Гелиос 58. Том 3. Комиссар Поляков

Луна молча смотрела на него, словно тоже могла помнить о том, что тогда произошло и, просто, сейчас не желала ни с кем говорить о таких важных и секретных вещах.

– А ещё и ты, «Жирный», от меня пострадал, но не затаил злобы и даже отнёсся ко мне по-человечески… По-человечески… Что значит быть человеком? Ну?

Он смотрел на Луну:

– Что молчишь? Не хочешь говорить… Ай… Да, что я тебя уговариваю…

Он отстранился от ещё тёплой стены и пошёл вдоль тёмных домов, с заколоченными окнами и облупившимися фасадами, вглубь не самого благополучного района города, не заметив, как с центральной улицы вывернула машина и едет на некотором расстоянии от него с выключенными фарами. Словно, что-то почувствовав, он остановился и обернулся. Из машины вышли двое мужчин в длинных тёмных плащах. В свете Луны блеснули стволы «Томсонов» и вечернюю тишину разорвал грохот выстрелов.

Бармен услышал звуки стрельбы и, когда она стихла, вышел на улицу, но увидел лишь уезжающую тёмную машину без номеров.

Полиция прибыла на место через час и не обнаружила тело, лишь лужа крови на асфальте говорила о произошедшей здесь трагедии. Детектив долго допрашивал бармена и завсегдатаев бара, попросив их, если они вспомнят новые подробности, позвонить по телефону или самолично явиться в участок.

«Жирный» ещё долго размышлял над произошедшим и был твёрдо уверен, что тело увезли в машине, поскольку ни один человек не смог бы пережить встречу с «Чикагской пишущей машинкой» и остаться в живых.

Глава 2

Двое похожих на людей существ, но выше их ростом и с правильными чертами лиц, одетые в серые туники и серебристые поножи, стояли перед диковинным устройством, состоящим из золотых и серебристых стержней. Стержни вырастали из аметистовой друзы и устремлялись вверх, где-то шли параллельно, где-то пересекались под разными углами, а концы некоторых из них соединялись в прозрачных кристаллах розового цвета. И вся эта конструкция вместе образовывала пространственную решётку, внутри которой парили, постоянно вращаясь, три сферы. Сферы были сделаны из полосок золотистого металла, соединённых таким образом, что можно было без труда разглядеть, как внутренняя сфера неспеша вращается по часовой стрелке, средняя уже с большей скоростью – против, а самая большая и быстрая – внешняя, также, как и её самое маленькое подобие – по часовой.

– Время резонанса должно скоро наступить, – нарушило тишину огромного помещения первое существо.

– Верховный правитель предсказал это, – ответило ему второе.

– Тела не находят нужной сигнатуры.

– Ещё не время, брат.

– Что могло задержать его?

– Наши агенты всегда действуют по намеченному плану.

Сферы одновременно вздрогнули, а их вращение на мгновение прекратилось, чтобы затем снова продолжиться. Существа, как по команде, замолчали и стали внимательно смотреть своими золотистыми глазами на внутреннюю сферу, которая неподвижно висела в воздухе и лишь мелко вибрировала.

– Есть нужная сигнатура поля сознания! – произнесло первое существо.

– Скорость вращения сфер выходит на расчётную, – сообщило второе.

– Тридцать четыре к двадцати одному! – посмотрело на золотые сферы первое существо.

– Тридцать четыре к двадцати одному! – согласно кивнуло второе и удивлённо добавило. – Мы обнаружили ещё кого-то.

– Переносим обоих, – распорядилось первое.

– Верховному правителю следует знать, – сказало второе.

– Мы скажем, брат, – подтвердило первое.

Вокруг вращающихся золотистых сфер образовалось едва заметное пушистое белое облачко, которое, понемногу сжимаясь и пульсируя, приобрело вид идеального шара.

Он очнулся на каменном лежаке в тесной комнате без окон. Лазурные стены помещения были декорированы тончайшими золотыми узорами, пол покрыт блестящей, почти зеркальной, синей мраморной плиткой, а под потолком висел светильник, испускавший приятный обволакивающий белый свет. Пока он спал, заботливые хозяева укрыли его невесомой белой атласной простынёй и куда-то унесли всю его одежду. Он сел на лежаке и, накинув на голое тело простыню, попытался вспомнить, где он вчера был и как здесь оказался.

– Так, я вчера, был, – он встал с лежака, придерживая одной рукой простыню. – Я вчера был…

Он сделал пару шагов по помещению. Пол был тёплый, а температура воздуха весьма комфортной и он решил, что она должна быть… И здесь у него снова возникло ощущение полного провала в памяти – он не помнил ни в чём измеряется температура, ни того, сколько это должно быть, чтобы это было комфортно. Сделал ещё пару шагов по тёплому полу и, немного повозившись, завязал простыню на узел, чтобы её не нужно было постоянно придерживать рукой.

– Так, хорошо… – он остановился около одной из стен и засмотрелся на вьющиеся золотые нити узоров. – Меня зовут… Меня зовут… Я живу…

Он провёл рукой по цветочному узору. Пальцы не ощущали ничего кроме мягкого тепла, идущего от стены, а узор, казалось, родился прямо внутри минерала.

– Я ощущаю тепло, я ощущаю вес. Значит я живой, – размышлял он, – но что с моей памятью? Что произошло со мной? Где я? Кто меня сюда доставил?

Он посмотрел на дверь. Подошёл к ней, осторожно нажал на ручку и попробовал открыть. Дверь была заперта.

– Ну конечно, – выдохнул он. – Отобрали одежду и заперли.

Он опёрся спиной о стену и почувствовал тупую боль:

– Отлежал или…

Он повернул голову на сколько смог, пытаясь разглядеть свою спину, и заметил небольшие синяки.

– Хм-м… Меня били? Что же могло произойти? – он попытался пробиться сквозь вязкую пелену забвения и тут, словно вспышка, в памяти ярко промелькнул крохотный фрагмент ночной улицы, остановившейся машины и грохота выстрелов. – В меня стреляли!

Он стал мерять шагами комнату, пытаясь потянуть, за появившуюся так нежданно, нить воспоминаний:

– В меня стреляли! В меня стреляли! – он на мгновение остановился. – Меня убили? – он помотал головой и продолжил шагать. – Нет! Я жив! Значит ранили? Я был без сознания? Наверное, это всё объясняет! Тогда, где я? Надо выйти и оглядеться.

Он снова подошёл к двери и ещё раз попробовал её открыть. Дверь была заперта.

– Что-то должно быть, где-то что-то должно быть, – он лихорадочно осматривал все углы, каждую трещинку, каждую неровность, заглянул под лежак, посмотрел на светильник. – Где-то должен быть ключ – не могли же меня просто так взять и запереть, не могли…

Комната была абсолютно пустой, а из не принадлежащих ей предметов в ней были только простыня, да он сам. Он опять подошёл к двери и нажал на ручку – дверь не открылась.

– А что, если сломать? – произнёс он и потянул ручку на себя.

Ручка не поддалась и он со злости и отчаяния стал бить в дверь кулаками:

– Эй! Кто-нибудь! Эй! Помогите! Эй!

Он отбил себе кулаки и, тяжело дыша, опустился на пол рядом с дверью. Отчаяние стало охватывать его. Его душила обида и злость. Никто его не услышал и никто не пришёл к нему на помощь.

– Я здесь один… Я здесь один… – повторял он всё тише и тише.

И когда его голос уже затих и перешёл на беззвучный шёпот, в нём проснулась ярость. Он встал, схватился двумя руками за ручку двери и, твёрдо решив сломать её во что бы то ни стало, повернул её до упора сначала вправо, а затем резко влево, против часовой стрелки. Из механизма отпирания двери раздался металлический хруст и дверь открылась, а отломавшаяся ручка осталась у него в руках.

Он выглянул в коридор и осторожно двинулся вдоль, такой же, как в его комнате-тюрьме, лазурной стены, сжимая в руках отломанную дверную ручку.

Стены коридора были отделаны всё тем же лазурным минералом, как и стены его узилища. Узоры на стенах представляли из себя всё тот же природный орнамент, выполненный золотыми нитями. Слева и справа были двери, но уже без дверных ручек. Он остановился около одной из них, приложил ухо и прислушался. Из-за двери не раздавалось ни звука. Он постучал в дверь: