Враг мой – друг мой

Враг мой – друг мой
Сергей Васильевич Самаров

Спецназ ГРУ
Полковник спецназа ГРУ Василий Раскатов, отправившись на очередное задание, попал в плен к боевикам. И надо же такому случиться: в банде оказался Умар Атагиев – бывший майор ВДВ, который однажды спас Раскатову жизнь. Так же он решил поступить и в этот раз – уговорив главаря банды Мовсара Байсарова отдать пленника ему, отпустил Раскатова на свободу. Но вскоре банду обезвреживают, и теперь в плену оказывается Умар. Движимый желанием помочь Умару, Раскатов оказывается перед тяжелым выбором – совесть воина вступила в противоречие со служебным долгом…

Сергей Самаров

Враг мой – друг мой

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

1. ЗАСАДА НА ПЕРЕВАЛЕ

Где-то вдалеке плакали шакалы. Целым хором... Шакалы всегда плачут, как дети: очень пронзительно, жалостливо, с многовековой обидой на весь белый свет, и слышно их далеко... Вообще-то, уже давно их, кажется, не было слышно... Шакалы большей частью в степях живут и редко близко к голодным горам приближаются. Здесь владения волчьи... Что волк добудет, тем и сыт, и объедков шакалу не оставляет, потому что сам всегда голоден. Но иногда, как умные люди говорят, популяция слишком уж сильно увеличивается, и тогда наиболее слабых гонят подальше. В данном случае, подальше – это прямиком в сторону гор, потому что больше некуда. В противоположную сторону шакалы не ходят, потому что там людей много, там города, а вокруг городов голодные собаки, которые еще страшнее людей, они многому от тех самых людей научились...

А люди не любят плач шакала. Люди самих шакалов не любят за назойливость и трусость, за неприглядный внешний вид – облезлые, издерганные блохами бока и всегда поджатый хвост. Шакалы – жители равнин. А горцам волки ближе и понятнее... Только в отличие от волков люди на шакалов внимание обращают больше. Волк только одним рыком шелудивого прогонит и тем доволен останется. А люди в надоеду порой стреляют... Но тоже не всегда... Иногда бывают ситуации, когда стрелять нельзя...

Как сейчас...

– А я в прошлом году шакалу в бок очередь дал, – говорит Хамзат, – все кишки вывалил... Он упал и давай свои кишки жрать... Фу, мерзость какая... И как Аллах их терпит...

– Пусть сегодня подкормятся... – довольно заметил эмир Мовсар. – Солдатскими кишками... Мы им сегодня пир устроим... Мне не жалко...

Джамаат[1 - Джамаат – боевая единица в незаконных вооруженных формированиях на Северном Кавказе. Согласно циркуляру, составленному еще Хаттабом, каждый джамаат должен иметь возможность действовать самостоятельно, для чего должен включать в себя командира (эмира), разведчиков, снайперов, пулеметчиков, минометчиков, минеров, связистов, санинструкторов и проч. Такие джамааты насчитывали от десяти до пятнадцати человек. Обычно отряды полевых командиров разбивались на несколько джамаатов. Позже понятие джамаата стало иметь более широкое применение, может обозначать и целую банду, и вообще вполне законное общественное или религиозное объединение.] Мовсара Байсарова занял склон неподалеку от перевала, там, где молодые елки растут среди больших камней, прямо над предпоследним поворотом дороги. Последний поворот в серпантине, как и предыдущие, не имеет над собой такого возвышения, удобного для засады и атаки, и одновременно сложного для контратаки с дороги. Тому, кто попадет здесь в ловушку, выбраться будет практически невозможно. Вверх навстречу выстрелам не прорвешься – крутизна... Сразу за дорогой обрыв, с которого лететь будешь так долго, что успеешь всех родственников поименно вспомнить и проститься... Путь только по дороге: хоть вверх, хоть вниз, но все равно без возможности укрыться...

– Шакалы сюда не поднимутся... – сказал Умар Атагиев, почесывая заживающее ухо – месяц назад шальной пулей пробило. Сейчас рана зарубцевалась, остался только заметный белый шрам, а само ухо навсегда, похоже, сделалось розовым. – Они крутизны боятся, лапы у них так устроены, что ползать любят, но не скакать с камня на камень... Да и на выстрелы не пойдут... Внизу повоют с голодухи, а подняться не рискнут...

– На выстрелы они как раз и ходят... – не согласился эмир. – Они знают, что там поживиться смогут... Умные бестии...

– Это не ум, это жадность... – стоял на своем Умар, который вообще брезговал даже смотреть на шакалов. Слишком на многих людей они походили своим поведением. Людей, которых даже вспоминать не хотелось. – А жадность никого до добра не доводила. Кто много отдает, к тому все само приходит, весь мир приходит, а кто на золоте сидит, кроме золота ничего не видит... От блеска сильно жмурится...

Только один Умар во всем джамаате и смел вслух не соглашаться с эмиром. Он по возрасту старший, и голову имеет седую, и человек уважаемый. И Мовсар никогда на Умара не сердился. И даже обращался к нему всегда, когда совет требовался, и совет всегда получал. Мовсар когда-то был старшим лейтенантом милиции и даже не в Чечне служил, а в Ростове-на-Дону. Воров ловить он умел, хотя и не любил. А воевать пришлось, когда то ли сам из ментов ушел, то ли погнали его за что-то. Приехал в Чечню, и обстоятельства так сложились, что автомат в руки взял. А потом и вообще стал эмиром джамаата... На этой «должности» Мовсар больше характером брал. Он, еще будучи ментом, власть почувствовал и до сих пор любил ее чувствовать. Но на войне одной властью не много сделаешь. И приходилось к Умару обращаться. Умар был когда-то майором ВДВ, в Афгане воевал, а после ранения инвалидность получил. Но военное дело понимал и совет дать мог всегда. И, что тоже важно, что, может быть, для Мовсара Байсарова важнее всего другого, в командиры не лез, хотя общим уважением пользовался и при желании всегда мог занять место эмира...

– Едут... – сказал Астамир Атагиев, младший сын Умара. У Астамира слух тонкий, не зря музыкой в детстве занимался, и каждый звук он издалека слышит. Пусть скрипачом Астамир и не стал, хотя преподаватель в музыкальной школе говорил когда-то Умару, что способности у его сына уникальные, но он стал хорошим часовым и отличным наблюдателем. – Далеко еще... Только-только к подъему подобрались...

– Ждем... – как-то даже радостно, с возбуждением откликнулся эмир. Глаза его, как обычно перед боем, горели. – Ждем их...

Эмир любил бой и в бою всегда был хорош. Может быть, он самым лучшим воином в джамаате был, как и полагается эмиру. Иначе что же он за эмир и откуда тогда взяться уважению со стороны бойцов, тем более когда рядом есть другие, достойные уважения. Но Умар, хотя и отличался умением, хотя и обучить других мог, для полноценного боя уже не очень годился по причине возраста. Да и здоровьем был обижен. Не зря его из армии по инвалидности уволили: контузия позвоночника – это не шутка... Да и энергией, желанием воевать сравниться с Мовсаром он не может. Умар свое отвоевал, отвоевал хорошо, о чем его боевые награды говорят, а теперь время других пришло... А единственное слабое место эмира Байсарова как командира Умар умел восполнить своим опытом: когда требовалось спланировать операцию, выбрать место, просчитать все варианты, то без помощи старшего Атагиева Мовсар обойтись не мог. Он сам это хорошо понимал, и потому Умар Атагиев был в джамаате на особом положении.

– К первому повороту подошли... – сообщил Астамир. – Поворачивают медленно... Вообще едут медленно...

– Они опасаются там засады... – сказал старший Атагиев. Со знанием дела сказал. Он заранее предупреждал, что внизу федералы будут опасаться засады.

Сам Мовсар никогда бы не выбрал такое место для внезапной атаки. Он всегда предпочитал прятаться так, чтобы издали заметить приближение противника, а не ловить короткий момент его появления... Чтобы стрелять, заранее выбрав цель, а не искать эту цель второпях... Можно было бы там, внизу, засаду устроить... Конечно, там противнику и обороняться удобнее, и плотным огнем на плотный огонь ответить можно. Но, как считал Мовсар, если сразу плотность огня довести до предельной интенсивности, федералы ничего предпринять не сумеют. Они испугаются... Они в панике будут метаться... А при испуге, при панике, когда голова ни у кого не соображает и только ищешь место, которое, как кажется, может тебя спасти, сложно организовать оборону.

Там, внизу, дорога проходит через густой, кустами сплошняком поросший ельник... Из ельника, из кустов, оставаясь невидимым, стрелять очень даже хорошо... И все цели выбрать можно заранее, пока машины не подошли еще на расстояние выстрела. Но Умар Атагиев решил, что федералы засаду будут ждать и в ельник въедут медленно, уже ощетинившись пулеметами, как дикобраз иглами, и на первый же выстрел сами ответят плотным огнем. И, как ни хороши ельник и кусты для засады, отходить через них под огнем почти невозможно. Да еще вверх отходить... Густой ельник идет до середины склона. Четыре поворота предстоит сделать колонне в ельнике. Потом ельник станет реже, а еще через два поворота вообще перейдет в молодой, растущий среди камней. Там федералы расслабятся. Нет кустов, в которых может скрываться засада. А засада, по мнению Умара Атагиева, вовсе и не должна скрываться в кустах. Она может за камнями прятаться и не видеть колонну. Только один наблюдатель должен видеть... Или слышать... А потом все вдруг поднимаются из-за камней, и – все начинается...

Умар если и не всегда, то часто использовал музыкальный слух сына во время операции. Дан человеку Аллахом дар – надо этот дар использовать, чтобы Аллаха не гневить... Так считал... И использовал... И сейчас Астамир говорил о передвижении колонны так, словно видел происходящее глазами:

– Прошли второй поворот... Чуть добавили скорость...

* * *

Астамир слышал и читал про динозавров, но в свои двадцать восемь лет, из которых он двенадцать воюет, с настоящими динозаврами ни разу не встречался. И потому он звал динозаврами всю бронетехнику федералов. Танки, бронетранспортеры, боевые машины пехоты – все они для него были динозаврами, свирепыми, тупыми, страшными в своей ярости. Он не боялся войны, как всякий горец, и потому мог во время войны даже позволить себе игру... Он представлял себе, что жили когда-то на Земле и люди, и динозавры. И динозавры могли бы раздавить всех людей, если бы сумели. Но победили люди. Они не такие слабые, какими кажутся. И Астамир представлял себя человеком, борющимся с динозаврами. Когда думаешь, что не в самом деле воюешь, а играешь, бой вести легче. Кажется, что любой эпизод можно будет потом оспорить или переиграть. Тогда и быть убитым не боишься...

– Два грузовика, как обычно, и один «динозавр»... – доложил Астамир. – «Динозавр» идет первым...

– Какой? – спросил отец.

– Бронетранспортер... «Восьмидесятка» – движок дизельный...

Дизельные двигатели, которые по звуку можно отличить от бензиновых, ставят только на более современные БТР-80. На стареньких БТР-70, привычных Умару Атагиеву еще по Афгану, стоят два бензиновых движка, каждый на две колесные оси. Сын все это собственными стараниями и стараниями отца знал прекрасно.

– Накладка, значит, вышла... – сказал Умар. – Вместо БМП идет БТР...

Знал разницу между БТРами и БМП даже эмир. И потому сразу отреагировал:

– Руслан... – позвал Мовсар минера. – Смотри внимательно. Если на БТРе сетка, взрываешь его... С машинами и так справимся... Они на этой дороге не развернутся...

– Понял, эмир...

Руслан сидел за большим камнем, готовый сжать пальцами два провода, чтобы замкнуть контакт электрического взрывателя фугаса, установленного под камнем у дороги. Аккумулятор стоял здесь же, рядом, и использовался минером в качестве подставки для локтя. Руслан любил небрежные позы, когда производил взрыв, бравировал этим, сам перед собой и перед другими «рисуясь», и уж локоть обязательно всегда на аккумулятор ставил. Так, словно он с великим комфортом воевал...

– Завгат, ты в этом случае переключайся на последний грузовик... Если сетки не будет, все по первоначальному плану...

– Понял, эмир...

– Гранату сменить успеешь?

– Не успеет... – за гранатометчика решил Умар. – Пусть в бензобак стреляет...

В последнее время на «восьмидесятках» стали ставить заградительные сетчатые экраны, предохраняющие от кумулятивных гранат. Граната взрывается, не долетая до БТРа, и не причиняет ему большого вреда. Такая кумулятивная граната и стояла в «РПГ-7» Завгата. И использовать ее силу необходимо было с толком.

Первоначально предполагалось, что с колонной машин поедет боевая машина пехоты, как было в прошлый раз и как было неделю назад. И потому планировалось БМП пропустить, а фугас взорвать под последней машиной, где сидели солдаты. С БМП же справился бы гранатометчик. Их в джамаате два. Если бы первый допустил промах, чего вообще-то не бывает, выручил бы второй. Потом и крупнокалиберный пулемет бы подключился. Но сейчас пулемету следовало дать другую работу.

– Анзор, переберись левее... Работаешь сразу по второму грузовику... Можно дать очередь в двигатель первого... И по кабине... Можно вообще только по кабине... Вывернуть он все равно не сможет... Смотри, в тент не стрелять... Вообще кузов не трогать... Никому... Ни тент, ни борта... Анзор, по кабине... Потом по второму... Плотно...

– Понял, эмир...

В джамаате был только один крупнокалиберный пулемет китайского производства. Его приходилось даже по ходу боя часто перенаправлять с одной цели на другую, чтобы добиться большего эффекта. В отличие от всех китайских товаров, о качестве которых даже в лесах Чечни, далеких от всех базаров, слышали, пулемет был безотказным. Хорошо и то, что к нему подходили патроны калибра 12,7 от российских аналогов. Единственный недостаток – пулемет, как ни странно это выглядело, имел несколько блестящих никелированных деталей, словно предназначен был для глупой выставки. Эти детали по предложению Умара Атагиева закрасили обычной масляной краской. Но краска быстро стиралась, и потому красить приходилось часто. Когда находишься в засаде, блестеть ничего не должно...

* * *

Теперь уже звуки двигателей слышали все. Они тяжело гудели на одной низкой ноте, хотя высота перевала была не такая уж и впечатляющая. Но это, должно быть, потому, что оба грузовика поднимались на перевал на второй передаче, а она всегда басистая. Перевал затяжной, машины в армии старые, двигатели изношенные, да и не слишком берегут их солдаты, которым только бы свой срок службы отъездить. Потому начинают подниматься на перевал на третьей скорости, потом вынужденно переходят на вторую, поскольку на третьей грузовики глохнут.

Бронетранспортер же шел ровно и уверенно: должно быть, двигатель у него был новее и лучше. Башенная пулеметная установка, способная работать в качестве зенитки, смотрела круто вверх[2 - Угол подъема ствола крупнокалиберного пулемета «КПВТ» калибра 14,5 и спаренного с ним пулемета «ПКТ» калибра 7,62 равняется шестидесяти градусам. Это дает возможность пулеметам вести зенитный огонь по целям на дальности до тысячи метров, используя при этом зенитный оптический прицел «1ПЗ-2».], на склон, как раз туда, где устроилась засада. Стрелок-наводчик, видимо, постоянно контролировал окружающий его враждебный мир и готов был начать стрельбу в любой момент. Сюда же, в сторону склона, смотрели и шесть гранатометов, смонтированных на задней части башни. Но эти гранатометы боевикам не угрожали, поскольку они предназначались для устройства дымовых завес и стреляли только дымовыми гранатами.