Клювик

Видео-няня поняла с полуслова. Мышцы жены пришли к неконтролируемому сокращению. Злюка начала дергаться и беззвучно трястись. Из глаз Дружка закапали слезы. Указанные в инструкции две секунды, на мой взгляд, длились намного дольше. Что ж, первое впечатление часто бывает обманчиво. Дружок попытался мне что-то сказать, но я не стал его слушать, хотя, судя по голосу, он умолял о чем-то любопытном. Поставив поверх аккумулятора видеокамеру, я вышел.

Вопрос с наблюдением и охраной был решен, оставалось позаботиться о питании. В тот момент я еще не знал, сколько буду держать этих двоих в ванне. Никакого плана у меня не было. Я продолжал действовать, увлекаемый внутренними голосами в чащу манящей неизвестности. Пока я находил оправдание своим действиям, они не пугали меня, а значит, мне нечего было бояться. Тогда я не был готов к убийству, пыткам, даже к сознательному насилию. По сравнению с настоящими маньяками, о которых я когда-то слышал или читал в газетах, я был просто школьник, шалун. Резонный вопрос: «Как долго может продолжаться состояние аффекта?». Пребываю ли я в нем, или все происходящее – не плоды психического расстройства, вызванного изменой, а давно спланированные фантазии, притворяемые в жизнь. В размышлениях я забрел на кухню, открыл холодильник и нашел бутылки с ягодным кефиром и обезжиренным молоком. Кефира было больше, по составу он казался вполне питательным, и я решил отдать его жене. Крашеная вода, она же обезжиренное молоко, досталась Дружку. Сжав ногами бутылку кефира, Злюка жадно тянула через трубочку густую розоватую жидкость. Любовничек довольствовался молоком, но тоже не жаловался. Я убавил чувствительность приемника видео-няни и включил воду. Пустые бутылки решил не забирать, пусть валяются.

Глава четвертая

Побег

Я не мылся уже четыре дня, но не замечал собственного запаха. Более того, несмотря на наличие ванной, жена с любовником тоже пахли совсем не жасмином. Правда, в отличие от них, у меня в доступе был туалет, и мне не обязательно было ходить под себя, чтобы потом в ожидании душа вонять до самого вечера.

После пары ударов тока жена практически не бузила. Я купил по акции сорок упаковок дешевой растворимой лапши и всю её высыпал в ванну, включая масло и специи. Из расчета по три пачки на человека в день, этого должно было хватить им на целую неделю. Раньше, чем через пять-шесть дней, независимо от того, сольют они воду, будут терпеть или жрать это месиво вперемешку с отходами жизнедеятельности, кормить я их не собирался. Эти две туши стали меня порядком бесить, но делать было нечего. Приходилось терпеть. Их рожи стали мне омерзительны, особенно Дружок. Как я не старался в глазах жены выставить его своим любимчиком, подарить надежду на спасение, на пробуждение от кошмара, с каждым днем я все больше и больше ненавидел его. Дружок вонял так, словно разлагался заживо. Когда я мочился на жену, он старался заглянуть мне в глаза, чем еще больше раздражал меня. Его мычание, глупые просьбы, о которых я мог только догадываться, и дрожащие надбровные дуги стояли мне уже поперек горла. Быть может, я был зол совсем не на него, а на эту покладистость, дурацкую веру в то, что я не брошу, что хотя бы его оставлю в покое, и когда-нибудь сжалившись, отпущу, или полиция найдет его еще живого и теплого, способного говорить или хотя бы видеть. Не знаю. Тактика жены была полной противоположностью. Она молчала и также молча принимала пищу, понимая, что гордость и отказ сулят голодные и бессмысленные мучения. С появлением в ванной видео-няни я перестал тушить свет. При закрытой двери в кромешной темноте происходящее на мониторе было едва различимо.

За окном – ранее утро, солнце еще не взошло и вся квартира, не считая ванной, погружена во мрак. Монитор, на который приходила картинка с камеры за ночь погас. Я пошевелил мышкой, но оказалось, что и компьютер в «спящем» режиме. Ткнув ногой кнопку системного блока, я не стал дожидаться загрузки и пошел на кухню. Прокравшись мимо ванной комнаты, я прислушался. Из-за двери доносились короткие призывные стоны. Кто-то явно хотел, чтобы на него обратили внимание, и судя по манере, этот кто-то – моя жена. Прошмыгнув в темноту спальни, я выхватил из-под подушки саперную лопатку и затаился. Полоска света, пробивающаяся из ванной комнаты, росла, пока дверь не уперлась в тумбочку. В образовавшуюся щель пролезла рука и начала осторожно шарить в поисках неожиданного препятствия. Найдя тумбочку, рука стала медленно отодвигать её в сторону. Голос жены смолк. Я стоял в тени и смотрел за всем происходящим. Тумбочка отплыла в сторону, дверь распахнулась еще больше и в проход выскользнула фигура Дружка. Темнота скрывала меня от его глаз, привыкших к искусственному свету. Было видно, как обвисли его промокшие штаны, рубаха, и что на лице у него отсутствовал скотч.

– Развяжи меня, развяжи, – из-за открытой двери шепот жены слышался намного отчетливее. Её голос показался мне таким далеким и забытым, голосом другой женщины, которую я никогда не знал.

– Сейчас, – нервно обернувшись, цыкнул Дружок, – я не знаю, где он.

– Не оставляй меня, только не оставляй меня, слышишь!

Вместо ответа любовничек лишь махнул рукой и продолжил свой путь по коридору.

Я слышал его шаги. Выглянув из-за угла, я заметил, как он осторожно наощупь изучает замки на входной двери. Покрутив подвернувшиеся ручки, Дружок осторожно толкнул дверь, но никакого эффекта не последовало. Я настолько успокоился, что решил разыграть жену, но для начала разобраться с её незадачливым другом.

Ребро саперной лопатки прилетело точно в затылок. Дружок даже не пикнул, глухо осел и больше не дергался. Я открыл дверь на лестничную клетку, чтобы до жены просквозило достаточно свежего воздуха, а сам потихоньку поволок Дружка на балкон. Компьютер уже загрузился, и я мог наблюдать, как жена нервно дергается, с трудом поворачивается и свешивается через борт, пытаясь заглянуть во мрак коридора, где в самом конце яркой полоской света манит открытая дверь. Проверив пульс и удостоверившись в его отсутствии, я вытащил на балкон смердящее тело и продолжил наблюдать за супругой. В отсутствии любовника ей уже ничто не мешало растянуть цепочку на полную. Она практически дотянулась до стиральной машины, но помешали скованные руки. Присмотревшись, я заметил в ванне кусок расколотой несколько дней назад раковины и понял, что именно им, естественно не без помощи Злюки, Дружку удалось перепилить пластиковые хомуты. Лицо жены было все красное от натуги. Она из последних сил пыталась вырваться и не оставаться одной. Настало время моего выхода.

– Сука! Сука! – с топотом влетев в ванную, я первым делом схватил жену за горло и начал трясти. – Где этот ублюдок? Тварь, где он, где?! – вцепившись ей в волосы, я затащил её обратно и отвесил несколько хлестких пощечин.

Вспомнив, что рот уже не заклеен, жена начала орать и попробовала кусаться. Я приложил её головой о плитку, несильно, ведь теперь уже не собирался её убивать. Руки скользили по влажной коже изменницы. Я схватил тяжелый аккумулятор и с размаху бросил ей на ноги. Жена взывала. Вслед за аккумулятором мне под руку подвернулся веник, но после пары ударов, он показался мне слишком щадящим оружием, и я заменил его на уже проверенный душ. Спустя пару минут жена уже не кричала. Нос разбит, из уголков губ сочились густые полоски темной крови. Я посмотрел в зеркало: волосы дыбом, лицо раскраснелось, на нечищеных зубах налет шоколада и грецких орехов.

В отсутствии ванной и жены, мое питание изменилось. Я вел жизнь одинокого маленького мальчика со средним доходом и жрал только шоколад, сырные палочки и орехи, запивая все это литрами кофе и молока со вкусом карамели.

Глава пятая

Клювик

Прошло три дня. Три дня, за которые жена потеряла всякую надежду быть спасенной своим дорогим и, быть может, когда-то любимым существом, последним прозвищем которого стало «Дружок». Я больше не заклеивал ей рот, разговаривать ей было не с кем, а для тишины вполне хватало ошейника. Уж не знаю, заметила ли она или нет, но после первой яростной вспышки я больше не разыгрывал спектакль и не делал вид, что напуган неожиданным побегом. Скорее всего, на второй день она уже догадалась о провале и если не смерти, то какого-то иного заточения для её приятеля. Дружок вонял на балконе, но вскоре я переложил его. Я знал, что сделаю с ними и, забрав из гаража сварочный аппарат, три дня работал над одним любопытным приспособлением.

На четвертый день после побега я пришел в ванную. С собой я прихватил дрель и массивный крюк с дюбелем. Встав на лестницу, я просверлил стену над ванной практически под самым потолком, ввернул дюбель, затем крюк, кивнул жене, улыбнулся и вышел, после чего вернулся, прихватив из комнаты нечто, завернутое в платок.

– У меня для тебя маленький подарок. С его помощью ты сможешь сама добывать себе пищу.

Жена прищурилась, и к извечному омерзению, источаемому её взглядом в мой адрес, примешались недоумение и робкая недоверчивость.

– Не дергайся, а то будет только хуже. Уж это я тебе гарантирую.

Когда я раскрыл сверток, жена отпрянула в сторону и затрясла головой. Её взгляд застыл на блестящем предмете. Это бло приспособление с двумя кожаными ремешками, один из которых опоясывает макушку, а второй – крепится на затылке. Сам по себе предмет напоминал клюв, хотя, что уж там говорить, это и был сваренный, загнутый, заточенный и отполированный клювик. Его верхняя половина с крючком, как у орла, сильно выступала над нижней. Между половинками имелась щель, через которую пища и жидкость маленькими порциями могли поступать в рот, а также прорези для воздуха. Изначально я планировал сделать клюв подвижным, но в итоге посчитал это излишней роскошью и упростил конструкцию. Терпение, угрозы, шантаж и физическая сила помогли мне закрепить новый блестящий аксессуар на лице когда-то обожаемой женщины.

– Ты моя птичка. Сейчас я принесу тебе покушать.

Клюв плотно прилегал к лицу, закрывая рот и нос. Отшлифованный кончик был острым как скальпель, но недостаточно прочным, чтобы справиться с оковами или железной крестовиной слива. При желании жена бы смогла вскрыть себе вены, но только на ногах, впрочем, я не думал, что она сподобится на такое. В моих планах на будущее значилось натаскать веток, чтобы ванна походила на гнездо, распороть несколько подушек и разбросать перья, а также найти записи птичьих голосов и транслировать их через динамики.

Чтобы сохранить для жены её первый обед, мне пришлось вытащить из морозильной камеры все полки и продукты. Вывалив Дружка на пол, я накинул ему на шею прочную синтетическую веревку и потащил к ванной.

Что творилось с женой. Вряд ли вы сможете себе это представить. Я битый час подвешивал на крючок замороженную тушу её бывшего любовника, а все почему? Взбесившаяся жена орала и норовила клюнуть меня, после чего стала биться головой об лестницу. Даже электричество не сильно помогало, а что уж говорить об угрозах. Этот цирк мог бы продолжаться долго, пока я не надел ей на голову железное ведро и пару раз не ударил по нему душевой лейкой.

Болтающийся в петле Дружок ступнями едва касался края ванны. Талая вода, стекающая с одежды, была грязно-желтой и мерзко воняла. Я раздел его, чтобы он еще больше походил на свиную тушу. Взяв светящийся маркер, я провел несколько ярких линий от таза до ступней, обозначая линию надреза, после чего снял ведро.

– Ты можешь не прислушиваться к моему совету, но, чтобы он окончательно не сгнил, нам придется его немного распотрошить.

Крик жены, сдавленный железным клювом, говорил о том, что совсем не этого она ждала, выражая в ЗАГСе свое согласие.

– Я тебе помогу. Беру на себя все, что выше пояса.

С этими словами, я провел скальпелем (да, я купил скальпель и посмотрел несколько видео-уроков) от шеи Дружка до отвисших причиндалов. Поскольку тело было еще холодным, да и хранился Дружок в вертикальном состоянии, в образовавшемся надрезе крови практически не оказалось. Надев плотные перчатки, я начал отсекать и выгребать внутренности, сбрасывая их на жену, бьющуюся в припадке.

Органы цеплялись между собой, скручиваясь в огромный полурастаявший сгусток разноцветной требухи. Вся эта вонючая масса валилась жене на ноги и разбрызгивалась по ванне. Я орудовал скальпелем как заправский мясник, во всяком случае, таким я себе казался. Посмотрев в зеркало, я обратил внимание, как светятся мои глаза. Обычно тусклые, они мерцали фиолетовым, потусторонним огнем. В голове вновь зашумели голоса. Я слышал их все громче, но от того едва ли понимал, тем более сразу. Я отскабливал все, что попадалось под нож, вычищая тушу Дружка до самого мяса. Жена отключилась и не подавала признаков жизни. Пульс я не щупал, но знал, что она дышит, а значит рано или поздно проснется, сойдет с ума, проголодается и начнет клевать свой обед, ужин или завтрак, в зависимости от времени суток, совпавшим с пробуждением. Крупную требуху я свалил в пакет для мусора. Из душа, попутно окатив жену, смахнул мелкие ошметки и промыл тушу. Чтобы ей было проще освоиться и прислушаться к собственным ощущениям, я закрыл дверь, подставил тумбочку и выключил свет.

Глава шестая

Так и живем

Прошло три дня. К жене я больше не заходил, слышал только, как она открывала воду. Если вода текла долго, я перекрывал стояк, а через несколько часов открывал вновь. На четвертый день мне послышался шелест цепей и вой, но я вновь проигнорировал произошедшее. К слову сказать, вонял я изрядно. Люди на кассе шарахались от меня в соседние очереди, даже если те были длиннее. Питался все также: кофе, карамельное молоко, шоколад и сырные палочки, только орехи надоели, и я заменил их на имбирные пряники с глазурью крем-брюле. Вечера проходили за просмотром порнографии и мультфильмов.

Через неделю я вновь услышал лязг цепей и легкое металлическое постукивание. По моим прикидкам неделю она вполне могла протянуть без еды, но, чтобы больше… В этот момент, она должна была либо покончить с собой, либо приступить к трапезе. На восьмой, девятый и десятый день из-за двери не доносилось ни звука. Я ждал и все никак не хотел открывать. Прошло одиннадцать дней, двенадцать.

Я открыл дверь на четырнадцатый день. Ровно столько билетов отделяли меня от заветного номера, так что и здесь не обошлось без символизма. Исхудавшие ноги жены, вся ее одежда, лоб и клювик были залиты кровью. В петле висел Дружок. Правая ступня и лодыжка имели многочисленные надрезы, надрывы, и прочие ранения, свидетельствующие о попытках жены не воротить клюв, а попробовать блюдо от шефа. Иссохшая грудь медленно поднималась вверх-вниз, вверх-вниз. Я снял штаны и начал будить её. Жена задергалась так неожиданно, что я едва не упал. Вперив в меня невидящие глаза, забывшие о существовании света, она слепо бросалась в мою сторону, чувствуя тепло и запах. Забыв надеть штаны, я выскочил в коридор, где меня трясло, словно доктора Франкенштейна. Нечто, когда-то бывшее моей женой, сжирало собственного выпотрошенного любовника. Мне хотелось снова и снова заходить и любоваться своим творением. Я еле сдержался, чтобы не открыть дверь, но все же выстоял и не поддался искушению. О, как меня трясло. Ноги занемели, но в них бурлила кровь, словно я заснул на унитазе, а проснувшись, тут же подпрыгнул. Я хватался за стены, меня шатало, штормило, и снова голоса, голоса. Они все пели, кричали, скандировали. Мне слышались торжественные марши. Сердце замирало, а воздуха становилось все меньше. Я схватился за горло и упал, распластавшись посреди коридора. Занавес.

Сегодня сто сорок восьмой день, как моя жена превратилась в плотоядную птицу. Я завалил ванную ветками, натаскал сена и душистой травы. Распоров подушку и обнаружив внутри синтепон, я расстроился, но заглянув в шкаф, нашел пуховик жены, и, посчитав, что ей он уж точно не понадобиться, смело пустил под нож. Недавно я поймал ворону и поселил в ванной комнате. Беда в том, что она стала слишком громко каркать. У меня возникла идея удалить ей голосовые связки, но в интернете не оказалось подходящего видео. Не став рисковать здоровьем птицы, я выпустил ее на волю.

– Ну, что скажешь?

– Ты просто чокнутый, грязный, вонючий, конченый извращенец. Ты привел меня трахаться или пугать своими страшилками? Нет, знаешь, мне, конечно, похеру. Деньги плати и читай хоть Войну и мир, но скажи, как ты вообще весь этот бред выдумал?

– Бред… – отложив тетрадку с рукописью, я засунул руку под подушку. Пальцы мгновенно оплели рукоять саперной лопатки. – Птичка моя, ужин почти готов! Ты ведь не против полакомиться жирной вокзальной шлюхой?

Конец?