Катарсис

– Пусть сами разбираются, – бормотал он себе под нос, намечая дорогу до дома.

В карманах ни копейки, вид самый бомжатский, стыдно в автобус влезать, да и выгонят сразу. Маршрутчики ещё и поколотить могут, поэтому руки в ноги и айда, Егорушка, ножками до самого дома. И пусть они пока не в полной мере вернули силу после долгого лежания в больнице без движения, но упорство и труд, как известно, всё перетрут. Маленькими шагами в большое будущее, – твердил он мысленно, с тоской представляя, сколько километров впереди.

С другой стороны, мышцам нужна тренировка, слишком долго он провалялся на больничной койке, потеряв форму и силы. Рассматривай это, как полезную нагрузку, к тому же совершенно бесплатную. Считай шаги, дыши глубоко, не смотри по сторонам – происходящее тебя не касается!

– 8 —

– А я говорю, это точно он, Егор Ковалёв, старший группы! – мужчина говорил с напором, убеждённо, словно доказывая кому-то свою правоту.

– Федечка, ты мог перепутать! – убеждала его женщина. – Столько всего произошло, да и не мог он остаться в живых, ты же сам говорил, он ключ, а система перезапустилась, то есть ключ был использован!

– Ничего я не путаю, мне то письмо, которое курьер приказал сжечь после прочтения, в память врезалось дай бог! На смертном одре вспомню любого!

– Федечка, ты уже на нём, – напомнил женский голос. – В городе несколько десятков тысяч молодых людей его возраста и телосложения, теперь ты будешь на каждого кидаться?

– Вера, если я вижу, что это он, значит, это не может быть никто другой. Ты же слышала, как он разговаривал с полицейскими? А я его голос помню, не один раз общались.

– И что с того, Федечка? Что мы за ним бежим? Зачем он тебе? Сколько нам осталось существовать без подпитки? Пойдём лучше по городу погуляем, насладимся спокойной жизнью, когда не нужно от кого-то прятаться, никому ты ничего не должен! Давай просто побудем вдвоём! Отстань от парня, тебе говорю!

– Понимаешь, Верочка, я же перед ним виноват, – признался с тоской мужчина, – на мне грех лежит, я его вёл к этому, заставлял выполнить задачу, понимая, что это путь в один конец. Они же все были одноразовыми исполнителями, а я им сказки рассказывал про светлое будущее, которого не будет. Если бы знать, что ад существует, я бы принял наказание, как должное, но нет ничего, Верочка, всё здесь закончится.

– И что теперь, упасть перед ним на колени и покаяться? Прости меня, Егорушка, гада ползучего? Так он тебя не видит и не слышит, Федечка. У него всё в порядке, если ты не заметил сразу. Пусть выглядит, как бомж, зато живой и здоровый в отличие от нас с тобой. Так что кара божья, если есть такая, нас уже настигла, можешь успокоиться и отпустить его с миром!

Некоторое время Егор не решался обернуться, но голос мужчины звучал до боли знакомо – куратор, именно его приказы он слушал и исполнял, хотя всей душой был против. Ненависть, всколыхнувшаяся, едва он услышал его, помаленьку спадала на нет, переходя в злорадство. Он жив, а куратор, судя по всему, сдох! Туда ему и дорога!

– Что вам от меня нужно? – не выдержав, обернулся он.

Жадно вглядываясь в черты лица ненавистного ему человека, он наслаждался его смертью, радовался ей, словно сам всадил пулю в лоб или нож в сердце. Ему казалось, что нет в мире высшего наслаждения, чем увидеть не просто смерть врага, но любоваться его призраком, как гарантией смерти. Картину портила миловидная женщина рядом с ним, явно испытывающая к куратору нежные чувства.

– Вы нас видите? – она в изумлении вцепилась мужчине в плечо, не замечая этого. – Вы ведь… живой?

– Да, чёрт бы вас побрал, я живой, – с хвастливой гордостью подтвердил Егор. – В отличие от вас!

Последнее слетело с губ случайно, потому что ни его злость, ни ненависть к куратору, ни желание его смерти, не имели никакого отношения к этой женщине, которую он совершенно точно не знал. Чувство превосходства стремительно таяло, как вешний снег под лучами жаркого солнца, уступая место стыду. Женщина заплакала, уткнувшись лицом в плечо спутника.

– Извини, у меня не было выбора, – глухо произнёс куратор. – Меня обманули, я думал, что спасаю жену от смерти.

– Это ваша жена? – с запоздалым раскаянием, чувствуя себя полной скотиной, спросил Егор.

– Нет, тут всё сложно. Умирала моя бывшая жена, они сказали, что оплатят её лечение. Хотя…

– Она умерла задолго до того, как начался ваш путь, – помогла женщина, – он думал, другого выхода нет. Нас обоих убили, если это тебя успокоит, потому что мы не хотели выполнять последний приказ.

– Кто вы?

– Его оператор, именно я помогала Феде выходить на связь с Плацдармом.

– Так вы с ним заодно? – злость снова вздыбилась коброй. – Много платили или у вас тоже кто-то умирал?

Мгновение назад он испытывал неловкость, изливая гнев на куратора и невольно задевая стоявшую рядом с ним хрупкую женщину. Но сейчас, понимая, что они действовали заодно, готов был убить их обоих в отместку за пережитое на Плацдарме, за смерть друзей. Ишь ты, сперва своими руками создали всю эту гнусность, а теперь за покаянием в очередь выстроились? Не дождётесь, сволочи!

– Нет, меня внедрили к ним, чтобы раскрыть заговор, – спокойно пояснила она, утерев слёзы. – Ты много пережил, мальчик, но не думай, что, кроме тебя, никто в мире больше не страдает. Ты остался жив, нам не повезло. Я говорила Феде, не имеет смысла с тобой разговаривать, ты слишком молод, чтобы понять жизнь. Для тебя сейчас твоя конкретная мозоль – это самое страшное событие в мире. Ты даже представить не можешь, насколько всё плохо, упиваясь собственной правотой.

Она говорила спокойно, не пытаясь брать авторитетом или голосом. Так мать разговаривает с непослушным сынишкой, разбившим её любимую вазу и отказывающимся признаваться в этом. Она смотрела на Егора без осуждения, не пытаясь понравиться ему, сказать что-то приятное. Но слова больно ранили душу безжалостной правдой. Он действительно слишком много думает о себе.

Даже то, что сейчас он пытается найти друзей, это забота о себе, ему хочется успокоить душу – с ними всё в порядке, он больше никому и ничего не должен. В любом случае, не в его силах вернуть их в жизнь, ведь для этого, как минимум, нужно иметь живое тело. Ему действительно повезло, в отличие от них. И это справедливо, ведь он многим пожертвовал для этого!

Алинка уже похоронена, и они это видели своими глазами. Михалыч после выстрела картечью в грудь умер сразу, что и подтвердил следователь на следственном эксперименте. Корней наверняка залетел наглухо, у наркоманов это часто случается – подсел на синтетику, прямая дорога в могилу, чуть раньше, чуть позже, но наверняка. Только его под присмотром врачей ждало тело, и спасибо нужно сказать папаше той девчонки, который решил сделать из него крайнего. Ему для этого нужен был живой свидетель, а не покойник.

– Вы говорите о том, что сейчас происходит?

– Да! И это не закончится, пока они все не выполнят свою миссию, – с горечью ответила женщина. – Мы сорвали заговор генерала, но породили монстра ещё более ужасного, чем планировал он.

– Хотите сказать, вы не этого добивались? Тогда зачем нужна была моя миссия, ради чего погибли мои друзья?

– Генерал собирался перехватить управление, но вмешалась третья сила, нормального перезапуска не произошло, система просто сбросилась в ноль, освободив всех, кто имел метки. Нам дали массу энергии, но никто не ушёл в иной мир. Даже я теперь чужая для него, хотя они за мной приходили до того, как метки сбросились. Ни у кого из нас теперь нет возможности исхода, мы просто сгорим в этом мире или…

– Займёте чьё-то место? – закончил фразу Егор, вспомнив действия призраков.

– Мы с Федей не собираемся этого делать, – гордо ответила Вера. – Сколько дано, столько и проживём здесь. А вот ты не должен был выжить, система уничтожает ключ после использования. Сбой каким-то образом нарушил это правило, оставив тебе жизнь. Радуйся этому, мальчик!

Случайность? Он мог исчезнуть навсегда, как и его друзья? Почему она говорит это так спокойно, будто собственная смерть её не пугает? Сознание отказывалось принимать сказанное, словно кто-то пообещал сказочные подарки, а затем сообщил, что это была шутка. Нельзя, невозможно огромную махину разрушить одним ударом, это неправильно.

– Вы же знаете систему, неужели нельзя что-то сделать? Любую машину можно раскрутить в обратную сторону! Мы были в центре управления, я знаю, где это находится, если я проведу вас туда, вы сможете всё изменить?

Почему бы и нет? Он по-прежнему ключ, можно запустить процесс заново, указав иные параметры. Они же специалисты, они должны знать, как прекратить этот кошмар одним ударом. Система управления потому так и называется, что позволяет менять поведение подчинённых ей объектов. Егор с надеждой вглядывался в их лица, ловил малейшие признаки подтверждения его идеи, но куратор и его оператор смотрели хмуро.

– Нет, Егор, это невозможно. Сейчас нечем управлять, систему нужно заново инициализировать, обучать базовым алгоритмам, чтобы она начала выполнять внешние команды. Для этого нет специалистов и оборудования. Проект давно закрыт, генерал использовал его в обход всех правил и исключительно для себя. Где он, что сейчас делает, что есть в его распоряжении, никто не знает.

– И что? Вот так всё бросить и пойти гулять, птичек слушать, красотами наслаждаться? Не знаю, кто там у вас самый главный предатель, но вы не лучше, если бросите это на произвол судьбы, – зло отозвался Егор.

Он не мог и не хотел принять, что гибель его друзей была напрасной. Их использовали и выбросили за ненадобностью, как сломанных кукол, чтобы заняться другими делами. Породили зло и смирились с этим, как с чем-то космически непреодолимым. Если это сделал один человек, значит, должен быть другой, способный устранить проблему.

Не могут уйти в иной мир? Нужно научить их делать это! Если как-то сумели привязать, должен быть способ чистой отвязки. Как там обещали им? При уничтожении система вернёт всем начальные метки, и некто свыше увидит их! Так давайте делать это, чёрт бы вас побрал!

Он не замечал, что противоречит самому себе, мечтавшему забыть о кошмаре прошлого и не видеть ничего, происходящего вокруг. Сейчас в нём горела обида, он видел перед собой тех, кто, пусть и отчасти, был виновником трагедии, ему нужно было добиться справедливости ради памяти погибших друзей.

– Что мы можем сделать, находясь здесь, в ином мире? – разозлился Фёдор. – Легко рассуждать, будучи живым – можешь звонить в колокола, призывать общественность, что-то требовать. А что можем мы? От кого требовать? От этих?

Он обвёл рукой местный Арбат, на котором продолжалась вакханалия нападений и замен. В силу близости к эпицентру или большей загруженности людьми, особенно молодёжью, пешеходная улица пользовалась повышенной привлекательностью для призраков. Пройдёт несколько дней и большинство изменённых вольётся в жизнь, получив другую начинку. В городе творится абсолютный беспредел, до которого никому нет дела, точнее, никто даже не подозревает о его наличии, не видит, пока не почувствует на себе.

– У вас же была полиция, где она? Вы можете организовать хотя бы защиту населения! Нет? Какого чёрта вы тут бродите и стонете о своей неудачной судьбе? Они там и вы там же, так действуйте, чёрт бы вас побрал!

Егора не смущала разница в возрасте, он выговаривал двум взрослым людям, словно имел на это разрешение в силу старшинства, большего жизненного опыта, права более знающего. Они раздражали его собственной инфантильностью, обречённостью, нежеланием активно бороться с тем, что сами же и создали. Один их вид вызывал у него зубную боль, желание грязно выругаться, а то и ударить, отомстив за пережитое и гибель друзей.

– Во-первых, не у нас, а у них, потому что мы тут люди пришлые, как и ты, – выкрикнул в ответ Фёдор. – Никем мы управлять не можем. А во-вторых, все куда-то исчезли после взрыва. Мы сами бродим в полном неведении, что творится и что будет дальше? Ещё предложения?

– Федя, он ведь нас видит и слышит, – совершенно неожиданно вклинилась Вера, переводя взгляд со спутника на Егора.