1966. Поэма о первой любви

Был по природе к реализму ближе,

И тоже был Еленою пленён.
Пусть и не так возвышенно влюблён,
Но понимал мои переживания,
Лирические думы и мечтания.

Мы с Александром были заодно:
Научную фантастику любили,
На Фантомаса, помнится, ходили,
Потом на Макса Линдера в кино.

Гайдая обожали мы всерьёз,
А денег на билеты не хватало,
Ходили подрабатывать на «ДОЗ"

—
Кидать дровишки в кузов самосвала.

Давали за машину три рубля —
Ни воровать, ни вымогать не надо.
На эскимо, на плитку шоколада,
На что другое «вящей пользы для…»

У Сани (как его я называл)
Две маленьких сестрёнки, мама, отчим.
Обычная семья – не идеал,
Но и других не хуже, между прочим.

Он занимался плаваньем тогда,
По-доброму завидовал баяну,
Со слухом у него была беда,
Хотя совсем чуть-чуть, грешить не стану.

К нему «на телевизор» я порой
Захаживал и просто повидаться.
Мне было интересно с ним общаться,
Он был мне и товарищ, и герой.

Речник готовый без пяти минут,
А мне ещё учиться да учиться…
И не случайно в первый раз побриться
Одновременно мы решили тут.

Природная стыдливость промеж нас
Немногое оставила для тайны,
Но не были и знанья чрезвычайны,
Довольно непристойные подчас.

Нас улица не слишком увлекала —
Труд чаровал романтикой сильней,
И правда жизни больше волновала
Недостижимой стороной своей.

Мы жили в самой лучшей из всех стран,
Из всех существовавших на планете —
Её неизбалованные дети,
Где тайно был рождён большой обман.

Мы сами, чуть пораньше рождены,
Его почти никак не ощущали,
Но самый главный класс моей страны
Уже тайком от власти отстраняли.

И мог ли я тогда предполагать,
Что с нами лет за двадцать постепенно
Произойдёт такая перемена,
Которую рассудком не объять!

II

Дождливою порою, в сентябре,
В приталенном и светленьком пальтишке
Она легко являлась во дворе,
И трепетало сердце у парнишки.

Как трогательно могут задевать
Походка, хлястик, туфелька, причёска,
Что существуют врозь совсем неброско,
Но вместе – много больше, чем «на пять»!

Не это ли гармония сама —
Основа музыкального аккорда?
Я понимал её ещё не твёрдо
И оттого почти сходил с ума.

И к ночи представлял я, засыпая:
Сквозь этажи иду к её ногам,
Шепнуть: «Спокойной ночи, дорогая».
Тогда я доверял своим словам,

Баяну верил – в том, что он баян,
Румянцу верил – в том, что он румянец,
И в голове царил отнюдь не глянец,
А полный романтический туман.

Я многому сегодня знаю цену,
На годы и на мудрости богат,
Но чувства, что выходят на арену,
Дороже вряд ли стали бы стократ,