Шанс. Подготовка к выполнению замысла. Книга 2

Аркадьевич, отойдя от магнитофона, прослушивает все записи, выключает и поворачивается ко мне.

– Какие разноплановые песни. Все твои? – не выдерживает он.

Молча смотрю на него и киваю.

– Я бы не решился показывать их профессионалам, если бы это был плагиат, – наконец сообщаю ему.

– Спой под гитару про коня, – предлагает он.

Пою «Коня», потом и другие песни по его просьбе. Наконец он подходит к главному вопросу:

– Сколько ты за них просишь?

Передаю слово в слово то, что уже озвучил Аде Антоновне.

– Ого! – восклицает и, обращаясь к ней: – Ничего себе аппетиты у современной молодежи! Зачем тебе столько денег? – спрашивает, хитро глядя не меня.

– Овес нынче дорог, – отвечаю репликой Бендера.

Аркадьевич тонко захихикал. «Тоже знает Ильфа и Петрова», – мысленно отмечаю.

– Я могу тебе заплатить тысячу рублей за все песни, – предлагает.

Встаю, задвигаю стул и беру со стола конверт с нотами.

– Извините, что отнял у вас время. Пленку отдадите? У меня в Москве еще много дел, – смотрю угрюмо на него.

– Пленку-то отдам. А если эти песни прозвучат потом где-нибудь? Что будешь делать? – хитро сморит на меня.

– Я могу даже оставить пленку, уйти без нее и без денег, но обманув меня сейчас, в будущем вы потеряете больше. Я не злопамятный, но память о зле у меня хорошая, а жизнь сегодня не заканчивается, – сверлю его взглядом.

Некоторое время меряемся взглядами. Наконец он отводит взгляд. Антоновна сбоку облегченно выдыхает, чуть скрипнув стулом.

– Не собираюсь я никого обманывать, – буркнул он в сторону. – Кто же так торгуется? Сразу собираешься уходить, угрожаешь, – возмущается, видимо забыв, что только что сам угрожал кинуть меня.

– Не люблю торговаться, – сообщаю, – я знаю настоящую цену моим песням. Она значительно больше, чем прошу я.

– Откуда ты можешь знать? Я предлагаю тебе реальную цену, по две тысячи за первую песню и про коня, за остальные по пятьсот рублей.

Начался конструктивный торг. В результате пришлось скинуть свою цену. Сошлись на четыре тысячи пятьсот рублей за «Так хочется жить», «Коня» и «О той весне», после того, как я объяснил концепцию песни о войне – несколько детей в касках и солдатских скатках поют на фоне военной кинохроники. Остальные четыре песни ушли по три тысячи за каждую. Согласился с дополнительным условием Аркадьевича привезти ему еще песен. Вижу довольство в глазах Антоновны.

– Не споешь ли те песни, которые уже продал? – спрашивает она.

– Кофе можно? – интересуюсь, наглея.

– Иосиф Аркадьевич, у вас сливки найдутся? – улыбаясь, спрашивает в спину, отсчитывающего деньги Аркадьевича.

– В холодильнике посмотри, – отмахивается он.

Через некоторое время отхлебываю ароматный напиток и берусь за гитару. Пою «Дальнобойщик», «Маленькую страну» и «Все пройдет».

– Однако, – неопределенно произнес Аркадьевич. – Еще есть? – интересуется.

– Есть дворовые и блатные, – признаюсь.

– Спой, – чуть ли не в унисон попросили оба.

Пожимаю плечами и пою «Кольщик», «Ушаночку», «Ребята с нашего двора» и «Старые друзья».

– У тебя кто-то сидел из родных? – формально поинтересовался Аркадьевич. (Видимо, не впечатлился от этих песен).

– Нет. Много знакомых сидело и сидит, – признаюсь.

– Какую песню ты пел на вашем концерте? – не унимается Антоновна.

– Про бабушек, – отчего-то смущаюсь.

– Спой, – предлагает и объясняет Аркадьевичу о нашем концерте к 8-му марта.

Пою про бабушек. Взрослые внимательно слушают.

– Образно и трогательно, – отмечает Аркадьевич. – Ты в песнях упоминаешь бараки, сараи…. Там так у вас живут? – интересуется.

– Живут по-разному. Я с родителями и бабушкой – в бараке, – признаюсь.

Пересчитываю деньги и складываю их в пакет.

– Тебе куда надо? – спрашивает Антоновна.

Смотрю на настенные часы и прикидываю, где могут сейчас находиться ребята. Судя по времени или у Соломоныча, или у фарцовщиков.

– Мне бы к ребятам, – прошу Антоновну. Она кивает и спрашивает разрешения у Аркадьевича воспользоваться телефоном.

– Сережа, помни о своем обещании, – напоминает он и протягивает свою визитку.

Киваю, прощаюсь и выхожу на лестницу. Только в машине чувствую, как спадает внутреннее напряжение. Отсчитываю Антоновне причитающуюся ей сумму.

– Удивил ты Иосифа, – сообщает она, – и меня тоже, – признается и впервые улыбается мне. – Он был моим преподавателем в Гнесинке когда-то, – признается с грустью.

– Сейчас работает администратором? – предполагаю я.

– Откуда ты знаешь? – удивляется.

Пожимаю плечами:

– Догадался.

Заехали в какой-то мрачный двор и остановились.