Другая. Украденная душа

Маша избавила Родиона от этого нудного кошмара, но все же, ему хотелось знать о ней больше…

За все время их общения никто не звонил ей на мобильный, кроме общих знакомых из театра да квартирной хозяйки. Как-то раз на ящик театра пришла повестка из милиции по ее душу, но Родион не спросил, в чем дело, а она не рассказала.

В сущности, он не так много знал о своей невесте: рано лишилась родителей, выросла в детдоме, окончила театральное училище в Оренбурге, два года работала в местном театре, там ее и нашел главреж Раковский, пригасил в Самару. Родиону было вполне достаточно видеть, зорким оком художника, что у Маши нет необходимости рисовать свое лицо на холсте, разве что только чуть-чуть, в самых уголках глаз и контурах губ.

* * *

Она съездила в Москву всего-то на три дня, но вернулась совершенно другой.

Родион встретил ее на вокзале, издали приветствуя букетом нарциссов. Умопомрачительные цветы, сжимающие в глубине своих шестиконечных звезд неповторимый травянистый запах. Женщины думают, что цветы дарят им, на самом деле, мужчина покупает цветы самому себе, чтобы держать их в ладонях, нюхать и разглядывать. Чтобы идти по городу с букетом, когда все на тебя смотрят и знают, куда и зачем ты идешь. Или думают, что знают, а на самом деле – все не то и не так…

– Эй, где ты?

– Так… Задумалась.

– Что-нибудь с тобой произошло?

– Ты хочешь спросить, не встретила ли я кого-нибудь, не влюбилась ли?

– Ну… Разве я так сказал?

– Ты подразумевал.

– В общем, да.

– Нет. Никого я не встретила.

Но Родион не совсем поверил. Допустим, какой-то мужчина в Москве на самом деле произвел на не впечатление. Неужели, в таком случае, она должна рассказать об этом своему жениху?

– Знаешь, милый, я тут с одним парнем познакомилась, телефончик ему оставила…

Родион ей кто – подруга? Поделиться с ним смутными девичьими мечтами… Она пока совершенно свободна, клятв, обещаний не давала, в церкви не венчалась. И тоже живет в атмосфере постоянного кастинга, как любая незамужняя женщина. Это как с фотографией на конкурс Афродиты: послала – не сказала, пришел ответ – известила.

Может быть, они переписываются имейлом, шлют друг другу СМС-ски? Пока только флирт, ничего серьезного, но постепенно он, этот гипотетический москвич, вытесняет в ее душе Родиона, а Родион становится все более жалким, ничтожным, а москвич растет, наливается, твердеет, как памятник на постаменте, маленький Родион прыгает вокруг, едва доставая до его каменных яиц…

Вспомнилась чеховская «Душечка». Мысль о том, что мужчина создает женщину. И вот, налицо действие этого закона: Маша встретила в Москве другого, и он вылепил ее за каких-нибудь три дня и продолжает лепить заочно. И поэтому она так сильно изменилась.

Как Нина Заречная, чайка-куропатка, когда вместо жалкого начинающего встретила большого и настоящего, а он, начинающий, полный отчаяния, застрелил птицу-символ и швырнул к ногам своей уходящей любови:

– Я имел подлость убить сегодня эту куропатку. Кладу у ваших ног.

А ведь еще недавно была влюблена, прибежала в сумерках:

– Отец и его жена не пускают меня сюда. Говорят, что здесь богема… боятся, как бы я не пошла в актрисы… А меня тянет сюда к озеру, как куропатку… Мое сердце полно вами.

А почему он столь бездумно принял самый мягкий вариант реальности: очарование, СМС-ски? Может быть, все у них уже произошло, там, в московской гостинице…

Когда эта мысль пришла ему в голову, Маша была рядом, ее профиль двигался на фоне солнечных бликов, невообразимо далекий, чужой. Они шли парком Гагарина, вокруг светилась ярко-зеленая майская листва, желтые и лимонные бабочки порхали над молодой травой, в поисках еще не распустившихся цветов.

Что же это получается: придумал сказочную повесть о бабушках и дедушках, о первом поцелуе… Четыре месяца витал в небесах, как детский воздушный шарик. А она… Четыре месяца и три дня.

– А что, если нам пойти и прямо сейчас подать заявление в ЗАГС?

Маша посмотрела на него, чуть склонив голову набок, словно маленькая собачка.

– А у тебя паспорт с собой? – спросила она.

Уже вылезая из такси на углу Разина и Комсомольской, Маша проговорила, как бы между прочим, вскользь:

– А вот я давно жду: когда же это он перейдет от теории к практике…

* * *

Дни шли за днями, они по-прежнему встречались у Чапаева, гуляли и путешествовали по кафе. Добавилось новое развлечение – воображаемый шопинг. Они ходили по магазинам, присматривались к предметам, которые раньше были им не нужны. Вот большая сковорода: можно изжарить генеральский омлет. Чайный сервиз: будем принимать гостей. Для той же цели – несколько пар разноцветных тапочек. Детские товары. Нет, это потом…

Май был в разгаре, открылась навигация, теперь вместо кафе можно было посидеть в буфете прогулочного теплохода, глядя, как мимо проплывает город на высоком берегу.

– Вон мои окна, смотри!

– Где? Не пойму…

Родион берет Машину руку и чертит ее пальцем по стеклу.

– Раз, два, три – сверху. Раз, два… Восемь – слева.

Маша поворачивается в пластмассовом кресле, ее коленка упирается Родиону в бедро. Кажется, будто трепещущий ток течет от ее руки через все его тело, уходит, как в землю молния, обратно в ее коленку… Удивительные, странные ощущения. Словно ему лет пятнадцать, и он впервые встретился с девушкой, с Владой из восьмого «Б»… Нет, надо их забыть: всех этих Влад, Лен, Инг…

Странно смотреть с реки на серую громаду своего дома, на раскрытую форточку кухни с красной занавеской…

Совсем уже скоро они будут вместе вставать по утрам, вместе распахивать окна навстречу рассвету – каждый свою створку. Свадьба назначена на двадцатое июня.

Дом медленно поворачивается в солнечных лучах, со всеми своими фальшивыми колоннами и башнями в стиле сталинского ренессанса, последовательно вспыхивают и гаснут вертикальные ряды стекол.

– Когда-нибудь все же пригласи меня, – говорит Маша. – Хочется посмотреть, как ты живешь.

Родион отпрянул, выпустил ее руку. Что значит – когда-нибудь пригласи?

– Ты меня разыгрываешь, – сказал он.

Маша посмотрела на него с недоумением, в ее глазах метнулся непонятный испуг.

– Ты что же – правда, забыла?

– Забыла, – грустно сказала она. – Теперь вспомнила.

Ведь она была у него – две недели назад, перед самой поездкой в Москву, они провели прекрасный вечер, потом он проводил ее домой.

Рискованный вечер, в смысле их эксперимента, вдвоем в квартире… Вечер соблазна, балансирования на самом краю, вечер удивительных переживаний…