«Да, босс! – мерзким писклявым голосом проверещал Теф. – Готов служить!»
Комиссар Поляков тяжело выдохнул, понемногу успокоился и, собравшись с мыслями, пошёл в сторону Серафима Исаевича, всё это время исподтишка наблюдавшего за ним и Габриэлем.
Деревенский глава стоял перед чертежом разложенным на, непонятно каким чудом уцелевшим, алтаре и усердно изображал, что очень внимательно изучает схему укладки досок и брёвен на внешних стенах и перемычках. Он не оторвался от изучения линий и схем даже в тот момент, когда комиссар Поляков уже буквально навис над ним и всем своим видом показывал, что пора бы и поговорить. Серафим Исаевич выдерживал паузу и водил пальцем по листу высококачественной меловой бумаги, которую местные жители никак не могли произвести в своей деревне. Палец деревенского главы наконец остановился на куполе флигеля и он повернул голову в сторону комиссара:
– Габриэль предлагал оснастить купол громоотводом. Что думаешь?
– Думаю, что тебе пора прекратить валять дурака и рассказать мне о произошедшем, – ярость ещё не полностью отпустила комиссара и голос его был жёстким и злым.
Серафим Исаевич сник, но с деловым спокойствием свернул чертёж в рулон и пригласил пройтись вместе с ним. Мастеровые, оставшиеся без своего руководителя, прекратили работать и, собравшись в кружок, стали вполголоса обсуждать появление двух чужаков в их деревне в один день
Комиссар и деревенский глава остановились около статуи праведника Клавдия, сложившего руки в молитвенном поклоне и закрывшего глаза.
– И что ты хотел бы знать? – посмотрел на комиссара своими голубыми глазами из-под густых бровей Серафим Исаевич.
– Всё! Что было за некоторое время до происшествия, за неделю, месяц, полгода, – голос комиссара потеплел и он заметил, что большой палец правой руки деревенского главы перестал подёргиваться.
– Вот – праведник Клавдий, – Серафим Исаевич прикоснулся к мраморной статуе, – чуть дальше Лана-целительница, Базиль-мудрый, Сафир-красноречивый, Аста-роженица и так далее… Все имена помню, а если забываю, – деревенский глава погладил чертёж, – то все имена есть здесь. Так вот, о чём это я? Пойдём чуть вперёд…
Серафим Исаевич подвёл комиссара к статуе, у которой был отломан указательный и средний пальцы.
– … А это Вилар-благодарный и до сего дня считалось, что он даёт благословение во всех делах. М-да… – Серафим Исаевич замолчал и сжал губы в тонкую полоску.
– Очень познавательно, – усмехнулся комиссар.
– Да? – деревенский глава вышел из своих раздумий и внимательно посмотрел на Полякова. – А, ну ясно – не веришь…
– Не верю, – комиссару начинал надоедать этот неторопливый деревенский разговор. – Давай лучше по делу и отвечай уже на поставленный вопрос.
– У нас тут редко чужаки появляются, – начал деревенский глава. – С полгода назад две дамочки появились… А потом ещё раз… На храм всё приходили посмотреть. Странные такие – кожа тёмная, будто на солнце долго находились, глаза оранжевые, но их взгляд… – на лице Серафима Исаевича появилась мечтательное выражение. – Будь я помоложе – не устоял бы перед их чарами. Как Димко, вот не устоял и с тех пор мается, да всё этих дамочек ищет по лесам да лугам.
– Так эти дамочки храм осмотрели? – поинтересовался Поляков.
– Ещё как! – погрузился в свои мысли Серафим Исаевич. – Всю последнюю ночь здесь провели и пальцы у Вилара они отломали. Больше некому.
– То есть ты уверен, что они это сделали? – внимательно посмотрел на деревенского главу комиссар.
– Так больше и некому-то, – закивал деревенский глава. – Мы все люди богобоязненные и наших святых почитаем.
– Покажи мне этого Димко, – попросил комиссар.
– Да, вот его-то, как раз, я сегодня ещё не видал, – почесал затылок Серафим Исаевич, – но, если хочешь его найти, поверни на площади направо и ступай по дороге до самого леса, а там дальше тропинка и к озеру Безбрежному выйдешь. Там он, наверняка.
– Благодарю! – сказал комиссар. – И передвинь балку флигеля под номером сто девятнадцать на полметра к центру и тогда конструкция станет более устойчивой.
Серафим Исаевич развернул чертёж и стал искать на нём нужную цифру. Комиссар, оставив деревенского главу в размышлениях над планом здания, подошёл к статуе Вилара-благодарного и посмотрел на поднятую в жесте благословления правую руку святого. Вроде ничего необычного – слом прошёл по линии напряжения в минерале, края его имеют характерную остроту и рисунок. Но взгляд комиссара зацепился за мелкие вкрапления жёлтого и зелёного цветов на белом мраморе.
«Диагностируются как вкрапления пирита, – подсказал Теф. – В здешней местности этот минерал не встречается. Во вкраплениях наблюдается повышенное содержание изотопа серы тридцать шесть.»
Комиссар провёл указательным пальцем правой руки по месту слома, а затем прикоснулся к золотому браслету на левом запястьи. В сознании пронёсся лёгкий бриз и комиссар получил подтверждение словам своего напарника от искусственного интеллекта.
«Не доверяешь, ай-ай-ай, – покачал головой Теф. – Мои способности гораздо лучше, чем у этого химического сомелье… Пойдём лучше этого Димко поищем. Э-эх, не поболтать нам с Эвдокией – дела важнее.»
Теф изобразил что-то похожее на вздох и замолк. Комиссар прошёл мимо уже вернувшегося к своим делам Серафима Исаевича и на середине площади повернул, как тот и говорил, направо. В поредевшей толпе он не увидел Эвдокии с Прошей и было похоже – они уже ушли, да и общее впечатление сложилось, что местные жители стали расходиться по своим делам – каждого из них дома ждало хозяйство со своими ежедневными заботами.
Пыльная улица вывела его из деревни и постепенно превратилась в уже знакомую ему колею от телег. Колея петляла по цветочному лугу с клевером, ромашками и медуницей. Над лугом суетливо носились насекомые, деловито сновали пчёлы и кружились в танце разноцветные бабочки. Тёмная стена леса постепенно приближалась и дорога стала сворачивать, не решаясь углубляться в тенистое царство елей и сосен. Комиссар какое-то время шёл по наезженной колее, пока не обнаружил уходящую в лес приметную тропинку и не свернул на неё. По ней явно часто ходили – она чётко выделялась на мягком ковре из мха и травы. Лес встретил его дыханием ветра в ветвях деревьев, солнечными лучами, что пробивались сквозь кроны высоченных сосен, да многоголосым пением птиц. Около тропинки встречались удобно расположившиеся здесь заросли лесной малины, группки молодых рябин, дубков и целые поля черники. Комиссар не обращал на красоту природы никакого внимания и лишь шёл вперёд, надеясь застать Димко на берегу озера. Вскоре заросли стали редеть и он увидел бесконечную гладь воды. Название Безбрежное оно получило неспроста – другой берег озера находился так далеко, что казалось он сливается с небесами, растворяясь в воздушном мареве. На жёлтом прибрежном песке сидел молодой мужчина в простой домотканой льняной рубаке, выгоревших зелёных штанах и с босыми ногами. Он подпёр свою голову руками и смотрел на бескрайнее озеро.
– День сегодня хороший, – привлёк его внимание комиссар. – Ты, Димко?
Мужчина посмотрел на него своими серыми с зелёными прожилками глазами, в которых затаилась тоска, и кивнул головой.
– Я комиссар Поляков, – комиссар сел на нагретый на солнце озёрный песок рядом с совсем ещё молодым мужчиной, на лице которого росла негустая вьющаяся борода. – Могу посидеть с тобой рядом?
Мужчина ещё раз кивнул головой, вздохнул и продолжил смотреть на воду.
– Послушай, Димко! – после нескольких минут молчания произнёс комиссар. – Мне нужно знать всё о тех темнокожих дамочках, что приходили осматривать храм.
Димко повернул к нему голову и посмотрел прямо в глаза.
– Они ушли, – тяжело вздохнул он, – и никогда больше не вернутся…
Мужчина замолчал и опустил взгляд в песок. Комиссар решил дать ему возможность собраться с мыслями и не торопил события.
– Знаешь-то, встретишься вот так с девицей, – прервал молчание Димко, – и всё – влюблён до конца жизни. А тут две сразу…
– Две сразу? – удивился комиссар и услышал мысленный смешок Тефа.
– Две! Захожу я в храм наш, а они стоят у Вилара-благодатного и вроде как просят чего. Ну, я так подхожу к ним. Говорю, мол, мой это святой. А они и наш, мол. И так на меня посмотрели. И поплыло всё в голове. Понял, что любовь эта сразу к двум. И они ко мне всё ближе и ближе и про святого моего спрашивают. А голова моя кругом идёт. И провал потом в памяти, лишь имена их помню, да тонкий аромат такой нос щекочет.
– Если я встречу их, то могу им передать, что Димко ждёт их и очень скучает, – доверительным голосом произнёс комиссар.
– Спасибо, добрый человек, – в глазах Димко появилась надежда. – Эллия и Веллия звать их, загорелые такие, волосы чёрные, а глаза оранжевые, словно два уголька… И, – Димко немного смутился, – пахнут выделанной кожей, фруктами и осенними травами.
– Благодарю тебя, ты очень помог, – комиссар встал с песка и посмотрел на озеро. – А ты до другого берега добраться не пробовал?
– Некоторые из нас пробовали, да никто не вернулся. А кто подходил, тот такой страх испытывал, что болел долго потом. И не только здесь – ещё лес и болото заповедные есть, куда ходить не разрешается.
– А откуда Серафим Исаевич бумагу с рисунком храма добыл? – комиссар повернулся к Димко.
– Не знаю я, – пожал он плечами. – Люди говорят, что однажды к одному из прошлых глав деревни явился небесный воин с наказом построить храм.
– А статуи?
– Сами появились, – опять пожал плечами Димко, – раз и стоят уже. Никто не видел, – он встал с песка и посмотрел в глаза комиссару. – Ты, это, скажи тем девицам, обязательно скажи, а я домой пойду…
Димко подтянул свои местами потёртые штаны, отряхнул песок и зашагал к лесу.
«Теф, – позвал своего напарника комиссар, – ну, что – пора навестить наших туристок…»