Обречённые души: Книга II. Паутина Интриг

– А капитан стражи, который предстал пред вами таким гордым и самоуверенным, на самом деле обиженный тщеславный невежа, мечтающий всеми потакать. Я часто замечала его наглую подвыпившую физиономию, когда он стоял на посту, из-за этого он часто лишался жалования и, заметьте, по моей инициативе. Он всегда желал отомстить мне, не так ли? – посмотрев с язвенным укором на Ровука, спросила Фаретра.

– Ваша Честь, это полнейшая чушь! – неустанно гладя свою шевелюру, ответил оскорблено капитан стражи, сторонясь корящего взгляда обвиняемой.

– Хорошо, а что вы скажите на слова лекаря? Он тоже, по-вашему, лжёт? – потребовал ответа судья.

– Да у меня и проблем-то никогда не было с женским здоровьем! Томад просто не желал детей, объясняя это соперничеством между сыновьями и не всегда счастливой судьбой дочерей. Томад планировал передать узды правления Торальду, но, к несчастью, он не оправдал надежд. А этот жадный старик преподносит безобразные выдумки! – заявила Фаретра.

– Ничего я вовсе и не выдумываю! Было же такое, было! – настоял на своём лекарь, взбудоражено вскочив со скамью и размахивая руками.

– Свидетель, сохраняйте спокойствие! – предупредил отец Малиос, взглянув на Фасиуса исподлобья.

– Прощу прощения, Ваша Честь, но мне клеветать незачем! – сердито высказался старик и, дыша недовольством, уселся на место.

– Пусть будет так, – хладнокровно заявил судья и вытянул из внутреннего кармана ризы изумрудный кулон на золотой цепочке. Повертев его в руке, а затем, подняв над головой, он задал вопрос:

– Эта вещица кому-нибудь знакома?

Фаретра начала нервозно ощупывать шею и грудь.

– Так знакома или нет? – настойчиво повторил отец Малиос, удерживая кулон так, чтобы все его видели.

– Это подарок моего мужа, – сухо ответила обвиняемая, потупив взор.

– А можете ли вы объяснить, как этот кулон оказался в комнате Лорда Кромата?

– Теперь ты не отвертишься, – подумал про себя коварный племянник, бросив надменную ядовитую ухмылку в сторону обвиняемой.

– Я… я не знаю! – ошеломлённо ответила Фаретра, – я только сегодня ночью его клала на комод, не может быть такого, никак не может!

– Кто-нибудь к вам сегодня ночью заходил? – спросил судья.

– Советник Бромар… – не задумываясь, бросила в ответ обвиняемая, затем её удивление стремительно переросло в гнев: – Ах, ты… да как ты вообще посмел притронуться к нему!

– Ваша Честь, уверяю вас, сегодня всю ночь я провёл в гостях у капитана Ровука, он может это подтвердить, – соврал в оправдание Бромар, сохраняя непроницаемое хладнокровие.

– Лжец! Наглый лжец! Это ты его взял! Больше некому было! – настаивала на своём Фаретра, разрывая взглядом советника.

– Ваша Честь, советник Бромар говорит правду, – поддержал обманщика капитан стражи.

– Обвиняемая, успокойтесь! – приказал судья, ударив молоточком по столу. – Надеюсь, вы понимаете, что это очень весомая улика? – произнёс отец Малиос, строгим взором впиваясь в Фаретру.

– Понимаю… – растворив свой гнев в смирении, ответила обвиняемая.

– Найдётся ли из присутствующих тот, кто сможет подтвердить, что до сегодняшней ночи, кулон был на её обладательнице? – обратился к залу судья. Возникло напряжение, разбавляемое перешёптыванием горожан.

– Твой выход, девочка, – угрожающим желчным шёпотом повелел Бромар, одёрнув за руку Флёр, застывшую от тревог.

– Ваша Честь, – раздался дрожащий голос молодой девушки. Флёр подошла к трибуне, виновато склонив голову и сцепив пальцы рук, опущенных к бёдрам. Распущенные тёмные волосы девушки струились, точно чёрный водопад, скрывая её отравленное беспокойством лицо.

– Слушаю вас, – отозвался отец Малиос, не упуская из рук золотой цепочки злополучного украшения.

– Этот кулон, на самом деле мой, я потеряла его неделю назад. Вернее, я думала, что его потеряла, а оказалось, его взяла мая мачеха, – с набегающими слезами промямлила Флёр.

– Говорите громче! – потребовал судья.

– Это мой кулон… Неделю назад моя мачеха незаметно забрала его у меня, – сказала девушка, не поднимая глаз.

– Что же ты такое говоришь?! – вскричала одновременно удивлённо и возмущённо Фаретра, – как твой язык вообще поворачивается такое говорить?!

– Обвиняемая, прекратите себя так вести! – призвал к благоразумию королеву отец Малиос. – А вы, девушка, вспомните, ваша мачеха не грозилась убить лорда Кромата?

Едва сдерживая слёзы, Флёр уверенно ответила:

– Этого я, к сожалению, не помню, но точно знаю то, что этого человека она ненавидела.

– А насколько ваша мачеха страшный человек? – спросил судья.

– Не меньше, чем про неё говорят, – чёрство бросила в ответ девушка, испуганно посмотрев на сердитое лицо Бромара.

– Ага, из всего этого может вытекать только одно, – задумчиво поглаживая бороду, пробурчал себе под нос Малиос.

– Я не могу в это поверить, – покачала головой Фаретра, с трудом выталкивая слова из онемевшего от изумления рта. Злость и обида запылали в глазах мачехи. – Я же любила тебя как родную, старалась для твоего счастья, до последнего защищала тебя от всех невзгод, а как ты поступаешь со мной? За что ты так поступаешь со мной, Флёр? За что?! – бриллианты слёз сверкнули на ресницах Фаретры, потрясение когтями разочарования полосонуло сердце, боль сдавила дыхание. Толпа оживилась, вызывая волны шёпота, но стук молоточка судьи – вестник не только его воли, но рвущейся нити его терпения, заставил присутствующих присмиреть. И только королева не подчинилась – она продолжала что-то неистово бормотать себе под нос, закрыв лицо ладонями. Показать свои слёзы, означало сломаться, Фаретра не могла себе подобного позволить, а простить тем более. Малиос насупился, раздражёно взглянул на обвиняемую, но поборов в себе возмущение тяжелым вздохом, он безоговорочно огласил:

– От имени отца нашего небесного – Нэраэля, по законам предков наших и всего Форлианда, Фаретра Тронэр обвиняется в покушении на убийство знатного лица по королевской линии из корыстных побуждений, и приговор за это – пожизненное заключение! Стража, в темницу её! – распорядился судья, ударив молоточком по столу.

Мужчины в латах надели на руки осуждённой кандалы, и повели её к выходу. Алмазные ручейки слёз струились по щекам Фаретры, что-то горестно и неразборчиво твердившей про себя дрожащими губами, тогда как Флёр безропотно и опустошённо стояла у трибуны, походя на безжизненную чугунную статую. Дикий гомон восторженной толпы наполнил залу, но девушка, казалась, не слышала его. Люди неспешно расходились, следуя за стражей, сопровождавшей Фаретру в темницу, и брюзжали. Но осуждённая не замечала этой надоедливой бессмысленной суеты. В эти минуты её мир был утоплен в беспросветной ледяной пучине отчаяния. Погружённая в молчание, она пустым взглядом смотрела в пол, роняя тут же разбивающиеся прозрачные перлы слёз. Бромар с довольной улыбкой медленно подошёл к Флёр и нежно обнял её за плечо:

– Это жизнь, девочка, желаешь красиво жить – приноси жертвы, – сказал мужчина. Его голос жалил, как жало скорпиона. Каждое слово, казалось, облито ядом.

Девушка вырвалась из объятий коварного советника и побежала к двери. «От себя она всё равно не убежит», – ехидно улыбнулся Бромар и надменной походкой направился следом.

Как только Флёр выбежала за дверь, какой-то светло-русый коротко-стриженный широкоплечий мужчина в буром камзоле крепко прижал её к стене и, приложив руку к горлу, ожесточено посмотрел ей в испуганные глаза.

– Отпусти меня, – каким-то измученным негромким голосом произнесла Флёр, даже не пытаясь вырваться.

– Как же ты могла так поступить? – точно через сито изливал свой гнев и презрение мужчина сердитым басом. Девушка молчала.

– Ты же сгубила жизнь невиновному человеку и ради чего, ответь ради чего?! – гневался придворный рыцарь, сильнее сдавливая рукой горло.

– Убери от неё руки, Люксимур, и иди в таверну заливать своё горе элем, – приказным тоном сказал Бромар, кривя губы в глумливой усмешке.

– Твои похороны были бы отличным поводом для этого, – яростно парировал мужчина. – А тебе это вернётся, можешь не сомневаться, – хладнокровно пообещал Люксимур, освобождая горло Флёр.

– Мы потом договорим с тобой, – предупредил Люксимура Бромар, не поскупившись на скрытую угрозу.

– Я так не думаю, советник, – с омерзением выпалил в ответ придворный рыцарь и, оттолкнув плечом преграждавшего путь Бромара, убрался прочь.

– Бесцеремонный наглец, – возмутился Бромар. – Ничего, он поплатится за свою дерзость! – выругался советник, медленно поднимаясь по лестнице. Когда его шаги поглотила тишина, Флёр сползла спиной по стене, обхватила руками колени и, обессилено уронив на них голову, заплакала так, как никогда раньше себе не позволяла.