Коса и камень

Но к средине семидесятых началась в военкомате ревизия ветеранов, чтоб помимо естественных похвал и почестей, еще и материально их поддерживать. Указание сверху на этот счет поступило. И тут случился кошмарный конфуз – выяснилось, что знатный геройский фронтовик отнюдь даже не совсем уж и фронтовик, а так, «писаришка штабной». И все награды-ордена он себе приписал, пользуясь мелким служебным положением, под дембель, присвоил себе невостребованные реальные подвиги погибших бойцов.

Дело тихо замяли, быстренько под сукно заволокитили, а семья, забрав бывшего геройского деда и папашу, продала дом и уехала от позорища куда подальше. С глаз долой, хотя люди в семье этого странного человека вполне даже хорошие были. Но пришлось им бежать от соседей и мнения общественного. Было время, когда общественное мнение хоть что-нибудь, но значило. Судя по всему, кончилось это варварское время.

И вот какая отсюда мораль? А примитивна – ну, не всяко золото, что блестит… Золото и блеск – это по потребностям и запросам.

Михаил Демьянов успел блеснуть солнцем в своих картинах. Сейчас его полотна хранятся в Русском музее, да и в других музеях-галереях России и мира. Держат их и в частных коллекциях. Каждому свое солнце и золото.

Староверы и реформаторы

История Урала немыслима без истории уральского старообрядчества. На поверхности – громкие купеческие имена староверов, миллионные сделки, независимость от царского правительства и роскошные подарки императорским чиновникам. А рядом – потаенная жизнь по другим законам, по иным правилам, по скрытым от чужого глаза обычаям, жизнь не только укрытых в тайге скитов, но и деревень, сел, городов. Почти триста лет такой жизни создали свою, отличную от общероссийской, культуру, дошедшую до нас лишь в обрывках и пересказах очевидцев.

Императорская династия Романовых для старообрядцев была династией антихриста – раскол, то есть ревизия православной веры, начался практически вскоре после заступления на престол первого Романова, Михаила. Окончательно оперились преобразователи русской церкви при его сыне Алексее да внуке Петре, прозванным Великим. Православные реформаторы настаивали на упрощении обрядов, изменениях в процессе богослужения, новшествах в атрибутике. Предложили так называемое «обливательное крещение», троеперстие и подкорректировали формулировки чина причастия, исповеди и других церковных таинств. По достоинству оценить нововведения под силу лишь богословам, но приверженцы «древлей веры» посчитали реформы ересью. Реформаторы, в свою очередь, назвали еретиками старообрядцев.

В 1666 году при царствовании Алексея Михайловича и в патриаршество Никона случилась одна из масштабнейших трагедий Руси – разделение единого народа на правых и левых. Патриарх Никон на поместном соборе наложил проклятие на сторонников старых церковных устоев, фактически заявив о начале карательных акций против старообрядцев. И нововеры, и староверы считали себя правыми. Но за реформаторами стояло государство.

Результатом церковного спора стала почти столетняя первая необъявленная российская гражданская война: лишь всероссийских бунтов, таких, как восстания Разина и Булавина, «пугачевщина» насчитывается с десяток, а попыток государственного переворота путем, например, стрелецких смут – и того больше. Во всех волнениях активно участвовали староверы. Лишь после подавления пугачевского бунта Екатерина Вторая запретила проклинать старообрядцев, разрешила им строить храмы и отменила грабительские налоги.

Но даже при этих послаблениях до 1905 года старообрядцы в России унижались и преследовались. При этом они составляли элиту тогдашнего «среднего класса»: большая часть купечества, промышленников, а также казаков были приверженцами «древлего благочестия». Отличались не просто грамотностью, а высоким уровнем образования и честностью в делах. Хотя при столь достойных качествах путь в чиновничество для них был заказан.

Перед революцией 1917 года в России насчитывалось около 20 миллионов старообрядцев. После революции эти люди вновь подверглись жестоким репрессиям.

История Екатеринбурга 19-го века богато украшена фамилиями именитых купцов – старообрядцев. Например, Казанцевы – эта элитная династия появилась на Урале с петровских времен. Промышляли торговлей и переработкой сельхозпродукции. Владели речным флотом, бойнями, кирпичной и бумажной фабрикой, салотопенными промыслами. Нынешняя улица розы Люксембург называлась Казанцевской. Десятилетиями возглавляли старообрядческую общину Екатеринбурга, часто занимали выборные должности. Иван Казанцев дважды избирался городским головой. Гавриил Казанцев слыл интеллектуалом, читал сочинения по философии и истории, но стержнем его мировозрения было именно «древлее благочестие».

Яким Рязанов трижды избирался городским головой, два срока был бургомистром. Происходил из семьи, основавшей скит в деревне Шарташ. Основу благосостояния династии Рязановых составляла торговля металлом и скотом, имелись салотопенные, мыловаренные, солодовенные промыслы. Когда Яков Рязанов возглавлял старообрядческую общину, Екатеринбург превратился в раскольничий центр. Рязанов руководил 150-тью тысячами старообрядцев урало-сибирского региона.

В 1824 году этот купец, встретившись с императором Александром Первым, добился разрешения установить запрещенный старообрядческий «осьмиконечный» крест на куполе храма в Екатеринбурге. Одним из первых промышленников России получил разрешение на поиск и разработку россыпного золота. Открыл богатейшие месторождения золота в Западной Сибири.

Золотопромышленник Аникий Рязанов (Яким Рязанов приходился ему дядей) стал купцом 1 гильдии в 30 лет. Дважды избирался городским головой, активно занимался благотворительностью, опекал старообрядческое кладбище и построил на нем богадельню. Но запомнился современникам тем, что устроил потрясающе роскошную свадьбу, женив своего сына на дочери золотопромышленника Тита Зотова. По этому случаю он не только угощал шампанским весь Екатеринбург в течение месяца, но и поливал вином улицы «чтобы не пылили». Шампанское на свадьбу было скуплено по всему Уралу, Тюмени и даже в Казани.

На уральской земле много деревень, обязанных своим возникновением не столько плодородию земель, сколько другим природным богатствам. Староверы – первопроходцы выходили на богатые зверем, рыбой и лесом места, а за ними уже по проторенной дорожке приходили поселяне, обживались, строились, корчевали лес и кормились хоть не густо, но ладно.

По разным оценкам, сегодня на территории Урала осталось не более двадцати тысяч приверженцев нескольких течений старообрядчества. Прежде всего, так сказать, реабилитированные и официально признанные московским патриархатом единоверцы – старообрядцы, исполняющие обряды в своих церквях. У них четыре храма – в Шалинском районе в селах Шамары и Баранче, в Артинском районе в селе Пристань, в Екатеринбурге, возрожденная старообрядческая церковь на берегу Верх- Исетского пруда, строится храм в Русской Тавре в Красноуфимском районе.

Общины этих храмов весьма сплоченные, традиции передаются из поколения в поколение. Строгость во всем – мужчины не курят, спиртное принимают в меру, очень развит культ семьи, обязательно выполнение всех постов. «Брадобритие» отрицается – «сатана боится волоса».

Крестят, трижды окуная новообращенного полностью в купель. Обязательно нагого. Невзирая на возраст. Обращаясь к священнику за благословлением, встают на колени. Во время службы выполняют поклоны также на коленях, опускаясь на специальные коврики – подручники. Постоянных прихожан в уральских единоверческих храмах около 15 тысяч. Именно единоверцев посчитал равноправными в православии столичный патриархат в 1992 году.

Во время службы в храмах мужчины надевают темные кафтаны старого покроя, женщины стоят позади них в сарафанах. Поют службу по крюкам – особым обозначениям старой музыкальной грамоты. Живут по традициям, по скрепам, без скверной гордыни.

Преподобный Нил Сорский: – Побежденный духом гордости сам для себя и бес, и враг и в себе самом же носит готовую для себя погибель.

Сила и совесть

«Украл – молчи, потерял – молчи, нашел – молчи» – таков старинный закон уральских каторжан. А также «закон тайга, прокурор – медведь».

О том, как подобные правила действовали, в свое время очень увлекательно Мамин-Сибиряк описал. А Дмитрий Наркисович неплохо знал обычаи жизни на Урале, где волею исторических обстоятельств сконцентрировались вполне себе маргинальные пассионарии.

Ссыльные, каторжане, переселенцы и старообрядцы. «Ломом перепоясанные», как тогда было принято говорить, и «отмороженные», как нынче подобных людей оценивают. Конкистадоры, как называли таких людей в просвещенной Европе, «жители фронтира», как характеризовали подобных персонажей в не менее просвещенных США. Люди, перемалывающие окружающую среду согласно собственному жизненному укладу. Герои ушедшего времени.

Самоуправство в те времена было нормой, а самосуд – одной из крайних, но вполне приемлемых и нормальныхмер жизнеустройства. О самосудах до сих пор еще ходят легенды. Об одном таком случае и попытаюсь рассказать.

Уральское село Пристань обосновано во второй половине ХVIII века на реке Уфе при устье реки Артя. Поселились здесь старообрядцы, которые занимались строительством барок и выжиганием древесного угля для потребностей Артинского завода. На барках по весне сплавляли заводскую продукцию – поначалу кричное железо, а потом и различные металлические изделия. Древесный уголь был в те времена основой заводской энергетики и опорой производства.

Стоит напомнить, что железное дело на Урале было невозможно без рачительного лесоустройства – в основе тогдашней металлургии был древесный уголь, а окрестные леса были приписаны к заводу, поскольку являлись важнейшим энергоресурсом. В те времена власти к ресурсам относились по-хозяйски. Например, главный лесничий Уральских горных заводов Иван Шульц, первым в России создавший теорию лесоустройства, в 1839 году получил звание генерал-майора. Вполне заслуженно – именно Шульц изобрел и внедрил двуручную зубчатую пилу, что позволило экономить ежегодно свыше шести тысяч саженей дров. До этого новшества заготовка деловой древесины и дров на Урале производилась исключительно с помощью топоров.

Понятно, что барки и уголь были высоко востребованы, а профессии уважаемые. Строители барок – это, прежде всего, умелые плотники. Да и углежоги с топорами обращались ловко – практически весь летний сезон валили лес, свозили его в гурты, а осенью в специальных ямах уголь томили-выжигали. Создать качественный уголь – целая наука, по династии опыт передавался. Как и искусство плотника. Попутно, естественно, жители Пристани занимались сельским хозяйством, охотой и рыболовством. Тем и кормились. Жили справно, но кто пусто, кто и густо. Всяко бывало.

Население Пристани было «древлей веры ревнителями», то есть выдерживало натиск никонианских реформ. При этом гражданские власти и заводское начальство каких-либо заметных репрессий не проявляло. Обострений и конфликтов вокруг вероисповедания не то, чтоб не было, но развитие этой темы не поощрялось. Потому что власти понимали особенности уральского обустройства. Жители села Пристань хозяйствовали общинно – объединяла вера и условия выживания. То есть, крепкие обычаи и жесткие традиции. Во многих семьях до сих пор сохранены старые устои. Такова вера. И не след постороннему в душу старообрядческую лезти. Старообрядцы свои беды и тревоги несут Богу, а отнюдь не властям земным. И вот эти триста лет российской трагедии зря не прошли.

Принято нынче говорить, что, затеяв революцию, Русь упустила свой великодержавный шанс. Но, вернее, я считаю, будет так – свой шанс стать сверхэкономической державой российская империя потеряла в конце девятнадцатого века, когда столичные властные круги впустили в деловой российский мир «зарубежных инвесторов». Иноплеменная братва взятками да искусными интригами потеснила кондовых, истово верящих на слово, промышленников – старообрядцев. А старообрядческий капитал в те времена в России главенствовал. Купцы- кержаки не лебезили перед властью, честь имели, веру блюли и если давали на лапу, то деньгами. Иноземцы давали чиновникам долю в деле. За то царедворцы и царедомочадцы продали страну по дешевке. Потом все, как по Марксу.

Старообрядцы были и есть независимы. А независимость – это право сильных. Они мешали. Мешали их общины, в которых никогда не бросали попавших в беду. Эти общины не только содержали школы, но и в короткий срок могли собрать и передать в доверительное управление крупные суммы денег. Жили откровенным «общаком». Выбирали самых умных и предприимчивых и помогали им, чем могли. Выбившись в люди, те продолжали опираться на общину и возвращали сторицей долги свои перед единоверцами.

Для официальной истории уральское старообрядчество почти сплошное белое пятно. На поверхности – громкие купеческие имена староверов, миллионные сделки, независимость от царского правительства и роскошные подарки императорским чиновникам. А дальше – потаенная жизнь скитов, деревень, сел, городов. Жизнь по другим законам, по иным правилам, по скрытым от чужого глаза обычаям… Почти три века такой жизни создали свою, отличную от общероссийской, культуру. По понятиям жили староверы, по своим понятиям.

И вот Россия, взметнувшаяся экономически под занавес века девятнадцатого, в начале века двадцатого под чутким вниманием Николая Романова начала к вящей радости иноземцев смердеть. Уже в то время случился очередной исход староверов от лукавых никониан и слуг антихриста. На уральской земле много деревень, куда приходили поселяне, обживались, строились, корчевали лес и кормились хоть не густо, но ладно. Умели работать и работы не чурались.

Но вернемся к общине села Пристань. Пристанинцев уважали, при этом за ними укрепилось местечковое прозвище «пристанинские самосуды». Не только потому, что бытовые и межобщинные споры и проблемы пристанинцы умели решать самостоятельно, без суда и следствия, но и оттого, что бытовала одна весьма суровая легенда.

Будто бы во второй половине ХVIIII века произошла весьма мрачная и кровавая история. Поговаривают, что однажды летней ночью шайка бродячих цыган угнала у селян две дюжины лошадей с ночного выпаса. Тревогу поднял пастушок, наблюдавший похищение коней и кобыл с общественного луга. Сообщил хозяевам, а хозяева подняли соседей и устроили погоню. Догнали.

Похитителям удалось увести табун на пять верст от Пристани, уходили по дороге, по которой доставляли с горы Кашкабаш добываемые там и изготавливыемые точильные камни. Шли к броду, по которому можно перейти на противоположную сторону Уфы. НЕ дошли полторы версты, там их и настиглиселяне. Окружили и убили. Без подробностей. Трупы закопали недалеко от болота. Тихо, без разговоров и обсуждений. Вернули лошадей в село, посовещались с общинниками. О случившемся решили молчать.

Можно сколько угодно рассуждать о морали, несоответствия преступления и наказания, пускаться в разговоры про гуманность и прочий либерализм, но стоит задуматься о том, что такое для крестьянина лошадь в те времена. Это не просто скот домашний, но и незаменимый помощник в хозяйстве, залог выживания, гарантия достатка в семье. Похитители попытались обездолить пристанинцев. За что свое и получили.

Власти о случившемся не узнали. В народе, несмотря на осторожную тишину в староверческой пристанинской общине, слух, естественно, разошелся. Не сразу, конечно, но постепенно. С задержкой на годы и на десятилетия. В разных версиях и различных вариациях. Поговаривали даже, что жертвами ночной резни стали не семеро бродяг-конокрадов, а целый цыганский табор, с женщинами и детьми. Но языки по этому поводу не распускали. Вполне вероятно, что и имперская полиция, до которой разговоры докатились, положила информацию под сукно. Скотокрадство тогда не жаловали.

После этого смертоубийства за пристанинцами и закрепилось прозвище «самосуды». Не унизительное, а, скорее, весьма уважительное. Потому что общинники сумели решить сложную проблему самостоятельно, без суда и следствия. Вот такая сумрачная история пейзанского уральского быта.

В 1908 году старообрядческая община Пристани построила храм во имя Введения в Церковь Пресвятыя Богородицы. Поговаривают, что одним из мотивов было и искупление грехов.

Мир и труп

Частенько, раскуривая трубку, ловлю себя на мысли, что спичка – точный и абсолютный символ нашей жизни. Сгореть и погаснуть. Вспыхнуть огоньком и превратиться в уголек.

Считается, что спичка горит 45 секунд – так старшины во флотской учебке сообщали, когда в «зайчики» по ночам играли, «отбой» -«подъем» устраивали. Жизнь человеческая, казалось бы, длится немного дольше, но это с чем сравнивать.

Жизнь иногда бывает героической. Этакой – с огоньком. С придурью какой-нибудь. Или даже подвигом во имя некой великой цели. Если есть еще эта великая цель.

Такое чувство, что эпохе хронически не хватает героев. Героев эпических и реальных. Особенно той эпохе, которую нам в ТВ изображают. Как-то странно – где ж они, пресловутые герои нашего времени? Или все упорно ждут, когда человек помрет (такова специфика наших дней), а потом начнут сообщать о его положительных качествах. И даже отрицательные стороны жизни (а кто не без греха?) старательно популяризировать.

Впрочем, насчет отрицательных сторон идет какая-то зловещая модная истерика. На ТВ-экранах толкутся какие-то бабы и прочие существа, которые заполошно делят наследство свежеумерших героев. Чтоб все поделить и поровну, по справедливости, но чтоб непременно с ТВ экрана и со скандалом. Длиной ДНК меряются. В прежние времена такое мещанством и обывательщиной обзывали. Сейчас время потребления и потреблятства. Потребитель героизирован и массовый. Против массы не попрешь. Масса хочет хавать. Зачем массе герои, массе скидки и халяву подавай. Для того и масс-медиа.

А все началось с ХХI века. А если еще точнее – с Евровидения. Вернее – с некоего певца из нашей державы, на этом действе победившего всех. Всех и каждого, даже трансвеститов. На этом Евровиденьи весьма сомнительные персонажи фигурируют. Он что-то напел и поимел за это победу. Предоставил державе успех, которого катастрофически не хватало. Хваленые и успешные бизнес-тренеры требовали успеха, а успеха не было. И вот счастье привалило, пусть даже на скользких подмостках и подиумах.

Как сейчас помню – все ликовали и восторгались. Что он там пел – сейчас, похоже, уже никто и не насвистит. Но сверху было решено, что народ любит победы. Даже над толерантными секс-меньшинствами. Потому что народ победитель.

С тех пор и пошла эта убогая засада – имитация побед. Потом просто имитация всего. Вообще всего. Чтоб было понятней – даже имитация еды. Наимитировали неизвестно из чего созданное дерьмо под предметы, похожие на еду. Даже хлеб нынче имитируют, какие-то снадобья в него добавляют. Ничтоже сумняшесь эрзац-хлеб делают. Сюрреализм, как говорят французы, особенно в России, которая шестая часть мировой суши. Такова реальность, данная нам нашими властями.