Соловецкие этюды

Конечно, на Соловецких островах очень мало солнца и летней зелени. Неудивительно, что дети пытаются восполнить их дефицит в своем воображаемом нарисованном мире. Но ведь и Британские острова – далеко не самое погожее место на свете. Поэтому очевидно, что здесь что-то другое, и различия в мировосприятиях коренятся глубже, чем только лишь на уровне окружающей среды.

Нам очень хотелось бы верить, что та свобода самовыражения, которую продемонстрировали британцам соловецкие школьники, их тяга к светлому и прекрасному, их подкупающий оптимизм и открытость к жизни во всех ее проявлениях стали результатом в том числе и нашей работы на островах. Если это так, то можно смело считать, что семилетняя история соловецкого гуманитарного отряда факультета МЖ МГИМО завершилась с достойными результатами.

За время своих экспедиций мы выпустили более десятка интереснейших альманахов, охватывающих самые разнообразные темы – от истории островов до его современных проблем, от культурных аспектов до остро социальных. Благодаря этому изданию многие студенты МГИМО и других вузов узнали о Соловках и заинтересовались ими. В общероссийских и региональных СМИ мы опубликовали множество статей, очерков, репортажей, интервью и новостных заметок, привлекающих общественное внимание к проблемам этого сурового края и его жителей. Мы провели огромную работу по развитию образовательного и воспитательного потенциала соловецкой школы. Класс юного журналиста и выпуск газеты «Записки на парты» стали одним из главных, но далеко не единственным нашим проектом для юных соловчан. Перечислять можно еще долго.

Соловки в свою очередь тоже дали нам очень многое. Уверен, намного больше, чем мы – им. Одно только сотрудничество с норвежским Баренцевым секретариатом стало настолько плодотворной практикой международного взаимодействия, о какой даже самые искушенные студенты дипломатических вузов мечтать не могли. Но даже и это не самое главное.

Самое главное – что на Соловецких островах мы подлинно и очень интересно жили. Поездки туда всегда были намного большим, чем просто командировками или экспедициями. Это была неотъемлемая часть наших жизней и судеб. Очень важная и крайне необходимая. Та часть, которая незаметно становится линейкой, лупой и весами, измеряющими человека и его поступки. Соловки стали для нас не только местом отдохновения и вдохновения, но и по-настоящему вторым домом, где всегда ждут и рады. Поэтому наиболее ценное сокровище, привезенное нами из тех экспедиций – это воспоминания о суровом холодном крае, которые еще очень долго будут греть наши души и нашу закаленную ледяными беломорскими норд-остами дружбу. Именно этими воспоминаниями я и хочу поделиться дальше с читателями этой книги.

Ноябрь 2021 г.

Раздел II. Соль земли – или короткие очерки о страницах истории Соловецкого архипелага

Соловки, Соловки… Гордость земли русской, честь ее души и боль многих поколений. Невыразимые эмоции и тревоги. Место – поистине уникальное. Нет в России ничего подобного ни в историческом, ни в культурном, ни даже в природном отношении. И потому больно от того, что есть люди, которые видят в Соловках лишь маленькое островное поселение, каких, мол, сотни и тысячи: «Нечего лезть к нам с их проблемами – бывают места и похуже».

А между тем уникальное наследие островов, оставленное нашими великими мудростью и духом предками – пожалуй, самый могущественный памятник древнерусской цивилизации, чудом не поддавшийся разрушительному влиянию современных нравов.

В истории каждого народа есть знаковые вехи, материальные и духовные ориентиры, легендарные места и достопримечательности, в которых запечатлены самые существенные события и идеи. Именно в них, через них и в память о них зарождается и движется вперед история нации. Благодаря им сохраняются следы, которые в любой момент дают человеку возможность ощутить свою национальную идентичность. И там, на Соловках – как больше нигде – осязаемо испытываешь чувство нашей национальной идентичности, остро ощущаешь принадлежность к России, ко всему русскому. Там сохраняется еще почему-то атмосфера веков, в которой наши предки проявили свои незаурядные творческие и духовные способности. Соловецкий кремль – архитектурный шедевр, выдающееся достояние всего человечества и печальный свидетель многих грозных событий русской истории – лучшее тому подтверждение.

Неудивительно, что Соловки давно стали одним из наиболее притягательных центров паломничества, одним из наиболее востребованных направлений российского и международного туризма. И это тоже заставляет задуматься о настоящем и будущем архипелага – не только как национальной святыни и места поклонения, но и в более широком качестве.

Духовному единению с Соловками помогают и безбрежность этого сурового края, как будто способная вместить в себя все на свете, и подкупающе тихий покой островной природы, но прежде всего – доброта и простота местных людей. Ступая на остров, как будто возвращаешься к забытым корням. Они словно связывают тебя здесь – и ты безвозвратно врастаешь душой в соловецкую землю.

Каждый из нас не раз задумывался – что увозил он с тех островов? И зачем возвращался на них снова и снова? И каждый отвечал себе на эти вопросы по-разному. Кто-то увозил с Соловков чудесные фотографии и новые ощущения. Кто-то – первые удивительные встречи со студеным морем и замшелыми валунами. Кто-то – воспоминания о маленьком самолете, падающем щепкой в снежном урагане на заледеневшую взлетно-посадочную полосу. Кто-то находил там новых друзей. Кто-то – терял свои юношеские иллюзии и амбиции. Кто-то – узнавал нечто новое, коренным образом обесценившее все старое и ненужное.

Лично я увез с Соловков ощущение счастья от осознания того, что столь чудесное место появилось в моей жизни, а также искреннее восхищение людьми, которые когда-то жили и работали на той суровой земле.

Конечно, далеко не мы одни ощущали притягательное очарование и духовное богатство этого чудом сохранившегося уголка русской истории. И многие уже написали и еще напишут о Соловках больше и лучше, чем я. И даже в одном только альманахе «Тишина Соловков» мои коллеги по гуманитарному отряду упоминали многое, чего не успел охватить я.

Поэтому в данном разделе будут представлены лишь несколько моих коротких этюдов о той стороне соловецкой истории, к которой я имел честь прикоснуться во время студенческих экспедиций.

Этюд 9. Расстрелян в порядке перевыполнения плана

16 августа 1937 года директивой за номером 59190 нарком внутренних дел СССР Николай Ежов распорядился: «…расстрелять наиболее активных контрреволюционных элементов из числа содержащихся в тюрьмах ГУГБ, осужденных за шпионскую, диверсионную, террористическую, повстанческую и бандитскую деятельность, а также членов антисоветских партий». Третий пункт директивы гласил: «…для Соловецкой тюрьмы утверждается для репрессирования 1200 человек».

С начала октября приговоренных соловецких заключенных в условиях секретности этапировали на материк. 27 октября в лесном массиве Сандормох, что в Карелии, на шестнадцатом километре дороги в Повенец, были расстреляны первые 207 человек. С 1 по 4 ноября ежедневно расстреливали остальных.

Людей раздевали в камерах донага – производство одежды было налажено в СССР намного хуже производства уголовных дел, поэтому даже тюремные робы были в большом дефиците. После этого затыкали кляпами рты (чтобы жители окрестных деревень не слышали предсмертных криков), крепко связывали руки и ноги – и, уложив штабелями в грузовую машину, везли к месту казни.

Спустя немного времени, на стол ленинградским чиновникам в рамках выполнения дополнительного плана легли еще 509 справок и тюремных дел. Среди них – на имя Павла Александровича Флоренского, осужденного за «контрреволюционную троцкистскую деятельность».

Кем же все-таки был этот человек? До конца ли и правильно осознаем мы его роль в истории России? Кто такой Павел Флоренский для нашей страны? Православный мученик, снискавший достойное признание не только в своем отечестве, но и далеко за ее пределами, или простой зэк-трудяга? Интеллигент-белоручка (т. н. «придурок» на лагерном жаргоне), никогда не мерзший в соловецких болотах и на лесоповале с остальными заключенными, или великий ученый из плеяды выдающихся богословов, философов и естествоиспытателей? Непризнанный гений? Горячо любимый муж и отец?

Флоренский родился в январе 1882 года в Азербайджане, где его отец строил участок Закавказской железной дороги. С раннего детства мальчик проявлял большой интерес к геологии и физике, поэтому для него не составило большого труда поступить на физико-математический факультет МГУ. Любимым его профессором в университете был отец поэта Андрея Белого Н. В. Бугаев. Окончив университет с дипломом первой степени, Павел поступил в Московскую духовную академию, что в Сергиевом Посаде, где и остался преподавать после ее окончания.

Октябрьская революция внесла в его жизнь серьезные коррективы. Академия переехала из Сергиева Посада в Москву, и Павел Флоренский сначала работал в комиссии по охране памятников Троицко-Сергиевой Лавры, а затем – профессором Высших художественно-технических мастерских.

В то время он действительно был близко знаком с Львом Троцким и тесно сотрудничал с ним. Часто его, одетого в рясу, видели с Троцким с одной машине. Поэтому неудивительно, что летом 1928 года Флоренский был арестован и сослан в Нижний Новгород. Однако в том же году по ходатайству влиятельных знакомых в Москве возвращен из ссылки и восстановлен на прежнем месте работы.

После этого в печати против ученого развернули кампанию ожесточенной травли, которая привела в 1933 году к его повторному аресту по ложному обвинению и высылке на Дальний Восток – в один из лагерей БАМЛАГа ОГПУ.

Дочь Флоренского Ольга записала тогда в своем дневнике: «Папу арестовали 25 февраля 1933 года в Лефортове. Взяли рукописи, часы, серебряные ложки… А через некоторое время, примерно через неделю (папа был еще в тюрьме), увезли книги… Нагрузили книгами целую машину с верхом. Описи не сделали. Кабинет опечатали с тем, что вскоре снова приедут… Больше не приезжали». Опечатанный чекистами кабинет простоял закрытым несколько лет.

Почти год проработал Флоренский на опытной станции в Сковородине, сырой и мерзлотной. В лагере ученый сильно заболел, у него началось воспаление нервных стволов. Эта болезнь всегда сопровождается постоянной и невыносимой болью в области всего позвоночника. Следователь же, знавший о его недуге, постоянно издевался над ним, приговаривая: «А я еще так сделаю, что и моча тебе в голову ударит».

Дочь Ольга, приехавшая навестить отца в тюрьме, спросила, кого из старых своих знакомых он может порекомендовать ей в качестве духовного наставника. Этот вопрос заставил ее голодного и больного отца сильно и надолго задуматься. Через некоторое время он поднял на нее глаза и проговорил: «Сейчас такое страшное время, что каждый должен отвечать сам за себя». Затем Ольга спросила, почему он перестал быть священником. Отец вспыхнул, передернулся и начал с жаром говорить ей, что он всю свою жизнь стремился лишь к тому, чтобы служить священником, и что сана никогда с себя не снимал.

В августе 1934 года заключенный Флоренский был вывезен спецконвоем из Сковородина на Кемский пересыльный пункт (на Попов остров), откуда отправляли на Соловки.

Дочь Ольга вспоминает об этой высылке в своем дневнике: «За папой следовал охранник. Подошел поезд, папа простился, вошел в вагон и стоял в дверях. Охранник сзади него стоял». Когда поезд тронулся, Флоренский крикнул дочери в шутку: «Если бы я был богатым, я всегда бы ездил с охранником». К горькому сожалению, охраной бедный ученый теперь был обеспечен на всю его недолгую оставшуюся жизнь на Соловках.

В одном из писем Флоренский писал: «Свой переезд я до сих пор вспоминаю с содроганием: нас бросало головами от стены к стене, так что мы приехали в синяках и кровоподтеках. Каюту на борту захлестывало холодной водой, в которой беспорядочно плавали чемоданы и высыпающиеся вещи. Всех тошнило и рвало, а кругом было ослепительно темно и ревели волны».

Сразу по прибытии на Соловки Флоренского, как и других только что доставленных, отправили в карантинную роту, которая в начале 1930-х годов размещалась в северной части поселка. Заключенные занимались там тяжелым и малопроизводительным трудом – разборкой картошки, заготовкой леса, мелиорацией и т. д. Флоренский пишет дочери, что там ему «жить крайне неудобно, неуютно и трудно» и что окружают его «преимущественно бандиты и урки».

Позднее Флоренского переводят на новое место работы – в центральную лабораторию на т. н. «биосад», расположенный в бывшей Филипповской пустыни. Об этом он писал: «Лаборатория находится в двух километрах от кремля, расположена в лесу. Место тихое и уединенное, так что можно будет поработать».

И действительно – работа в бывшей монашеской пустыни закипела. Именно здесь Флоренский сделал большую часть своих открытий и, как он сам вспоминал, провел лучшее время. Здесь ему удалось, в частности, сконструировать аппарат для осаждения и фильтрации йода и выделить этот химический элемент не из золы, как ранее, а непосредственно из водорослевой массы. Кроме того, он извлек, как и хотел, остальные ценные элементы, не уничтоженные сжиганием – альгинаты, клетчатку, белковое вещество и др. Также Флоренский придумал способ использования альгинатов для нанесения печатных узоров на ткани и для получения альгиновой пленки. А еще сконструировал термос из нового теплоизоляционного материала, который ему удалось получить из сфагнового мха и водорослей.

В ноябре 1935 года Флоренского направили в лаборатории Йодпрома, расположенные в здании бывшего монастырского кожевенного завода. Выработка йода осуществлялась там очень неэффективным, но при этом необычайно дорогим способом. В печах сжигали огромное количество бурых водорослей (в том числе и ценнейшей ламинарии), а затем из золы путем примитивных химических реакций выделяли йод, доля которого редко превышала 0,007 % от массы переработанного сырья.

Если добавить к этому колоссальный вред для здоровья на таком производстве, не говоря о неоправданно больших материальных затратах, то получим цену, которую приходилось платить специалистам и чернорабочим за каждый грамм йода.

Флоренский поставил перед собой задачу разработать на основе собственных научных открытий принципиально новую технологию промышленной переработки ламинарии с тем, чтобы помимо единственного продукта – йода – из водорослей можно было бы добывать и массу других полезных веществ, уничтожаемых при сжигании. Среди них – альгиновая кислота, целлюлоза, соли калия, кальция и натрия, а также основные макро- и микроэлементы, необходимые для здоровья человека. Это значительно удешевило бы производство и сделало его намного более эффективным и рентабельным.

Кроме того, Павел Флоренский читает лекции по физике, руководит математическим кружком инженеров и составляет каталог лагерной библиотеки.

«День весь занят сплошь, – пишет Флоренский родным, – с утра до ночи. Тем более что часть времени отнимают чисто лагерные обязанности вроде поверок. Пожалуй, главная трудность в том, что ни на минуту не приходится быть в одиночестве, и, следовательно, творческая работа вполне исключается».

В 1936 году Флоренский начинает выезжать в экспедиции и командировки, при его участии решается вопрос строительства на острове Водорослевого комбината.

«То, что два года назад было смутной мыслью, – вспоминает Флоренский, – сейчас запаковывается в ящики и даже отправляется на материк».

Между тем с этого времени в его душе начинает нарастать внутреннее беспокойство: «…мне все труднее выносить общество людей и все больше хочется оставаться одному, чтобы сосредоточится».

В мае 1937 года завод закрыли. Павел Флоренский тяжело переживал это событие, означающее, по сути, признание ненужным его долгого и тяжелого труда, которому он посвятил последние годы жизни без остатка и в котором видел единственную цель своего существования в лагере.

Флоренский в это время писал: «Живу в кремле. То есть не живу, а влачу существование, так как в моих условиях работать нет никакой возможности… В общем, все ушло».

Тогда-то и застал его роковой приказ наркома Ежова.

Дочь Ольга случайно узнала о смерти отца лишь после Великой Отечественной войны.

Декабрь 2004 г.

Этюд 10. Острова лабиринтов

Мотор перестал тарахтеть, и катер, замедляя ход, подобрался к пирсу Большого Заяцкого острова. Александр Яковлевич Мартынов, руководитель Школы юного археолога, бросил швартовы сотруднику МЧС, стоявшему на причале, и первым сошел на берег. Мы последовали за ним.