительных комиссий, которые должны были заведовать размежеванием, переселением и расселением, содействовать покупке и продаже земли, организовывать мелиоративный кредит и обследовать все случаи, в которых необходимо обеспечить земледельцев землей путем увеличения площади их землевладения. Вместе с тем на первом съезде произошли существенные изменения в вопросе аграрной программы. Так, борьба с безземельем и малоземельем отступила на задний план, а на первый – вышло повышение производительности земли, которое в основном связывалось с «содействием к образованию мелкой земельной собственности на отрубах и хуторских участках»[123 - Там же. С. 181.].

В I Думе у октябристов первоначально не было своей четкой позиции по аграрному вопросу. Так, граф П.А. Гейден, когда обсуждался пункт об удовлетворении острой земельной нужды и был предложен вариант обращения на этот предмет земель казенных, удельных, кабинетских, монастырских и принудительного отчуждения земель частных, добивался лишь того, чтобы придать принудительному отчуждению более условный характер и вставить следующую формулировку: «не останавливаясь даже перед принудительным отчуждением частновладельческой земли». Однако немного позднее он предоставил свой аграрный проект, в котором земельная «теснота» решалась в первую очередь за счет казенных и удельных земель и лишь, в последнюю – частновладельческих в следующей последовательности: 1) чересполосные или мешающие хозяйственной цельности владения; 2) заявленные их владельцами на продажу; 3) сдаваемые в аренду земледельческому населению, которое обрабатывало ее собственным трудом и отчуждение которых не вносило чересполосицы и не нарушало хозяйственной цельности владений; 4) могущие иметь хозяйственное значение, но не обрабатываемые; 5) крупные земельные владения (латифундии), превышавшие размеры, которые для каждой местности определялись бы и утверждались в законодательном порядке отдельно.

Однако предложение I Думы было отвергнуто Председателем Совета министров И.Л. Горемыкиным, который признал принудительное отчуждение частновладельческих земель, безусловно, недопустимым, после чего вышло правительственное сообщение, которое полемизировало со взглядами Думы. В ответ на это I Дума обратилась к народу с предложением спокойно и мирно ждать окончания работы по изданию земельного закона, так как она стремилась и стремится к мирному установлению нового порядка в стране. Во время голосования в пункт, касавшийся отчуждения частновладельческих земель была внесена поправка Петрункевича: «по справедливой цене»[124 - Там же. С. 205.].

9 ноября 1906 г. был подписан указ о разрушении общины. «Земледельческие элементы» партии октябристов горячо это приветствовали и решили окончательно отмежеваться от пункта принудительного отчуждения частновладельческих земель. В результате этого в газете «Русское слово» от 29 ноября 1906 г. появилось сообщение о том, что Центральный комитет «Союза 17 октября» под председательством А.И. Гучкова, рассмотрев аграрную программу, представленную Особым комитетом данной партии, решил, что теперь из общей программы Союза отдел по аграрному вопросу можно совсем упразднить: все пожелания по этой части уже разрешены и осуществлены правительством в своих законах[125 - Там же. С. 206.]. Таким образом, по аграрному вопросу партия октябристов фактически превратилась в партию П.А. Столыпина.

Особое значение октябристы придавали земельной реформе, надеясь расчистить путь капитализму в сельское хозяйство, ликвидировав общину и увеличив класс кулачества, в котором они хотели найти свою опору в деревне. Октябристы выступали не за увеличение крестьянских земель за счет массового принудительного отчуждения помещичьей земли, а за счет передачи крестьянам через особые земельные комитеты пустующих казенных, удельных и кабинетских земель, отрезков, произведенных от их наделов в 1861 г. В ряде случаев при недостаточности этих мер и государственной важности отчуждения части землевладельческих земель» предполагалась возможность осуществления этого «на справедливых условиях вознаграждения, устанавливаемых законодательной властью, то есть отчуждение помещичьих земель могло происходить только в исключительных случаях. При покупке земель у частных владельцев посредником между крестьянами и помещиками выступал Крестьянский банк. Допускалось и принудительное отчуждение частновладельческих земель, но и здесь владельцы отчуждаемой земли должны были вознаграждаться за счет казны. Октябристы также выступали за уравнение крестьян с другими сословиями, за регулирование земельной аренды[126 - Спирин Д.М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало ХХ в. – 1920 г.). М.: Мысль, 1977. С. 140.].

2. Партия мирного обновления и частная земельная собственность

«Промежуточное» положение между кадетами и октябристами занимала сформировавшаяся в июле 1906 г. из «правых» кадетов и «левых» октябристов Партия мирного обновления. Раскол начался после роспуска I Думы. Д.И. Шипов, граф П.А. Гейден, М.А. Стахович считали данный шаг ошибкой и добивались того, чтобы П.А. Столыпин это признал. А.И. Гучков занимал двойственную позицию, например, с одной стороны, он утверждал, что с роспуском Думы «поторопились», а с другой стороны, что Дума явно покровительствовала «вредной и опасной… пропаганде» и что терпеть подобный порядок не дозволял просто здравый смысл. Также двусмысленным было поведение А.И. Гучкова при переговорах с П.А. Столыпиным, когда последний начал предлагать некоторым общественным деятелям места в министерстве. После них А.И. Гучков сказал, что они с П.А. Столыпиным «в сущности разошлись в деталях». Также А.И. Гучков не поставил подпись под заявлением Д.И. Шипова, графа П.А. Гейдена, М.А. Стаховича, в котором осуждался роспуск Государственной думы. После этого граф П.А. Гейден, М.А. Стахович и бывший кадет Н.Н. Львов образовали Партию мирного обновления[127 - Общественное движение в России в начале ХХ в. … С. 196.].

Первым делом члены Партии мирного обновления в лице П.А. Гейдена, М.А. Стаховича и Н.Н. Львова обратились с воззванием к избирателям, в котором заявили, что они отстаивали в Государственной думе увеличение площади крестьянского землевладения, но со стороны правительства встретили не помощь, а противодействие, вовлекшее нас в борьбу с ним, при которой совместная работа явилась невозможной. Вместе с тем Партия мирного обновления открестилась от «Выборгского воззвания», посчитав роспуск Думы актом вполне закономерным и конституционным и призвав спокойно подчиниться закономерной воле царя и продолжать мирную и упорную работу отстаивания нужд, прав и свободы русского народа. Николай II, по мнению Партии мирного обновления, хотел лишь проверить «действительно ли требования Думы соответствуют желаниям народа»[128 - Там же. С. 197.].

А.И. Гучков и его сторонники делали шаги к объединению с данной партией. Так, после опубликования воззвания Партии мирного обновления во все региональные отделения «Союза 17 октября» была разослана телеграмма А.И. Гучкова и барона Корфа, в которой утверждалось, что данное воззвание соответствует программе Союза и требованиям данного момента, в связи с чем предлагалось провинциальным комитетам принять меры к распространению этого воззвания. После этого «Союз 17 октября» начал предпринимать шаги к объединению с Партией мирного обновления. Так, 23 августа 1906 г. в газете «Речь» была опубликована информация о том, что центральные комитеты «Союза 17 октября» и Партии мирного обновления получают от большинства провинциальных отделов Союза уведомления о том, что они всецело присоединяются к программе и тактическим приемам партии и вступают в нее. На следующий день, 24 августа появилось сообщение, что в Санкт-Петербурге состоится общеимперский съезд членов Партии мирного обновления и «Союза 17 октября», где предполагалось поставить на обсуждение вопросы о прекращении деятельности «Союза 17 октября», о переходе его членов в Партию мирного обновления и об изменении некоторых положений разработанной бывшими депутатами программы Партии мирного обновления.

Некоторые изменения касались в основном аграрной программы Партии мирного обновления, и, судя по всему, они были уже согласованы, иначе незачем было давать сообщения о предстоящем съезде. Однако в тот же день, 24 августа 1906 г., в газетах появилось правительственное сообщение, где говорилось о том, что революционное движение после ряда неудачных попыток произвести вооруженное восстание решило путем уничтожения высших должностных лиц произвести впечатление в стране и на правительство и навести панику. Поэтому необходимо было противопоставить насилию силу, для чего предполагалось издать Временные правила о военно-полевых судах для осуждения обвиняемых в наиболее тяжких преступлениях в местностях, объявленных на военном положении или в положении чрезвычайной охраны. Целью репрессий, по мнению правительства, должно было стать создание устойчивого порядка, зиждущегося на законности и разумно понятой свободе. В этом же сообщении напоминалось о передаче, согласно Высочайшему повелению, Крестьянскому поземельному банку удельных и оброчных статей, что позволяло землеустроительным комиссиям развернуть свою деятельность «для удовлетворения земельной нужды»[129 - Общественное движение в России в начале ХХ в. С.-Пб.… С. 202.].

Правительственное сообщение вызвало возмущение в рядах Партии мирного обновления, А.И. Гучков, наоборот, приветствовал декларацию правительства во всех ее частях вплоть до военно-полевых судов. Заявление А.И. Гучкова произвело эффект разорвавшейся бомбы. Левая часть октябристов была возмущена. Князь Е.Н. Трубецкой через газету «Русские ведомости» обратился к А.И. Гучкову с ироническим вопросом: «К какой партии он принадлежит, к партии мирного или военного обновления?» и назвал октябристов партией последнего правительственного сообщения. В ответ на это А.И. Гучков выступил в «Новом времени» с обширным открытым письмом, где выразил сомнение в работоспособности I Думы и выразил одобрение в связи с ее роспуском, посетовав лишь на то, что для самого роспуска был выбран неудачный момент. После этого из Центрального комитета «Союза 17 октября» ушел Д.И. Шипов, который в своем заявлении о выходе из партии назвал министерство П.А. Столыпина «министерством роспуска Думы».

С этого момента началось резкое размежевание Партии мирного обновления и «Союза 17 октября». Д.Н. Шипов, выйдя из Союза, вступил в Партию мирного обновления, его примеру последовали князь Е.Н. Трубецкой, князь В.М. Голицын, С.М. Четвериков, П.П. Рябушинский, князь Г.Н. Трубецкой, И.Ф. Огнев, А.С. Вишняков, граф К.А. Хрептович-Бутенев. После этого данная партия выработала устав, который 16 октября 1906 г. решением Санкт-Петербургского особого городского по делам об обществах присутствия был внесен в реестр обществ г. Санкт-Петербурга за № 23 под названием Устав Общества мирного обновления. Учредителями его были граф П.А. Гейден и потомственные дворяне Н.Д. Байдак и И.Н. Ефремов. На основании этого устава был образован Центральный комитет, председателем которого был избран граф П.А. Гейден, а членами – Д.Н. Байдак, граф Э.П. Беннигсен, А.С. Вишняков, князь В.М. Голицын, И.Н. Евремов, И.Н. Коковцов, Н.Н. Львов, П.П. Рябушинский, М.А. Стахович, князь Е.Н. Трубецкой, С.И. Четвериков, Д.Н. Шипов, В.П. Энгельгардт, А.А. Ячевский[130 - Партия мирного обновления (Проект аграрной реформы группы прогрессистов и программа партии, выработанная во время заседаний Государственной думы 27 апреля – 8 июля 1906 г.). С.-Пб.: Тип. акц. общ-ва «Брокгауз-Эфрон», 1906. С.23.].

В Уставе Общества мирного обновления указывалось, что его целью являлось последовательное проведение законным путем в жизнь России начал конституционной монархии. Достигнуть этого они собирались следующими способами: 1) обсуждением вопросов государственной, общественной и хозяйственной жизни России; 2) составлением программ и законопроектов; 3) изданием и распространением периодических и иных печатных произведений; 4) устройством предвыборных и других собраний, лекций, чтений, а также участием в предвыборной агитации. Деятельность Общества распространялась на территорию всей Российской империи, вступить в него могли все, кто разделял его программу и выплачивал ежегодные членские взносы в размере половины их дневного заработка, но не менее 60 коп. Тех, которые не уплачивали взносы в течение двух лет, исключали[131 - Устав Общества мирного обновления. С.-Пб.: Тип. А.С. Суворина, 1906. С. 1–8.]. 23–24 октября данная партия приняла воззвание, в котором осудила и пережитки приказного строя, и революционную анархию крайних партий. В ответ на это 5 ноября 1906 г. А.И. Гучков выступил с речью, где среди прочего призвал к борьбе с аграрной программой, которую выдвигали оппозиционные партии[132 - Общественное движение в России в начале ХХ в.С.-Пб. … С. 204.]. Таким образом, «Союз 17 октября» и Партия мирного обновления окончательно разделились.

В этом же 1906 г. была разработана и аграрная программа Партии мирного обновлении, в которой подчеркивалось, что она, с одной стороны, принадлежит к самым решительным противникам переустройства нашего экономического быта на основах социализма, так как считала невозможным установить какой-то особенный деревенский, полевой социализм при сохранении капиталистического строя для всех остальных видов собственности, не исключая и городских земель, но, с другой стороны, не находит нужным выступать против таких попыток земельной реформы. Занимая невоинственную позицию, Партия мирного обновления подчеркивала, что, находясь на строго индивидуалистических началах, она тем не менее стремится примирить в области земельного законодательства интересы различных привязанных к земле слоев нашего государства с целью «наилучшим образом утвердить частновладельческое, … предпринимательское землевладение»[133 - Личная земельная собственность по аграрной программе Партии мирного обновления/ Сост. В. Петрово-Солово. Тамбов: Типолитография Торг-го дома «Н. Бердо-носов, Ф. Пригорин и К°», 1906. С. 3.].

Одним из главных различий между «Союзом 17 октября» и Партией мирного обновления в аграрном вопросе была проблема принудительного отчуждения частной земельной собственности. Так, «Союз 17 октября» допускал это как совершенно исключительную меру, указанную государственной необходимостью и могущую получить практическое применение только тогда, когда все остальные способы удовлетворения земельной нужды (добровольная покупка, переселение, расселение и проч.) оказались бы недостаточными. В целом, Партия мирного обновления поддерживала данную меру, выступая, однако, за ее смягчение. Например, она предлагала не устанавливать максимального размера частного землевладения, считая это глубоко несправедливым и совершенно не нужным. Более того, мирнообновленцы выступили с инициативой вообще изъять из обращения раздражающее всех слово «помещики» и заменить его более нейтральным термином «землевладельцы». Они пытались доказать, что наличие в демократической стране крупной земельной собственности вовсе не мешает ее экономическому развитию. В качестве примера Партия мирного обновления приводила Германию, где в начале ХХ в. 1/9 всей пахотной земли принадлежала 17 землевладельцам, и Англию, в которой мелкой земельной собственности почти не существовало[134 - Личная земельная собственность по аграрной программе Партии мирного обновления… С. 4.].

Мирнообновленцы считали, что нет необходимости дробить крупные землевладения искусственно, а нужно предоставить экономический процесс его естественному развитию, так как частная земельная собственность в начале ХХ в. в России, по их мнению, не только не сосредоточивалась в руках капиталистов, но обнаруживала самую решительную наклонность к раздроблению. Причины этого процесса находились как в экономическом строе, так и в народной психологии. В частности, русский человек никогда не признавал принципа единонаследия (майората или минората) и требовал раздела наследства между сыновьями на основе полного равенства. Новое же, на тот момент, Гражданское уложение вообще устанавливало равенство наследственных прав между лицами обоего пола. Сверх того, начавшийся после отмены крепостного права в 1861 г. рост цен на землю соблазнял многих крупных помещиков, которым приходилось вкладывать в свои имения все большие и большие капиталы, продавать, принадлежавшие им земли[135 - Там же. С. 7.].

Ненужность форсированного дробления частновладельческих земель Партия мирного обновления объясняла еще и тем, что, по их мнению, фермерства в западноевропейском смысле в России в тот период не существовало. «Наши арендаторы совершенно не похожи на английских, немецких или итальянских, – считали мирнообновленцы, – в отличие от последних, они не улучшают имения приложением к нему рациональных приемов хозяйства и капитала, но за весьма редкими исключениями самым хищническим способом ухудшают его, портя, а иногда и истребляя лесные насаждения, распахивая склоны, засоряя реки и источники, истощая почву посевами без всякого удобрения, часто хлеб по хлебу, благо земля выносит. Ко всему этому после первой российской революции присоединилась неуверенность в завтрашнем дне, та всеобщая паника, вызванная крестьянскими волнениями, поджогами и погромами усадеб. Все это должно было вызвать массовую распродажу частновладельческих земель и постепенное исчезновение латифундий. «Если мы взглянем вокруг себя, – говорили они, – то мы увидим, что положительно вся Россия продается. Государственные кредитные учреждения завалены работой, и землевладельцы, заявившие свои земли в продажу, по целым месяцам ждут оценщиков земельных банков». Если государство воспользовалось бы сложившейся ситуацией правильно, то земельную реформу можно было провести добровольно и без всякого нажима со стороны[136 - Там же. С. 9.] .

К тому же закон, ограничивавший размеры частного землевладения, мог вызвать к жизни различные «ухищрения», как-то: фиктивный перевод излишка земли на имя жены, детей, родственников; покупка земли через подставных лиц при помощи закладных или долгосрочной аренды; распродажа излишков земель до реформы «кому попало», в том числе и богатым крестьянам, которые могли бы стать новыми помещиками, сосредоточив в своих руках огромные земельные владения и т. д. Сверх того, сам процесс отчуждения частных земель занял бы длительный период времени. Так, согласно проекту Кутлера, отчуждению подлежало бы свыше 40 млн десятин, на что потребовалось бы 10–15 лет. К тому же оценка земли предлагалась «справедливая», то есть ниже рыночной, которая была признана «вздутой». Вознаграждение собирались выплачивать не наличными деньгами, а процентными бумагами по номинальной цене (около 50 % их рыночной стоимости). Все это привело бы к существенному урону отечественному сельскому хозяйству. Сохранившиеся же хорошо организованные, правильно эксплуатируемые и «вооруженные» достаточным оборотным капиталом имения (пусть даже и с роскошными усадьбами), по мнению Партии мирного обновления, никакого ущерба никому бы не нанесли, так как они могли бы явиться примером проявления энергии, трудолюбия и знания[137 - Там же. С. 14.].

Согласно аграрной программе Партии мирного обновления ряд категорий земель не подлежал отчуждению, к ним относились: 1) принадлежавшие различным учреждениям и имевшие общеполезное значение; 2) находившиеся под усадьбами, огородами, садами, хмельниками, виноградниками, искусственными лесонасаждениями, питомниками; 3) на которых располагались фабрично-заводские и промышленные предприятия, а также земельные угодья, которые обслуживали их потребности в необходимом для этого размере; 4) леса, имевшие защитное и водоохранное значение, а также не подлежавшие раскорчевке и находившиеся на местах, непригодных для земледельческой культуры; 5) крупные земледельческие хозяйства, которые признавались центральным землеустроительным учреждением, имеющим общеполезное значение[138 - Личная земельная собственность по аграрной программе Партии мирного обновления… С. 25.].

Мирнообновленцы также выступали за устранение препятствий к переходу от общинного землевладения к личному. Они считали, что пора русскому крестьянству перестать быть муравейником или пчелиным ульем и стать союзом полноправных русских граждан, вооруженных всеми правами свободных людей, не исключая и самого драгоценного из них, права личной и наследственной собственности. Только тогда можно будет ожидать от крестьянства личной инициативы, пробуждения духа предприимчивости и самодеятельности, столь необходимых для культурного и экономического роста нашего государства. Таким образом, Партия мирного обновления считала, что образование многомиллионного класса мелких личных собственников из элементов наиболее крепких земле, наиболее способных к земледельческой деятельности, наиболее трудолюбивых и энергичных, к которым и перейдет постепенно вся крестьянская земля, как только снимутся с нее оковы сельской общины, явится самым действительным противником социализма. Только тогда в России удастся создать политически консервативно настроенное большинство населения, которое будет крепко хранить принцип частной собственности, на котором стоят все западные государства и с упразднением которого можно ожидать только анархии и всеобщего обнищания. Поэтому нужно заменить нынешнего жалкого, невежественного крестьянина, служащего игрушкой в руках всякой агитации и пропаганды, новой силой, которая, как и на Западе, будет надежным оплотом государственного спокойствия и мира, основанным на равном для всех правовом порядке. И к этому необходимо стремиться как можно скорее[139 - Там же. С. 27.].

Партия мирного обновления категорически отмела все предположения левых партий о том, что разрушение общины создаст крайне неустойчивую систему, на одном полюсе которой будет немногочисленное зажиточное, а поэтому и «спокойное» крестьянство, а на другом – многочисленный безземельный пролетариат, принужденный личным трудом снискивать себе пропитание. На Западе этот пролетариат поглощался фабриками и городами, в России же значительная часть его, из-за недостаточной развитости промышленности, могла остаться неиспользованной и создать еще большую, «нежели нынешнее крестьянство, опасность для государственного мира». Не соглашаясь с этим, мирнообновленцы полагали, с одной стороны, что в результате земельной реформы П.А. Столыпина разорится меньшинство крестьян, а большинство – останется на земле (при этом, в первую очередь с нее уйдут те, кто ей и так фактически не владел и передал свои наделы «более трудолюбивым и хозяйственным односельчанам»), а с другой стороны, что все-таки «с упразднением общины, … в абсолютных числах безземельный пролетариат через некоторое время представит из себя величину довольно внушительного размера». Часть его Партия мирного обновления предложила, как и на Западе, отправлять в город, а часть – оставлять в деревне, мотивируя это тем, что создание хуторского хозяйства потребует большого количества работников-батраков, то есть частновладельческие хозяйства откажутся от обработки полей отрядным методом (крестьянским «инвентарем» и скотом, с уплатой за десятину) и перейдут к батрачной системе, когда у каждого землевладельца будет собственный живой и мертвый инвентарь и … артель постоянных рабочих. К тому же, как предполагалось, внедрение земледельческих машин и орудий вызовет необходимость в профессиональных мастерах. Для удовлетворения запросов разбогатевшей части деревни будет призван целый ряд ремесленников, кузнецов, слесарей, шорников, столяров[140 - Личная земельная собственность по аграрной программе Партии мирного обновления/ Сост. В. Петрово-Солово. Тамбов: Типолитография Торг-го дома «Н. Бердоносов, Ф. Пригорин и К°>», 1906. С. 29.]