Говорю от имени живых

– Петя, что случилось? – слава богу, журналистка оказалась человечной. – Ты понимаешь, идиот, что за камеру я с тебя вычту, урод безногий? – поторопился я с оценками. – Бегом в машину, ищи что угодно, хоть на мобильник снимай, но у меня должен быть этот сюжет!

М-да, куда катится мир? Ради красного словца не пожалею и отца! Что говорить о совершенно постороннем человеке, когда речь идёт о громком скандале, эксклюзивном репортаже, возможности стать звездой телеэкрана пусть и на несколько дней? Этих сломанной камерой не остановишь, придётся действовать жёстко и бесчеловечно, детка, но ты сама напросилась!

– Эй, мусор, бегом сюда, – орёт она истерично моему экзекутору, крутясь, как уж на сковородке, пытаясь закрывать рот руками. – Метнулся мигом, козёл безрогий!

Да что же это вас так корчит, милочка? Не хотите ругаться, оно само говорится? Сущая правда, да кто же вам поверит после того, что сказано? Любой нормальный мужик после упоминания «козла» закипит, как чайник, а что говорить о человеке при исполнении, которого обозвали мусором?

– Никуда не уходи!

Никаких проблем, лейтенант! Смотри не лопни от возмущения, тебе ещё паковать эту телевизионную штучку, могу только представить, что ты сейчас ещё услышишь.

– Бегом, я сказала! Быстро убрал своих горилл, мне нужно интервью с террористом! Оглох что ли?

Полицейский замер в нерешительности, не зная, как реагировать – то ли дамочка сошла с ума, то ли связи большие. Засунешь такую в клетку, потом проблем не оберёшься. С другой стороны, при всех обозвать его…

– Рот закрыла! Руки на капот, чтобы я видел!

Я бы реально покраснел за весь тот поток низкопробной брани, излившейся на лейтенанта из уст миловидной журналистки. Откуда только такой богатый словарный запас, Миша? Где ты успел этого нахвататься? Не в кабинетах ли мэра родного города? Вполне возможно, Лопухов послужил источником и наставником, плюс ему в карму, что пусть косвенно, но помог в благом деле.

Это нужно видеть, прямо как в кино – резко одну руку в наручники, затем вывернуть и поставить в позу испуганного страуса, чтобы замкнуть браслеты за спиной арестованного.

– Имеете право хранить молчание… если у вас нет возможности… нанять адвоката… вам будет предоставлен… – прямо как в американском кино.

Я и не знал, что наша полиция дошла до таких высот, обычно просто закидывают в УАЗик, предварительно накостыляв особо строптивым по почкам. А тут, как на камеру работает, права зачитывает.

Мне бы такую выдержку, я же нутром чую, что в паузах потоки отборного мата, но наружу ни-ни, не положено. Браво, лейтенант!

– Пакуйте её в машину, – приказ отправляет двух моих охранников к журналистке.

Всё классно, но её напарник действительно снимает происходящее на мобильник, не забывая делать крупные планы. Это даже хуже, чем сюжет о минировании, это действительно будет иметь успех. Если он успеет смыться, наши дела станут кислыми. Жалко железяку, парень, но ты сам выбрал свою судьбу.

Захватываю контроль над оператором, приказываю плавно положить мобильник на бетон, а затем вдумчиво колотим по нему железякой, валявшейся неподалёку. Основательно, не пропуская мелких деталей, чтобы никто не смог восстановить данные с карты.

Всё хорошо, при одном условии – если он не качал это напрямую в ютуб или ещё на какую-нибудь помойку. Тёртый калач, знает, чем заканчиваются подобные острые моменты. Так что задача становится сложнее, нужно его как-то убедить, что стереть материал – самый выгодный компромисс между известностью и жизнью. Я не собираюсь рисковать своими близкими из-за какого-то болвана, решившего прославиться во что бы то ни стало.

– Так, теперь ты, мухой встал, пошёл в машину! Только дёрнись, падла, миндальничать не буду!

Лейтенант явно собирается отыграться на мне за неуместную сдержанность с журналисткой. Действительно, чем может ему угрожать какой-то неизвестный мужик, хорошо бухнувший накануне и уснувший в детском саду? Тут есть, где разгуляться, размяться, душу отвести, используя богатый русский язык и резиновую дубинку.

– Мне кажется, у тебя проблемы, командир, – лучше начать издалека, а то ещё хватит Кондратий во цвете лет, я же буду виноват. – Этот перец только что выложил в интернет всю сцену крупным планом. Как думаешь, что будет уже сегодня? Погоны не жмут?

Попытку врезать мне по почкам купируем лишением энергии, пусть думает, что ему поплохело от услышанного. Ишь ты, как побледнел, аж, коленки подгибаются, если не поддержать, грохнется оземь при всём честном собрании, замарав не только честь, но и сам мундир. Но нет, сдюжил, правда, сам не понимает, что его так подкосило.

– Ты же понимаешь, товарищу нужно доходчиво объяснить положение, рассказать о возможных последствиях, вежливо попросить стереть то, что он успел слить в интернет, пока не стало хуже всем? Да, лейтенант?

Жаль, ситуация не располагает к смеху, а так прикольно смотреть, как мысли мечутся в голове полицейского, заставляя его меняться в лице, потеть, бледнеть, дёргаться из стороны в сторону, подчиняясь мыслям о возможных карах начальства.

Кстати, не помешает усугубить проблему для повышения сговорчивости оператора Пети. Не хотелось бы сейчас долгих переговоров, время играет против нас. Не думаю, что он уже выложил это в публичный доступ, ведь для начала нужно найти самого жирного покупателя. Но, если есть хотя бы вероятность обратного, нужно ковать железо, пока горячо.

Парень, не понимая, что с ним происходит, и зачем он расколотил свой новенький смартфон, поднимается на ноги. Неуверенно, деревянной походкой идёт к полицейской машине и той же железякой начинает дубасить по стёклам, словно пытаясь освободить журналистку. Ты же понимаешь, что это плохо, очень плохо? За это светит реальный срок, как за нападение на сотрудников полиции при исполнении!

– Лейтенант, обещай ему, что отпустишь их обоих, если он прямо сейчас при тебе сотрёт материал, а они оба уберутся к чёрту!

Взгляд полицейского перебегает с меня на парня, как будто он улавливает связь между моими советами и действиями парня. Сообразительный, блин! Нужно аккуратнее работать, Миша! Молодец, не стал спорить, твёрдо пошагал к оператору, глядящему на него с ужасом.

А тут ещё его начальница взбесилась, решив помочь напарнику в своём освобождении. Прямо узники совести, мать их! Честное слово, я тут совершенно ни при чём, мне и одного борца с режимом достаточно. Дамочка делает всё, от неё зависящее, чтобы накрутить реальный срок им обоим.

– Я не хотел… это не я… меня заставили… – оправдывается Петя, понимая, что слова на фоне разбитого стекла и помятой дверцы машины звучат неубедительно.

– Так, слушайте оба, два раза повторять не буду, – лейтенант говорит негромко, но таким тоном, что противоречить ему не хочется, по крайней мере, мне.

– Сейчас ты, – он смотрит в глаза бледнеющему на глазах Пете, – берёшь смартфон и стираешь то, что успел слить в интернет. Тогда я отпускаю вас на все четыре стороны прямо сейчас. Иначе ты сядешь у меня за оскорбление должностного лица при исполнении.

– А ты, – он убедительно смотрит на дамочку, – пойдёшь срок мотать за нападение на сотрудников полиции. Времени на размышление не даю и до трёх считать не буду!

– Да… Ни в коем случае… – крики оператора и журналистки раздаются одновременно, но лейтенанту интересно мнение лишь одной стороны.

– Делай, – он протягивает Пете свой телефон. – И без фокусов, фактов для суда на регистраторе достаточно. Не стоит оно того, чтобы потом десять лет баланду хлебать, парень.

Приятно посмотреть на работу профессионала – стоит уверенно, выразительно постукивая дубинкой по ладони. Дело явно идёт на лад, а что по этому поводу думает журналистка, сейчас никому не интересно – без конкретных фактов любые её заявления будут отвергнуты судом. Но не это меня сейчас беспокоит.

Машина «Разминирование», прибывшая последней, стоит на том же месте. Никто не спешит на поиски потенциальных зарядов, просто наблюдают за нами через глухо тонированные стёкла микроавтобуса. Допускаю, ждут команды, но от кого? Если в садике действительно есть мина, они должны идти первыми.

Но пока суетится полиция, бегают с озабоченными лицами врачи, словно уже есть пострадавшие, пожарные замерли возле машин, раздумывая, стоит ли раскатывать шланги? А эти просто сидят без дела! Заглянуть бы туда одним глазком, кто на самом деле прячется за громкой вывеской?

Напрягаться не пришлось, из микроавтобуса вышел сухощавый мужчина, явно не имеющий никакого отношения к минам, взрывам и прочей пакости, судя по идеальному костюму и дорогому галстуку. Подошёл, показал красную книжечку лейтенанту.

– Полковник Демидов, ФСБ, – это, скорее, мне, чем лейтенанту, и так уже стоящему по стойке смирно.

Молчу, потому что в этой мизансцене у меня слов нет, что-то в пространстве творится без моего участия, но по мою душу. Слишком много внимания к моей персоне в столь неподходящий момент. А я так надеялся распрощаться со всеми участниками цирка сразу после отправки телевизионщиков подальше. Видать, не судьба, целый полковник и аж из ФСБ.

– Это вас обвиняют в минировании садика? – никаких эмоций, голос прохожего, спрашивающего время.

– Да! – почему-то не хочется умничать и ёрничать, есть в этом человеке нечто такое, отчего начинаешь чувствовать себя маленьким и беззащитным.

– Вы проедете с нами! – даже не приказ, констатация факта.

– А если откажусь? – что-то здесь не так, есть какой-то подвох, хотя внешне выглядит вполне достоверно. – Силой заберёте?

– Будете сопротивляться? – слабая, едва заметная ухмылка тронула бесстрастное лицо собеседника.

– Буду, – с улыбкой превосходства пообещал я.

Его стык горел многочисленными разрывами, не успевшими зарасти за столь краткое время. Если он и был совсем недавно важной шишкой в ФСБ, то сейчас передо мной другой человек, которому нужен именно я.

– Не стоит, Михаил, вы и ваши близкие как на ладони у моих снайперов.

Обернувшись, я вынужден был проморгаться, казалось ожил один из кошмаров прошлого – неподалёку стояли Светка с Танюшкой, на них плясали весёлые красные точки. Ударь я по этому гаду, они успеют выстрелить и в меня, и в них.