Красный властелин

– А то самое! – ноготь сдвинулся выше и левее. – А вот здесь наши «добрые друзья» устроили склад трофеев.

– Зачем? – недоумение Баргузина звучало искренне.

– Как это – зачем? Без трофеев войны не бывает, – Матвей для вящей назидательности даже поднял вверх указательный палец.

– Так пиктийцы нашим оружием пользоваться не могут, – обоснованно возразил Еремей.

– Хм… – Барабаш снял шлем и почесал затылок. – А вдруг головожопых захотят вооружить?

Сказал, и сам не поверил в собственные слова. Скорее небо упадёт на землю, чем надменные пиктийские аристократы доверят дикарям хоть что-то магическое. Магия – удел избранных. И негоже всяким там вонючим и кривоногим сынам степей лапать грязными руками чистое и светлое…. Недостойны, короче! Ведь никому же не придёт в голову дать огнеплюйку волосатому зверю аблизьяну с Эриванских островов? Нет, не придёт, ибо неофициальным девизом Империи с давних времён стало высказывание одного из их правителей: «За хребтом людей нет!»

Надо заметить, что Пиктия всегда существовала наособицу. Отделённая от остального мира Калейским хребтом и омываемая холодными водами Хмурого моря, она чувствовала себя в полной безопасности. А что – немногочисленные перевалы намертво перекрыты сторожевыми крепостями с сильными гарнизонами, флот охраняет побережье, а дракониры внимательно следят за небом. Чем не жизнь? Тем более что у главного соперника и вечного противника, Родении, драконы как-то не прижились. Сколько ни старались их укоренить соратники Владыки – всё впустую! От одного вида роденийского правителя несчастные рептилоиды начинали чахнуть, пухнуть… и дохнуть – в итоге.

– Ерёма, ты меня слушаешь?

– Так ты же молчишь, – удивился Еремей.

– Да? – несколько смущённо произнёс старший десятник и вернулся к карте. – Вот, значится… Заночуем в шахте.

– А утром на разведку?

– Зачем утром? Ночью и пойдём.

– Но…

– Солдат ночует тогда, когда позволяет обстановка, и это не зависит от времени суток! – Барабаш ободряюще хлопнул подчинённого по плечу. – Не боись, Ерёма, сделаю из тебя справного воина. Хочешь в пластуны?

В пластуны Баргузин не хотел. Те ребята, конечно, все как один личности легендарные, но он-то мирный человек и всю жизнь служить не собирается. Да и кончилась та жизнь. Совсем кончилась. Хорошо бы после войны вернуться в родной университет: к бестолковым студентам, к сволочному ректору, к пыльным свиткам биармийских рукописей… Но невысказанное желание проходило по разряду сказок, где-то между говорящими рыбами и кашей из топора.

Матвею, кажется, тоже безразлично, останется он в живых или нет. Может, и не кажется, может, оно так и есть на самом деле.

– Не хочешь, значит, – старший десятник правильно понял молчание Еремея. – Ну что, дальше топаем?

Вечер принёс новые знания и новые ощущения – Еремей первый раз в жизни оказался в шахте. В настоящей шахте, на многие вёрсты уходящей глубоко в землю. В камень, если точнее сказать. Будучи человеком сугубо городским, бывший профессор предпочитал чувствовать под ногами мощённые булыжником улицы, или доски тротуаров… или паркет университетских кабинетов, а под седалищем – мягкое кресло вместо трухлявого, выпавшего из крепи бруса. Вот не нравилась ему дикая природа, пусть и несущая на себе следы трудовой деятельности многих поколений. Даже дружеские выезды за пределы столичных стен, когда на вертеле над углями румянится хрустящей корочкой молочный поросёнок, а в ледяной воде ближайшего ручья остужаются бутыли ракии, и те не любил. Скорее – терпел, да… Но всегда считал бездарной тратой времени и с огромным облегчением возвращался домой, к рукописям – ставшим родными и близкими. И заменившим родных и близких, что уж скрывать-то.

А вот в последние месяцы концентрация трогательного единения с природой, вплоть до спешного насильственного слияния – сугубо в целях выживания, стала настолько велика, что ну её к Белоглазому! Даже облегчиться по-людски нельзя – всё смотришь, как бы змея за самое дорогое не укусила. Суета срамная, в общем, а не отправление естественных надобностей.

– Соль? – Баргузин дотронулся до низкого свода рукотворной пещеры, поблёскивающего в слабом свете спрятанного под стеклянным колпаком сгустка огня, и лизнул палец. – Точно соль.

– Ты марципанов ждал? – ирония десятника опасно приблизилась к отметке «сарказм», но бывший профессор на удивление спокойно отреагировал на новую подначку.

– Я же не видел, как её добывают.

– Ага, прямо в мешках в земле родится, – но и этот «укол» Матвея не достиг цели.

Насмешки старшего десятника стали привычным ритуалом и больше не вызывали обид или раздражения. Такой уж он уродился, ничего не поделаешь.

– Много её.

– И это хорошо, – Барабаш заворочался, устраиваясь удобнее на расстеленном трофейном плаще. – Ни одна благородная сволочь нас не учует.

– Почему?

– Так соль же, – Матвей замолчал, полагая, будто единственного слова достаточно для объяснения.

– И чего? – повторил вопрос Еремей, у которого природная любознательность учёного пересиливала чувства усталости, голода и жажды. – Они же не кровососы?

– Есть какая-то разница? – пожал плечами старший десятник. – На ихнюю магию соль, чеснок и осина действуют точь-в-точь как на упырей.

– Э-э-э…

– Правду тебе говорю. Серебро, конечно, их не убивает, а в остальном очень похоже.

– Этого не может быть! – Еремей, никогда раньше не интересовавшийся особенностями пиктийского колдовства, сейчас пребывал в некоторой растерянности. – Они же тёмными нас называют, а не себя.

– Ну и что? – ухмыльнулся во весь щербатый рот старший десятник. – Меня вот бабы как только не называли… и знаешь, до сих пор ни лаять не начал, ни хвост не вырос, ни… хм-м… остальное. Разве дело в названиях?

– В чём же?

– Ну как тебе объяснить? Ты, Ерёма, маг?

– Нет.

– Вот видишь! А вовсю пользуешься магическими артефактами, огнеплюйками в том числе. Или взять вот эту лампу…

– В огнеплюйках энергия Владыки!

– А я про что толкую? Сами ничего не умеем, а магию успешно применяем. А ведь мы с тобой, по мнению пиктийцев, и есть тёмные людишки. Тундра неогороженная, так сказать.

Если у бывшего профессора и было иное мнение, то вслух оно не прозвучало. А старший десятник привстал, прислонился спиной к белесой от выступившей соли стене и продолжил крайне познавательную лекцию:

– Да, Ерёма, в Родении любой житель может купить в ближайшей лавке магическую хреновину и пользоваться в собственное удовольствие. У тебя дома кухарка была?

– Я в трактире столовался, – признался Баргузин. – Но какое отношение имеет кухарка к магии?

– Самое обыкновенное. Все эти подогревающие шкафы, самокрутные мясорубки и прочее… даже хлебопечки, в конце-то концов.

– Уж не хочешь ли ты сказать, будто Владыка самолично занимается подобными мелочами? – с оскорблённым видом заметил Еремей.

– Зачем самолично? – Матвей уже не удивлялся дремучей невежественности профессора в любых вопросах, кроме древнего шаманизма северных народов. – На заводах всё делают.

– Без магии?

– Ну! Потом только кристаллы вставляй, и оно работает.

– Как?

– На энергии, дурень!