Проводник

– Может, не хотел говорить о своих проблемах. А, может, и сам не знал. Сердце это такая штука, непредсказуемая, – сочувствующе ответил следователь. – В общем, еще раз простите за задержку.

Мы некоторое время постояли молча. Наверное, мне стоило что-то сказать, но ничего путного в голову не шло – настолько я был ошарашен произошедшим. Вот тебе и приятное утро! Мы медленно вышли из управления.

– Мы только вчера, только вчера его видели, радостного и полного жизни, а сегодня… Его нет. Понимаешь, нет! Ему же только двадцать было! Разве так бывает в нашем возрасте?! – Ира опять начала плакать.

Я совсем не разбирался в медицине и поэтому не знал, что ей сказать. И вообще не знал, как можно было это объяснить.

– Он совсем не был похож на больного, ну да – немного лишнего веса и… – я замолчал. Понял, что даже толком и не знал Виктора. Да, он был постоянно с нами, мы общались. Но были ли мы друзьями? Скорее нет, чем да. Просто учились вместе. Я даже не знал ничего о его прошлом, о родителях. Для меня он был просто хорошим парнем, вечно жующим сладкое. Так что если и были у Виктора проблемы с сердцем, с чего бы он стал мне о них говорить?

Думаю, Ира тоже все это понимала. Когда я взял её за руку, она не сопротивлялась. И это не было каким-то романтическим жестом – всего лишь знаком поддержки и понимания. Девушка сжала мою ладонь.

Наконец мы вернулись к архиву, но дверь была заперта. Поднявшись наверх, мы нашли начальницу. «Ой, ребята, как же так, ужас-то какой!» – увидев нас, она всплеснула руками. Мы минут пять поговорили. Она сказала, что Алфавит пошел домой («Олежка так расстроен, так расстроен был!») и мы, если хотим, тоже можем идти. Я все-таки попросил ключ от архива. Не собирался сегодня ничего делать, просто хотелось посидеть где-то и спокойно подумать, а лучше поговорить. Ира тоже это понимала и составила мне компанию.

За последнюю ночь в архиве ничего не изменилось – всё на своих местах, как мы и оставили вчера. Я захлопнул дверь и уселся на стопку старых журналов в углу. Ира стояла в другом углу, обхватив себя за локти.

Просидев в тишине меньше минуты, я поднял глаза на Иру и серьёзно сказал:

– Послушай, это прозвучит немного дико… Но не думаешь ли ты, что смерть Виктора как-то связана с той статьей?

Иру буквально передернуло, она испуганно смотрела на меня.

– Нет, я не псих, но… Понимаю, это как одна из этих дурацких страшных баек, что дети в пионерлагере друг другу на ночь рассказывают! Но если вдруг предположить, что это правда, что все, что там написано, на самом деле происходило, то я бы хотел разобраться и выяснить, откуда эта история, кто ее рассказал, почему ее вырезали из газеты, – я говорил и понимал, что мои слова звучат крайне нелепо, что проще поверить, будто Витя умер от приступа.

– Я бы тоже очень хотела узнать правду, – ответила Ира неожиданно твердо. – Только где искать, у кого спрашивать? Статья осталась у Виктора. Как мы ее заберем? Придем и скажем родителям – ой, там кусок газеты был у Вити, отдайте нам его, пожалуйста? Как будто им сейчас до этого! Они сына потеряли.

– Я думаю, нам стоит немного подождать, пока они более-менее успокоятся, а после прийти и поговорить. Сейчас, конечно, нас попросту культурно пошлют. А может, и некультурно.

– Мы пока можем просмотреть оставшиеся газеты и журналы. Может, найдём что-то похожее на знакомую нам статью, – предложила Ира.

Идея была хорошая. Сначала мы поищем какие-нибудь следы и упоминания в архиве. А уж после попробуем добыть статью из дома Виктора и узнать, что же на самом деле произошло.

8

Остаток дня мы провели в поисках хоть какой-нибудь информации, касающейся газетной вырезки. Перерыли множество изданий, но так и не нашли ни продолжения, ни даже намёка на нашу историю.

– Ну и что теперь будем делать? – устало спросила Ира, когда мы наконец закончили возиться с огромной кучей пыльных пожелтевших газет, журналов и вырезок. Глаза ее, кажется, даже немного слезились от пыли.

– Спокойно, действуем по плану! – ответил я с несколько преувеличенной бодростью. Не то чтобы я очень надеялся и вправду что-то найти, но все равно чувствовал разочарование. И усталость. – Статья ведь у Виктора дома.

– Да… Со статьей на руках мы, наверное, сможем разузнать побольше – неуверенно протянула Ира. – Найти людей, которые что-нибудь расскажут.

Мы уже собирались уходить, как вдруг меня осенило. Я схватил журналу записей, лежавший на подоконнике, и начал быстро его листать.

– Что ты ищешь? – недоуменно спросила Ира.

– Все очень просто! Как же я раньше об этом не догадался? – я открыл журнал на последней странице и проверил последнюю запись. Затем быстро переписал несколько слов в блокнот. Подойдя к стопке газет, я стал перебирать их одну за другой.

– Да что ты делаешь? Ты можешь мне сказать или нет? – Ира почти кричала. Видимо, сказывалось напряжение последних часов.

– Наша статья 1947 года выпуска. Правильно? Я взял несколько газет этого года и собираюсь переписать имена людей, работавших в издательстве. Все очень просто.

– Как же я сама не догадалась? Наверное, из-за всего этого вообще голова не варит. Получается, зная, кто работал в это время, мы можем попробовать связаться с ними и узнать про нашу статью!

– Наверное, так. Но нам еще нужно будет этих людей найти. А с этим уже сложнее. Список не то чтобы большой, но поработать есть над чем, – я продемонстрировал Ире блокнотный листок с десятком записей – фамилия, имя, отчество, должность. – Завтра мы зайдем попрощаться с Виктором и попробуем забрать статью.

– И постараемся найти людей, связанных с ней, – закончила Ира.

– Да, хотя прошло уже сорок лет… Ладно, все будет завтра. Скорее бы этот сумасшедший день закончился!

Мы медленно шли домой, каждый думал о своем. Я о том, как сказать родителям Виктора, что нам надо забрать кое-какой документ, и придется порыться в его вещах. Это может быть нелегко.

– Во сколько завтра? – прервала Ира наше молчание.

– Извини, что? – я встрепенулся.

– Ну, в котором часу пойдем проститься с Виктором? – спросила она.

– Я думаю, часов в двенадцать… Давай встретимся здесь, – я показал рукой на перекрёсток между нашими домами.

– Хорошо, а что с Алфавитом? – вдруг спросила Ира.

– Позвоню ему и договорюсь о встрече. Алфавит-то нам точно не помешает. Его рассудительность будет очень полезна в такой ситуации.

Ира чуть закусила светлый локон. Я заметил, что она часто делает так, когда нервничает.

– Ладно, договорились, в двенадцать, – Ира помахала мне и быстро ушла.

На улице было светло, дети еще играли на площадке и, проходя мимо одного из подъездов, я услышал разговор двух ребят. Мальчик и девочка лет девяти-десяти сидели на скамейке и громко спорили, не замечая никого вокруг.

– Да я говорю тебе, она существует – рыжая ведьма! – утверждала девочка.

– Девчачьи байки! – фыркал мальчик.

– Тогда слушай… – начала девочка.

Я как бы невзначай приостановился в стороне. Двое не обращали на меня никакого внимания.

– Рыжая ведьма забирает одиноких детей в тёмных подъездах. Тех, кто идет домой без родителей. Говорят, она заходит в темный подъезд и следует за ним. А когда ребёнок собирается выйти на свет или позвонить в дверь, она хватает его из темноты и забирает.

– Куда забирает? В избушку на курьих ножках?

– Никто не знает, куда, дети просто исчезают. Говорят, что на месте, где ведьма похищает ребенка, обязательно находят рыжий волос. Потому и прозвали ее рыжей ведьмой.

– А откуда они знают, что ведьма – это ведьма? – недоверчиво спросил мальчик.

– Ну, значит, кто-то видел, что это ведьма!

– А кто ее мог видеть, если она нападает только на одиноких детей, и все они пропали? – спросил мальчик с еще большим недоверием в голосе. – Один мальчик из соседнего подъезда мне говорил, что другой мальчик из соседнего двора рассказывал, что видел, как она напала на девочку из того же двора. Но он, ну, который видел, после этого не выходит гулять, боится, – в голосе девочки прозвучало презрение.