Он понимал, что стоит остановиться и полковник придумает еще какой вопрос, а так время потянем, глядишь у полковника срочное дело образуется, он и отстанет от бедного лейтенанта на какой-то срок.
– И тут ты драться затеял на пьяную головушку? – подсказал полковник, понимающе кивая головой.
– Никак нет, господин полковник! Чего ж мне с одной четверти будет? Да ни в одном глазу, хоть сейчас в бой! – рявкнул сызнова Иван, оглушив полковника.
– Прекрати орать! – приказал полковник, потирая уши. – Хочешь меня извести своим басом?
– Прощения прошу, у моря родился, от того голос громкий, – пояснил он. – После первой мы еще по второй выпили…
– Четверти?
– Четверти! – расплылся Иван довольной улыбкой, явно вспоминая приятные мгновения жизни. – Но это уже за Россию! Грех большой не выпить за Россию-матушку!
– И тут ты…
– Никак нет, – извиняющимся шепотом пробасил Иван. – Тут мы еще по четверти заказали и выпили…
– За Москву? – предположил полковник, гадающий, сколько же всего вина было выпито до драки.
– Никак нет, просто так выпили, хорошо пошло, мы и не заметили. А тут он и говорит: «Полковник-то наш рожей не вышел! Сущий бестия и проныра! А рожу-то отъел, щеки со спины видать! Наверное, налево припасом торгует, не иначе!»
– Это кто же так говорит? – встрепенулся полковник.
– Да этот… Каховский…
До сознания полковника помалу доходили слова, на ходу придуманные Иваном.
– Да я его подлеца за такие слова… – Врубель побагровел от ярости, выпучил глаза.
– Вот-вот, господин полковник, я его и того, в морду! Обидно мне за вас стало, кровь взыграла. Ежели каждый, думаю я, будет над нашим полковником издеваться, что с армией станет? А потом он меня в морду, ну и мы немного повздорили, – виновато пожал могучими плечами Волгин. – Извиняюсь, господин полковник, если что не так сделал.
– Не извиняйся, это ты молодец, Волгин, так ему… – полковник споткнулся, откашлялся, сообразив, что говорит не совсем то, что положено в подобной ситуации говорить подчиненному, обвиняемому в драке. – Только, господин лейтенант, никто еще судов не отменял, и незачем подменять собой законную власть! Вы должны были доложить по команде, а мы бы тут сами разобрались, вызвали бы этого Каховского для разборок…
По всей видимости, полковник в эту минуту представил себе пилотскую попойку и то, каким тоном было брошено оскорбление в его адрес.
– Я бы ему в морду, подлецу! – рявкнул он от избытка чувств. – Кхм, ты этого не слышал, Волгин, и чтобы больше без драк! Понял?
– Так точно! – прошептал Иван.
– Не слышу! Чего ты там себе под нос бубнишь?
– Так точно, господин полковник, есть без драк! – гаркнул облегченно Иван.
Полковник вздохнул, покачал головой и продолжил экзекуцию.
– Вот ты мне, Волгин, ответь, как на духу, кому служишь?
– Царю и отчизне, господин полковник! – эхом, не задумываясь, рявкнул Иван.
– Это понятно, что царю и отчизне, – поморщился полковник, – ты объясни, как именно ты им собираешься служить?
– Придет беда, прыгну в истребитель и в бой! – недоумевая где ловушка, осторожно ответил Иван. – А там до победного конца, жизни не пожалею, ежели понадобится.
– Это тоже не вопрос. Ты представь, Волгин, на минуточку свое вчерашнее состояние. Сколько вы там на одно лицо приняли? Да, не важно, главное, что были уже никакие к моменту драки. И не надо мне тут изображать удивление на лице, что я в кабаках не был? Представь, вот в такой именно момент, когда вы уже никакие, беда-то и нагрянула, что делать будешь, Волгин, куда побежишь, какой из тебя боевой пилот в таком состоянии? – заводился с каждым словом полковник, выталкивая слова, словно гвозди. – Получается, господин лейтенант, что никому ты в этот момент не служишь, окромя себя самого и врага нашего заклятого! И сызнова задаю вопрос – кому служишь, Волгин?
Иван озадачился, призадумался, начал губы кусать, в потолок смотреть, в затылке чесать – эка завернул полковник ловко. Получается, что всяк выпивший пилот врагу служит, так что же теперь и не пить вовсе, что же это за жизнь будет? Чай не монахи, обетов не давали, стрессы опять же, нервы нужно успокаивать, как тут не выпить? И что тут ответить? Иван, как рыба, открывал рот, делая слабые попытки оправдаться, но ни звука не произнес – мозг поскрипел, пожужжал и отключился. Осталось Ивану нахмурить брови, сжать зубы и промолчать, надеясь, что полковник, задав каверзный вопрос, сам на него и ответит.
– И что вам неймется, господа пилоты, сколько можно пить и бузотерить, Волгин? – сев на привычного конька, продолжил нотации полковник.
Иван молчал, зная по опыту, что в тех рассуждениях полковнику нужен исключительно слушатель, а не собеседник.
– Боевой офицер, пилот истребителя и пьяница. Были бы у нас новейшие штурмовики, я бы на ваши пьянки-гулянки сквозь пальцы смотрел. А наши старые лоханки крепки святым и боевым духом исключительно. Что с них взять со старушек, им в обед сто лет, давно на свалку списать пора, ан нет – денег у казны видите ли нет новые истребители прикупить. Стыдоба, нищета. Казну на балы да украшения растратили, страх позабыли, с врагом за одним столом пьянствуют.
Иван молчал, боясь лишним вздохом напомнить, ушедшему в грустные мысли полковнику о своем присутствии. Лицо полковника исказила гримаса раздражения, хрустнул сломанный карандаш и он совершенно неожиданно для себя узрел замершего по стойке смирно Волгина.
– Вот я и говорю, боевым духом наши старушки крепки, а каким духом вы, господа офицеры, наполняете эти скорлупки? Перегарным? Да вас любой худосочный пират пинком под зад отправит к такой-то матери. Пило-о-о-ты, истребители, етить вас через коромысло.
Адмиральский крейсер позолотить, – с обидой в голосе продолжил полковник, – у них деньги есть. Боевые крейсера пустить на металлолом у них деньги находятся, а купить для нужд защиты торговых путей хотя бы десяток новеньких истребителей, в казне денег нет. Вот ты мне ответь, Волгин, стал бы ты кутить-гулять, когда у тебя в кармане пусто?
– Никак нет, господин полковник! Разве что друзья угостят…
– Вот! Вот именно друзья! И кто же у нас нынче в друзьях, Волгин?
– Дык это… Каха… Семенов… – начал было загибать пальцы Иван.
– А друзья у нас нынче наши заклятые враги, – пропустив мимо ушей лепет Волгина, кипел полковник. – Американцы нас купили на корню, кому скажешь, не поверят. Удивляюсь я, что они еще рядом с царем, в нашем генеральном штабе не сидят, видать трон узкий, да и стульев в генштабе маловато – разворовали все.
Ты, Волгин, суть пойми боли моей. Блок навигации на твоем истребителе кем сделан? А система управления огнем? Улавливаешь мысль? Наш потенциальный враг поставляет нам боевое снаряжение. А вдруг нам с тем врагом в прямое столкновение войти придется? Ты уверен, Волгин, что твоя пушка выстрелит в нужную сторону? Ты уверен, что вообще окажешься там, где нужно, а не у черта на куличках?
– Дык ведь, господин полковник, нашего-то оборудования нету, нешто вручную кораблем управлять?
– Нету-у-у? А где же оно, Ваня? Отчего в государстве Российском, великом и могучем производство самого насущного в упадок пришло? Не враг ли постарался?
– Не могу знать, господин полковник!
– А кто может? Не тот ли кто все это и сделал? За державу обидно, лейтенант. Скоро на вопрос «Кто взял Крым?» будут отвечать «Американцы!». Потому что куда не сунься, повсюду они, повсюду их длинный нос. И тут вы пьянство и мордобой разводите. Ты иди тому американскому дяде морду набей, что же ты своего русского пилота по морде лупишь?
– Господин полковник, дык он же вас… – напомнил Иван разгорячившемуся Врубелю ловко выдуманную причину драки. – Как же после такого в морду не дать?
– И правильно, что в морду! – махнул в отчаянии рукой полковник. – Свободен! И передай Каховскому, что цугундер по нему, подлецу, плачет! – крикнул полковник в спину выбегающему Волгину.
Иван остался чрезвычайно доволен своей ловкостью и верткостью. Каховский все одно какую-то гадость болтал, язык у него поганый, кто сейчас вспомнит, что он там плел по пьяной лавочке. А так Иван одним махом и начальственный гнев от себя отвел и гада Каховского подставил. Пусть теперь сам бережется, да сторожится, посмотрим, чья возьмет. А что там в высоких сферах творится, то не его Ивана забота. На то есть царь, генералы, пусть у них голова и болит.
Волгин вылетел из кабинета полковника, с грохотом захлопнул ее за спиной и, не обращая внимания на возмущенные вопли секретарши, помчался довольный собой на боевое дежурство. А теперь спрашивается – куда так спешил? Который час без всякого дела томится в тесном салоне полицейского истребителя, страдая от тяжкого похмелья, да еще и заснул в придачу.
***
Бывает, проснешься спьяну и не знаешь,