Обречённые души: Книга II. Паутина Интриг

И вот, позвякивая оскорбительными цепями кандалов, в душный зал, переполненный суетливым недовольным людом, вслед за горделиво поднявшим голову капитаном стражи Ровуком вошла Фаретра. Лицо королевы выглядело каменным от усердно сдерживаемого возмущения, выдававшего себя только в сдвинутых бровях и напряжённых желваках. Глаза по-прежнему горели бесстрашием и уверенностью, а высоко поднятый волевой подбородок даже в обременяющем позоре цепей, придавал этой женщине величественный вид. В сторону Фаретры тут же начали оглядываться, кто-то с удивлением, кто-то с укором, некоторые с огорчением и сочувствием. На женщину указывали пальцем, кричали, а то и вовсе смело бросались проклятьями и осуждениями.

Ровук подвёл обвиняемую к трибуне и снял сдавливавшие запястья кандалы. Вдова оглянулась. У дверей в охране стоял её сын Торальд, на чьём лице читалось смирение, смешанное с безразличием ко всему. Напротив – изогнутый, как вопросительный знак, седобородый лекарь. Над ним возвышался, задрав нос, напыщенный капитан стражи. По левую руку от него, с осторожностью хищника, беззаботно улыбался Кромат. За его спиной скрывалась скованная изводящими тревогами и сомнениями Флёр, а советник Бромар, потирая бородку, стоял подле неё и угрюмым предупреждающим взглядом руководил бурей чувств девушки.

То ли от шума и гама, то ли от голода у Фаретры кружилась голова, мысли, словно сосульки, застывали в холодных чертогах сознания. А может, виной этому – растягиваемые в раздражительной ухмылке губы Кромата. Он будто нарочно улыбался в сторону королевы; надсмехался над её ущемлённой свободой и гордостью.

Гомон и суета улеглась в тот момент, когда в залу вошёл статный темнобородый мужчина. Чёрные пружинки его волос бились о плечи в такт спешному шагу. Риза цвета вороного крыла чуть ли не стелилась по полу. Взгляд был полон беспристрастия. Отец Малиос – важный представитель правящей верхушки совета Святого Нэраэля, сын одного из основоположников Нэрафизма. Все присутствующие резко замолчали и поторопились подняться со своих мест. Едва Отец Малиос подступил к трону, раздался грохот падающего засова – служители Нэраэля, облачённые в синие и чёрные плащи, на время судебного разбирательства сменили стражу. Они обеспечивали не только неприкосновенность Отцу Малиосу, но и контролировали абсолютный порядок и представляли собой надёжную защиту от магов, что жили в беззаконии. Нэрафизм – новоиспечённая строгая религия, накрывшая Форлианд, точно огромная грозовая туча, хоть и прижилась, но встречена был весьма враждебно, а потому продолжала разжигать в сердцах недоброжелателей жгучую ненависть и неповиновение, порой перераставшее в открытые восстания и нападения исподтишка. Опустившись на трон (со временем власть служителей Нэраэля стала под стать королевской, в некоторых случаях даже много больше), Отец Малиос заботливо погладил бороду, будто это его любимый питомец, и пристально осмотрел присутствующих господ в первых рядах.

– Гм, гм, итак, начнём разбирательство, – с серьёзным лицом начал судья, ударив дубовым молоточком по столу. Присутствующие в зале медленно опустились на свои места, стараясь не издать ни звука. Воцарилась мёртвая тишина. Грозный голос судьи звучал как гром, отлетая гулким эхом от стен замка.

– Мы собрались здесь, чтобы разобраться в смерти его Величества – Томада Тронэра. Все мы до сегодняшнего момента были уверены в том, что ужасная неизвестная болезнь повинна в этом, но, как оказалось, сердце нашего короля остановилось отнюдь не по вине недуга. Кому-то была выгодна его смерть, ибо в деле не обошлось без яда. – Зал содрогнулся; подобно ветру, качающего верхушки деревьев, пронеслась волна тревожного удивления. Люди начали перешёптываться между собой и с осуждающим презрением оглядываться на Фаретру. Малиос постучал молоточком несколько раз и, дождавшись тишины, продолжил:

– Обвиняемая в убийстве Томада Тронэра – его супруга Фаретра. Имеется свидетель, который видел её в момент смерти нашего короля. Советник Бромар, расскажите, что вы видели в тот роковой день? – попросил судья.

– Спасибо, Ваша Честь, – подойдя к трибуне, сказал свидетель. – В день смерти моего короля я проходил мимо его комнаты и услышал женский плач. Сначала я не решался войти, но потом, вопреки правилам, всё же осмелился.

– И что же вы там узрели? – поинтересовался Малиос.

– Обвиняемая обнимала тело Его Величества и рыдала. По одному только выражению её лица можно было понять, что произошла ужасная трагедия.

– А видели ли вы чашу, из которой пил покойный? – потребовал ответа судья.

– Да, конечно же. Золотая, с гравировкой, она стояла на столе, – уверенно ответил Бромар. В следующий момент Малиос из глубин своей ризы вытянул злополучный золотой кубок и поставил его на стол.

– Узнаёте? – спросил судья.

– Без сомнений, это тот самый кубок, – внимательно осмотрев предмет, заверил советник.

– А как вы считаете, у обвиняемой был мотив для убийства мужа?

– Был ли мотив? – задумался свидетель, – знаете, кажется, нет. Зачем убивать того, кто сам скоро умрёт. Это глупо. Но было одно «но», которое для Фаретры очень многое значило.

– И какое же «но»? – взгляд судьи воспылал нетерпением.

– Вопрос о престолонаследии. Сын короля, как известно, отрёкся от власти, а от женщины без мужчины ничего не зависит. А роднить себя с тем, кого ненавидишь – разве это возможно? Обвиняемая лучше предпочтёт смерть, чем возляжет на одно ложе с ним!

– Подождите-ка, а о ком вы сейчас ведёте речь? – заинтересовался судья.

– О племяннике покойного короля – Кромате, – развеял неясность Бромар.

– Значит, судя по вашим словам, чаша с ядом предназначалась не для короля, а для его племянника, и как мы слышали из ваших уст, обвиняемая питает неискоренимую ненависть к нему, – сделал умозаключение Малиос.

– Так и есть. Ведь после смерти его Величества, Кромат имел все права на престол не меньше, чем Фаретра. Им пришлось бы править вместе, как того требует закон, – подытожил Бромар.

– Благодарю, свидетель, присаживайтесь. А теперь, я желал бы услышать подтверждение или протест последних слов. Лорд Кромат, вы можете на них что-нибудь ответить? – спросил Малиос, жаля взглядом.

– Эти слова абсолютная правда, Ваша Честь, – подтвердил утверждения Бромара Кромат. Оживленный походкой он подошёл к трибуне и начал свой небольшой рассказ:

– Понимаете, у нас всегда были натянутые отношения с обвиняемой. Я всегда хотел быть ближе к ней, но она постоянно отталкивала меня. Вскоре её неприязнь переросла в ненависть. Мы часто ссорились, бывало даже, обвиняемая бросалась не только оскорблениями, но и угрозами. А она слов на ветер не бросает, уж поверьте, – ядовито посмотрев в сторону Фаретры и отпустив едва уловимую колкую улыбочку, сказал Кромат.

– А есть из присутствующих в зале тот, кто может подтвердить горячность и злопамятность обвиняемой? – обратился к залу судья.

– Ваша Честь, я могу это подтвердить, – вступил в разговор капитан стражи Ровук.

– Замечательно, – улыбнулся Малиос, – продолжайте.

– Как-то раз у меня с обвиняемой произошёл конфликт. Так дело дошло до того, что она пригрозила мне моим социальным положением. Как ясный день, помню её слова: «попробуешь мне хамить и со всеми своими причиндалами отправишься на рудники!» – с тех пор, мне приходилось, чуть ли не прятаться при видё её, – пояснил капитан, заботливо прочесав на висках густые пряди волос.

– А расскажите, что это был у вас за конфликт с обвиняемой? – поинтересовался судья.

– Кто-то разбил дорогую для неё вазу, а я попался под горячую руку. А ведь я просто сказал, что ничем помочь не могу, ведь в мои обязанности не входят подобные дела, на что обвиняемая от злости ударила меня перстнем по голове, – бусины пота часто срывались со лба капитана и падали на редкие брови. Он тотчас вытирал чело, поглаживал волосы, нервно потирал ладони.

– А давно ли случился этот конфликт? – не отступал судья.

– Где-то пару лет назад, – задумчиво протянул Ровук, вновь притронувшись к своим локонам.

– Благодарю вас за показания, присаживайтесь, а к вам, Лорд Кромат, у меня будет ещё один немаловажный вопрос, – сообщил судья.

– Безусловно, Ваша Честь, – патетично ответил свидетель, положив взгляд на свой золотой перстень с чёрным жемчугом.

– Был ли у обвиняемой мотив, чтобы отравить вас?

– Конечно же! – выпалил Кромат. – Обвиняемая желала заполучить власть, не деля её со мной. Понятное дело, ей было выгодно расправиться со мной, ведь я единственный, кому достаётся трон по праву в первую очередь, в виду того, что сын обвиняемой отрёкся и поклялся посвятить свою жизнь служению ордену Нэраэля. Однажды, обвиняемая прямым текстом сказала мне, что трон я ни за что не получу.

– Ага,… значит, угроза всё-таки была? – переспросил отец Малиос.

– Да, – коротко ответил Кромат.

– Хорошо, присаживайтесь, – протянул безразлично судья, устремив прищуренный взор в мозаичное окно, через которое лился ослепительный солнечный свет. После полуминутного молчания отец Малиос глубоко вздохнул и чёрным платком вытер с лица пот.

– В этой чаше, – продолжил судья, указывая на блиставший золотом кубок, который стоял на столе, – придворным лекарем была обнаружена смертельная доза яда, – договорил судья, бросив вопросительный взор на седого старика. Фасиус медленно поднялся со скамьи и, апатично посмотрев на присутствующих, прихрамывая, направился к трибуне.

– Свидетель, внимательно посмотрите на эту чашу, вы где-нибудь видели её? – требовательным тоном спросил отец Малиос, подвигая кубок к краю стола. Лекарь неспешно надел очки в золотой оправе и начал пристально рассматривать предмет, безустанно теребя его в руках.

– Да, это та самая чаша, в которой был яд… – прохрипел Фасиус, постукивая указательным пальцем по краю кубка – осторожнее с ним, Ваша Честь, здесь ещё остались его следы.

– Обвиняемая хотя бы раз интересовалась ядами? – задал вопрос судья.

– Эмм… – задумался лекарь, – припоминаю… было как-то раз, – посмотрев бессовестными ехидными глазами на Фаретру, погружённую в неясное смятение, ответил Фасиус. – Где-то пару месяцев назад, у обвиняемой были проблемы… с женским здоровьем, она вызвала меня к себе и приказала ей помочь. Когда же я принёс ей средство от недуга, она, к моему удивлению, стала расспрашивать о лекарственных и ядовитых травах.

– Ага, интересовалась, значит, – промямлил про себя отец Малиос, после чего сделал паузу, потупив взор и приложив перстень к губам. После минутного молчания судья посмотрел на свидетеля, а потом на обвиняемую.

– А кто-то из слуг мог бы позволить себе приобрести подобный яд? – прозвучал вопрос.

– Это очень редкий яд, его чрезвычайно сложно получить! – уверенно заявил лекарь, – Такой яд сильно ударил бы по кошельку простолюдина, что уж говорить про слуг.

– Замечательно, – улыбнулся отец Малиос. – Больше вопросов у меня к вам не имеется, а обвиняемую прошу высказать свою точку зрения. Прежде всего, вы признаёте себя виновной, согласны ли с мнением свидетелей?

– Я? Себя виновной? – возмущённо начала Фаретра. – В чём, скажите мне, в чём виновной, когда я понятия не имею, ни о каком яде! Мой муж умер у меня на руках и совсем не от яда, Ваша Честь, а эти люди наглым образом наговаривают на меня, потому что никогда меня не любили и не признавали, как королеву, я им чужда была всё это время, понимаете? А Лорд Кромат, который так умело и бесцеремонно врёт вам, не раз домогался до меня, но, к счастью, у него ничего не вышло! – пояснила обвиняемая. Взгляд толпы медленно пал на Кромата. Тот даже не засмущался, напротив, он невозмутимо принял слова Фаретры, будто бы гордился собой, даже во взгляде его не было ни капли сожаления. Королева продолжила: