Египетское метро

Фома заметил за собой, что смотрит на соседа с удовольствием. В наполненной солнцем уютной комнате он – тихий, светленький, опрятный – был как-то чрезвычайно уместен.

Допив ликер, старичок подмигнул и попросил еще. Фома налил.

– Вы квартирант?

– Да. Меня зовут Фома.

– Редкое имя.

– Это не имя, кличка. От фамилии Фомский. Так меня все называют. У меня есть друг, он здесь был…

– Я видел.

– Его фамилия Фомин, и он тоже Фома. Мы учились в разных школах, и поэтому одинаковые клички. А как вас?

– У меня нет клички. Просто Игорь Сергеевич.

Они пожали друг другу руки; старичок еще потянул из рюмки и сказал:

– Когда-то давно здесь уже жил квартирант. Валентин. Он убил сапожника. Не слышали? Попал в сумасшедший дом.

– Нет. А за что?

– За что? За то, что убил сапожника.

– Нет, я как раз и имел в виду: за что он убил сапожника?

– Ани за что, просто так. Поэтому и попал в сумасшедший дом. А если бы убил за что-то, попал бы в тюрьму. Очень просто.

Фома вежливо покивал, мол, бывает, и спросил:

– И как он его убил?

– Ножом. Три раза ударил и все. Хотя уже первый удар был в сердце.

– А кем они были друг другу? Друзья? Родственники?

– А никем. Совершенно. Они и знакомы-то не были. В том-то ж и дело. Вбежал с улицы в мастерскую, схватил нож и убил.

Старичок допил рюмку и облизал губы.

– Еще? – спросил Фома.

– Если можно. Очень вкусно.

– Да, – протянул Фома, наливая ликер. – Странно. Вот так сидишь, а тебя вдруг раз и все…

– Это если смотреть со стороны. Тогда действительно странно и непонятно.

– А вам понятно?

Старичок вздохнул, поднял глаза в потолок и пожал плечами.

– А что если так: однажды юноша вдруг раз и навсегда усомнился в подлинности окружающего и с тех пор ощущал себя чем-то вроде агента другой реальности, настоящей, который послан сюда с какой-то пока скрытой от него целью. Случай не такой уж редкий. И вот сапожник, который, допустим, чем-то поразил его воображение, был в его фантазии тоже таким глубоко законспирированным агентом. Настолько глубоко, что никакое общение с ним было невозможно. Еще допустим, что во сне сапожник-агент время от времени приходил к юноше-агенту, и это было единственным местом, где они могли откровенно поговорить. Там они и договорились, что, если кого-нибудь из них раскроют, другой обязательно должен ему помочь уйти. И вот как-то раз молодой человек смотрит в кинотеатре кино, пленка рвется и в зале начинают кричать: «Сапожник! сапожник!», знаете, иногда кричат. Молодой человек понимает, что сапожник раскрыт, и прямиком отправляется из кинотеатра в сапожную мастерскую. Ну и… Всё очень просто. А? Как вам такая версия?

Фома смотрел на Игоря Сергеевича с недоумением.

– Хотя возможно, – продолжил тот, – всё было иначе и несчастный сапожник тут действительно был совсем ни при чем, а его убийством юноша подал знак кому-то. Может быть, какому-то другому сапожнику. А может, и не сапожнику. Кто его знает. Я к тому, что жизнь чрезвычайно многообразна и полна скрытого движения. Внешний наблюдатель между точками А и Б видит, как правило, прямую линию. Но иногда подденешь эту линию ножичком, и вываливается столько всего неожиданного… Не так ли?

– Да, конечно… – растерянно произнес Фома. – Вы психиатр?

– Ну не то чтобы… – уклончиво ответил старичок, и тут в полураскрытой двери появилась его дочь.

– Папа, что ты здесь делаешь? – строго спросила она.

– Иду-иду! – быстро отозвался старичок и вскочил со стула.

«Занятный дедушка», – подумал Фома, когда они ушли.

* * *

В один из дней нашей поисковой эпопеи мы с Фомой быстрым (что вовсе не значит: бодрым) шагом идем на Новый базар. Официальная версия похода: поиски проклятого Сыча, но мы-то понимаем, что это для нас уже не больше чем легенда, прикрытие, потому как настоящая цель – попить вначале огуречного рассола из бочки, потом капустного, потом поесть фантастически вкусного украинского борща на том же базаре, выпить под него по сто пятьдесят, послушать, о чем говорят сидящие вокруг крестьяне, строители или рыбаки, ну а там как Бог даст.

Значит, идем мы – быстро, не глядя друг на друга – и вдруг сталкиваемся лицом к лицу с неким Б., давно не виденным старым знакомым. Кивком не отделаешься, приходится остановиться и поболтать из вежливости.

– Привет.

– Привет.

(Говорим попеременно я и Фома.)

– Как дела?

– По-всякому.

– Вы как здесь?

– Да вот, по делу, а ты?

– Тоже. На работу.

Мы с Фомой немало удивлены, потому как никогда не знали за Б. такой слабости.

Фома:

– На работу?

– Да.