Спор. Библейские размышления

Спор. Библейские размышления
Сергей Серванкос

Библия – самая удивительная книга, самая популярная и востребованная. Возраст которой растёт и тираж не снижается. Почему? Может, потому что кто-то хочет нам сказать что-то очень важное. Если это так, то читать эту книгу надо особенно внимательно и видеть то, что скрыто за словами.

Спор

Библейские размышления

Сергей Серванкос

Игра

«О бездна богатства, и мудрости, и знания Бога! Как непостижимы суды его и неисследимы пути его!»

    (Римлянам 11:33)

© Сергей Серванкос, 2017

ISBN 978-5-4485-2002-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

За столом сидело четверо. Они играли в карты. Приятное освещение, тишина и уютная обстановка располагали к беседе.

– Так, почему, Петь, тебя так беспокоит время? – спросил раздающий карты мужчина того, кто сидел от него справа.

– А тебя разве не беспокоит? Ты же был там и знаешь, как это трудно ждать, особенно, когда не понимаешь, что происходит.

– Как раз этого мне не понять. Я почти всегда знал, что происходит, а когда не понимал – спрашивал.

– Вот, вот твоё совершенство никогда не даст тебе понять таких, как я, – буркнул Пётр и взял свои карты со стола.

– Зря ты так! – вступил в разговор, сидевший напротив Петра, мужчина, – Михаил всегда понимал нас, даже порой лучше, чем мы себя.

– Извини, Миш! Яша прав. Но, честно, я устал ждать, – он положил карты на стол и, упёршись локтем в зелёное сукно, обхватил широкий лоб ладонью. – Они мучаются и страдают, а мы здесь сидим и ничего не делаем.

– А чтобы ты хотел сделать? – спросил Михаил.

– Вмешаться, помочь им, хоть что-то, в конце концов!

– Правда, когда всё это кончится? – заговорил четвёртый.

– Я же уже говорил вам об этом, – вздохнув, произнёс Михаил. – Скоро, надо ещё немного потерпеть, ведь на кону так много!

– По мне так всё уже давно ясно, не пойму я отца, – Пётр опять взял карты, покрутил их в руках и положил обратно. – Столько лет ему плюют в душу, а он всё терпит и терпит. Зачем?

– В большой семье иначе нельзя, – проговорил Михаил, внимательно разглядывая свои карты. – Уж, кому, как не тебе, Петь, понимать это. Ты же сам глава семьи.

– Бывший глава, но ты прав, когда дело касается родных – думаешь иначе.

– Ещё ты не прав, что вы ничего не делаете. А то обучение, которое сейчас проходите, разве это не стоящее дело?

– Да, обучают нас классно, ничего не скажешь, – восхищённо проговорил четвёртый. – Я столько здесь узнал нового, что мозги пухнут. Здорово, что ничего не забываю. Никак к этому не привыкну. Раньше, помню, больше забывал, чем запоминал.

– Да, Ванёк, память у тебя всегда была дырявая, – заулыбался Яков. – Помнишь, как один раз ты сети забыл на берегу?

– Как не помнить, нам ведь тогда пришлось пол дня грести до места рыбалки, а потом пол дня обратно. Ещё от тебя досталось мне тогда тумаков.

Все четверо засмеялись.

– Всё-таки интересно, как отец исправит, то, что там натворили? – спросил Пётр.

– Не переживай! Я хожу. – сказал Михаил и бросил на стол крестовую двойку. – У отца всё продумано. В отличие от нас он видит, чем закончится партия при любом раскладе. И обязательно победит!

– Кто бы говорил, – воскликнул Иван. – Мы у тебя ещё ни одной партии не выиграли. Тебя, видимо, тоже расклад не особо заботит.

– Пока да, но когда вы научитесь видеть дальше своего носа, мне будет трудно вас обыграть, – заразительно улыбаясь, сказал Михаил.

Спор

«Разве Иов боится Бога бескорыстно? Не ты ли со всех сторон оградил его, его дом и всё, что у него есть? Ты благословил дело его рук, и его стада распространились по земле. Но протяни, пожалуйста, руку и коснись всего, что у него есть, – не проклянёт ли он тебя в лицо?»

    (Иов 1:9—11)

Сатана стоял перед престолом, Бог внимательно слушал, лучшего случая может не быть. Обведя взглядом стоявших вокруг ангелов, растягивая слова, он монотонно продолжил, говоря громче, чтобы было хорошо слышно всем присутствующим:

– Разве он боится Бога бескорыстно? Не Ты ли со всех сторон оградил его, его дом и всё, что у него есть? Кожа за кожу! За свою душу человек отдаст всё, что у него есть. Но протяни, пожалуйста, руку и коснись его кости и плоти – не проклянёт ли он Тебя в лицо?

– Вот, он в твоей руке. Только смотри, не погуби его душу, – громко сказал Бог, чтобы все слышали о Его решении.

В разбросанной куче пепла сидел человек жалкого вида, его голова понуро свисала, всё тело было покрыто страшными язвами и походило на изъеденный червями кусок мяса. Он отрешённо смотрел в землю выплаканными до остатка глазами и жалобно шептал:

– Пусть погибнет день, в который я родился, и ночь, когда сказали: «Зачат человек!» Пусть тот день станет тьмой. Пусть Бог не вспомнит о нём с высоты и лучи солнца да не засияют над ним. Та ночь – да охватит её мрак, да не радуется она среди дней года, да не войдёт она ни в один из лунных месяцев за то, что она не затворила дверей утробы моей матери, чтобы скрыть горести от моих глаз. Почему я не вышел из утробы мёртвым? Почему, выйдя из живота, я не умер? Зачем ожидали меня колени и грудь, которую я должен был сосать? Теперь я лежал бы безмятежно, спал бы, обретя покой.

Вновь и вновь страшные события последних дней заставляли бессильно спрашивать: «За что? За что всё это? В чём моя вина?». Смерть детей, потеря имущества, страшная болезнь, презрение лучших друзей сокрушительным ураганом разметали безмятежную счастливую жизнь в осколки воспоминаний. Впереди полный мрак и отсутствие желания жить, но жизнь крепко держала его в своих руках и заставляла мучиться дальше, терзая безответными вопросами:

– О, если бы я знал, где найти его! Тогда пришёл бы прямо к его неизменному месту. Я изложил бы перед ним судебное дело, и свои уста наполнил бы возражениями. Я понял бы слова, которыми он мне ответит, и всё, что он скажет, обдумал бы. Неужели он употребил бы свою огромную силу, чтобы состязаться со мной? Нет! Он непременно прислушался бы ко мне. Вот, я иду на восток – там нет его; возвращаюсь обратно – не могу разглядеть его; иду налево, где он творит, но не вижу его; он поворачивает направо, но я не нахожу его. Я не отступаю от заповеди его уст. Он неразделён в своих мыслях, и кто помешает ему? Его душа пожелает, и он сделает. Он исполнит всё, что мне предписано. Поэтому я в смятении из-за Него. Почему Всемогущий не назначил времена суда и знающие его не видят его дней? Есть люди, которые передвигают межевые знаки, захватывают стадо и пасут его. У сирот уводят осла и у вдовы берут в залог быка. Они сталкивают бедных с пути, а между тем угнетённые земли прячутся. Они вынуждены ходить без одежды, нагими, и голодными носить сжатые колосья. Полуденное время проводят между уступами террас, топчут в давильне виноград, а сами страдают от жажды. Из города раздаются стоны умирающих, и душа смертельно раненных взывает о помощи, но Богу нет до этого дела. Почему так?

Сильный ветер разметал пепел у ног несчастного. Внезапно налетевшая буря, сверкая молниями и сгибая могучие деревья, прервала его размышления. Измученный человек испуганно поднял голову. Перед ним возвышался ангел, сияющий сплавом золота и серебра, а также переливами драгоценных камней. Буря вокруг свирепо стонала раскатами грома и озарялась всполохами молний, но уставший страдалец чувствовал на своих щеках тёплое дуновение ласкового ветерка, осторожно трепавшего спутанные волосы густой бороды. Стараясь преодолеть шум бури, человек заговорил осипшим голосом:

– Твои стрелы во мне и мой дух пьёт их яд. Ты внушаешь мне ужас. Одного прошу, забери мою жизнь, зачем она мне? Разве моя сила – сила камней? Или моя плоть из меди? Я – человек, Ты – Бог, выше Тебя нет никого, поэтому Ты всегда прав, а я нет. Нет никого, кто мог бы на нас обеих положить руку и рассудить нас.

– Кто это затемняет замысел словами без знания? – спросил ангел громоподобным голосом.

– Я тот, чья плоть оделась червями и комьями грязи. Я тот, кому Ты дал появиться на свет. Я тот, кто не видит смысла жить дальше, потому что Ты препятствуешь мне.

– Подоткни под пояс свою одежду по-мужски и позволь, я расспрошу тебя, а ты рассказывай мне. Где ты был, когда я основывал землю? Скажи, если ты наделён пониманием. Знаешь ли ты, кто установил её размеры или кто протянул по ней мерный шнур? Во что погружены её основания и кто заложил её краеугольный камень, когда все утренние звёзды восклицали от радости и все ангелы громогласно возносили хвалу?

– Человек, как разлагающаяся гниль, как одежда, которую съедает моль, он рождён женщиной, краткодневен и пересыщен волнениями. Как цветок – он распустился и уже срезан. Разве может человек ответить хоть на один из Твоих вопросов? Но я готов отстаивать свою непорочность.