Я рожден в Советском Союзе

В ресторанах (а их в городе было значительно меньше десятка) о кухне не заботились. Помню, что меню начиналось с салатов: 1. Салат из огурцов. 2. Салат из помидоров. 3. Салат из помидоров и огурцов. Далее: щи с капустой или борщ, беф-строганов, бифштекс с яйцом. Качество – как в столовке. Но народ в кабаки валил! В отличие от кафе, здесь можно было выпить и потанцевать. А еда – дело последнее! На входе в ресторан «Чайка», который почему-то позже переименовали в «Березку», стоял швейцар, который за вход брал по рублю. Но кабак-то не резиновый, и, когда он набухал до предела, рубль пропуском уже не служил. Я помню, как какая-то девушка рвалась в ресторан и кричала, что она договорилась с поваром взять тут сметаны (и фамилию повара ведь знала!). Вот край ей нужна была сметана ближе к ночи, и именно, в ресторане!

В «Березках» обычно не хватало стульев. Вернешься после танца, а стул увели! В следующий раз за мебелью охотишься ты – как в «12-ти стульях»! Некоторым официантки приносили ящики, их ставили на попа, так и сидели. В это никто не верит, но так было. И ещё одна фишка: народ стал носить узкие джинсы, и когда бирку от пальто клали в карман, она больно утыкалась в некоторые части тела. Поэтому бирки клали на край стола, а так как люди были под градусом, то, когда шли танцевать, их забывали. Некоторые товарищи бирки собирали, получали одежду в гардеробе (в основном, женские шубы) и смазывали лыжи! Я как-то вечером шел мимо ресторана, и видел, как одного товарища обрабатывают ногами. Не сразу заметил, что лежащий на земле человек прижимает к себе шубу. Тут подъехала милиция, всех загребли, в том числе, и меня. После допроса меня отпустили. И милиционер (следователь?) мне сказал, что это пострадавшие настигли вора. И намекнул, что участникам акции возмездия ничего не будет.

В принципе, поход в ресторан стоил не дорого – пять рублей с копейками. Вот как вспоминает о ресторанах этого времени мой коллега по «Комсомольской правде» Владимир Снегирев:

– Разбирал свои старые бумаги в кладовке и опять мне попались ресторанные меню за конец 60-х годов прошлого века. Было у меня тогда такое хобби – брать на память эти картонки и папиросные бумаги, которые сегодня можно считать раритетами. В основном, свердловские, поскольку учился в Уральском университете. Вот что предлагал ресторан аэропорта Кольцово 1—2 октября 1968 года.

Я предался воспоминаниям и стал сочинять тот обед. Итак, на холодную закусочку берем сардины в масле с лимоном (29 коп.), маслины (16 коп.) и винегрет (6 коп.). На первое пойдет суп-харчо из баранины (45 коп.). Теперь основное блюдо – что бы такое заказать позаковыристее? Есть бифштекс, эскалоп, ромштекс, котлеты, чахохбили, рагу из свинины, печень жареная. Но я, что, нищеброд какой? Гонорар сегодня получил в молодежной газете «На смену», целых 20 рублей, имею право гулять на полную катушку. Берем фирменное блюдо под названием «Уральская поджарка» (1 руб. 36 коп.). Ну, и конечно, водочку «Столичную», для начала триста грамм (обойдется в 3 руб. 57 коп.).

Итого, весь обед будет стоить 5 рублей 89 копеек. Если еще минералкой побаловаться (12 коп.) и кофе выпить (8 коп.), то выйдет дороже. Рубль надо будет дать официанту на чай. В итоге оставим аэропорту Кольцово семь рублей.

Хотя на практике так редко бывало. Подгребали друзья-товарищи, начинался пир. Тот ресторан был хорош тем, что работал круглые сутки. К утру начинали шарить по карманам в поисках мелочи на автобус. Весело было.

Не поспоришь.

Пацаны 50-го квартала Магнитки

Мы в детстве носили гимнастёрки и чулки с «лифчиком»

Как и все нормальные дети, я не хотел идти в школу. А когда мать заставила меня надеть короткие вельветовые штаны, застегивающиеся на пуговку чуть ниже колена, орал, как резаный. Какой позор для пацана – носить штаны чуть длиннее бабских рейтуз!

Впрочем, мне еще повезло. Моего друга Вовку нарядили еще хуже. На голове у Вовки болталась бескозырка с надписью «Смелый», сверху одета матроска с отложным воротником, а снизу (какой стыд!) – шорты. Да ладно бы шорты! Несмотря на теплый сентябрь, на ноги моего друга напялили толстые женские чулки, которые крепились на пояс с резинками, который, почему-то, пацаны называли лифчиком. Резинки торчали из-под шорт, и школьники постарше оттягивали их так, чтобы они больно щелками Вовку по жирным ляжкам: «Бабские чулки надел, баба!».

Во втором классе, наконец, ввели единую школьную форму, и мы стали похожими на маленьких солдатиков. Школьник начальных классов носил гимнастерку и брюки мышиного цвета, фуражку с кокардой, и ремень с бляхой. Форма была одинаковой только с виду. Родители побогаче покупали для школяров одежду из сукна, которое хорошо держало форму и отличалось более благородным оттенком. «Кухаркины дети» ходили в форме из какого-то дешевого материала. Он лоснился, скатывался в катышки, и выцветал на солнце. Впрочем, мы на это внимание не обращали. Школьная форма была похожа на солдатскую, чем мы очень гордились, и по примеру старших гладко заправляли гимнастерку под ремень.

Через три года форму сменили. Гимнастерку заменил куцый пиджачок, а фуражку – берет с торчащим на затылке хвостиком – «макарониной». С пиджаками мы постепенно смирились, а «бабские» береты носить отказались, как бы нас не пороли дома и не ругали в школе.

А что носили взрослые? Мои родители после войны жили в Германии. Отец служил помощником коменданта в городе Арнштадт (там родилась моя сестра). На фотографиях моя мать выглядела как светская дама: перчатки до локтей, шляпки с вуалью… Вернувшись на родину, они еще лет 20 донашивали привезенное из Германии барахло. Отец привез два шикарных кожаных пальто до пят. Одно из них я потом обрезал выше колен (длинное было не модно) и носил лет до 25. Из другого пальто я сшил куртку для своего 16-летнего сына. (Вот было качество!).

В основном, народ одевался скромно. По праздникам мужчины носили костюмы из ткани в тонкую полосочку. Ткань была низкого качества, быстро мялась (в первую очередь, брюки), а «наводить стрелки» – проглаживать штаны, стремились только отъявленные модники. На голове мужчины носили фуражку – «восьмиклинку» с матерчатой пуговицей посередине. Форму восьмиугольной фуражки поддерживала картонная вставка, которая быстро изнашивалась, и головной убор превращался в бесформенный блин.

Надо сказать, что выходить на улицу без головного убора было неприлично. Ходили слухи, что западные модники ходят с обнаженной головой даже осенью. На нравы капиталистических извращенцев народ реагировал просто: «Вот дураки!». Кепки носили даже в дикую жару – и дети, и взрослые. Некоторые пацаны так сильно натягивали их на голову, что на затылке протирались волосы, и оставалась жуткая полоска голой кожи.

Без кепки было невозможно представить себе футбольного вратаря. Считалось, что козырек защищает вратарские глаза от солнца. Иногда для шика вратари надевали кепку козырьком назад (вдруг мяч попадет в лоб!), и это, играя в футбол, копировали многие дворовые мальчишки. Позже я читал, что в Москве самые модные кепки – с «искрой», носили игроки «Динамо», которые шили их на заказ у какого-то старого еврея. Начальство же носило фетровые шляпы. Шляпы, надо сказать, были отменные, и пригодились бы в наше время для съемок какого-нибудь фильма о гангстерах, например, «Однажды в Америке». Носить шляпу полагалось в солидном возрасте. Молодой человек, позволивший себя эту вольность, мягко говоря, был бы не понят: «Стиляга!».

Мои родители в послевоенные годы

«…а завтра – Родину продаст!»

Стилягами называли представителей «золотой» московской молодежи, которые тусовались по кафешкам, слушали джаз и заграничные «голоса». Считалось, что стиляги – потенциальные предатели, на одном из плакатов-агиток так и было написано: «Сегодня он играет джаз, а завтра – Родину продаст!».

Слово «стиляга» постепенно появилось и в провинции. Стиляги носили ботинки на «каше» – толстой подошве, приобретенные у фарцовщиков и брюки – дудочки. Говорили, что узенькие брючки надевали с мылом. Врут – какой же мужик, даже ради моды будет держать… в мыле? Дудки одевали лежа, и я это видел сам: дворовый модник по кличке Бес ложился, задирал ноги, и натягивал брюки – стоя их натянуть на ноги было невозможно, не удержишь равновесие!

Идеологам коммунистической партии любая мода не нравилась: узкие брюки – плохо, широкие – тоже. Против дудок началась война: комсомольцы ловили стиляг на танцах, тащили в штаб и там резали брюки ножом.

В начале 60-х в моде было все узкое и короткое. Зимой модники носили куцые пальтишки – «полуперденчики». В мороз на «полуперденчиках» поднимали высокие, по самую макушку воротники, так что наружу торчал только кончик носа. На голове носили шапку – пирожок. Мечтой молодых людей была куртка – «москвичка». Она имела широкий меховой воротник, который наполовину прикрывал спину. Воротник был на «молнии», так что «одним движением руки» его можно было превратить в капюшон.

Помните слова из песни Владимира Высоцкого: «мои друзья хоть не в болониии…»? Плащи из материала «болонья» за границей продавались в автоматах: пошел дождь – бросил в автомат денежку, достал дождевик, надел. Перестало капать на голову – выбросил в урну. В СССР болоньевый плащ был писком моды. По сути дела, это и не плащ вовсе – так, накидка от дождя (на нем не было даже подкладки). Обладателям «болоньи» завидовали и часто просили дать поносить – в гости или на свидание. В принципе, брать вещь «поносить» было делом обычным, особенно у женщин.

Моя мама в 1946 году в Германии

От лаптей до чернобурки

Боже мой, какой я древний – я помню, как люди ходили в лаптях! Впрочем, я сам их носил.

Мой 90-летний прадед был вылитый Лев Толстой. На всю жизнь запомнилась картина: утро, туман, луг, и дед – в холщовой рубахе, в лаптях, машет косой.

Бабушка Настя сплела лапти и мне. Я ходил в них в лес за грибами, а когда вернулся в город, повесил их нас стенку – это было модно.

Нищая рязанская деревня… Зимой и летом женщины и мужчины ходили в одной «форме» – сапоги и телогрейка. На праздник женщины одевались в пестрые платьишки из какого-то дешевого материальца, а чтобы придать себе торжественный вид, сверху надевали мужской пиджак черного цвета. К пиджаку прикреплялись награды: орден за высокие надои, медаль за непосильный труд, или значок об окончании сельхозтехникума. Чулки носили нитяные, на широких резинках, которые так впивались в кожу, что надолго оставляли красные рубцы.

В городе народ жил побогаче, но одевался одинаково. Состоятельные женщины носили приталенные пальто синего цвета с горжеткой из чернобурки. Лисьи лапы завязывались на груди, а голова висела на спине. Мне так хотелось выковырять глаза, сделанные из желтого стекла (они казались мне драгоценными камнями), но я знал, отец выдерет так, что мало не покажется! На руках носили вязаные варежки, а самым писком моды была меховая муфта. Улицы тогда чистили редко, по этой причине, модницы, поскользнувшись, не могли удержать равновесие (руки в муфте были, словно в наручниках), и падали на радость сварливым старушкам.

Мужики, смирно! «Кавалерия» идет!

В школе мы были все поголовно влюблены в молодую учительницу. Но однажды любовь прошла в одночасье – наша богиня пришла на урок в валенках!

Бедные наши женщины! На свои прекрасные ножки они надевали резиновые, на двух кнопочках – застежках, боты, или суконные ботиночки. (Вроде тех, мужских, с застежкой-молнией посередине, что называли «прощай молодость»). Некоторые модницы носили бурки – белые фетровые сапожки без каблука, обшитые полосками красной кожи, но бурки были большой редкостью.

Женские сапоги – революция в моде. Сначала они были короткими, чуть выше щиколотки, и напоминали свиные копытца. Но эти сапожки были мечтой каждой женщины. В моде все устроено так, что со временем длинное трансформируется в короткое, узкое – в широкое, и наоборот. Мода сделала резкий скачок вверх – голенище женского сапога выросло до колена. Это был шок. Высокие сапоги – казалось, что это так некрасиво! Когда молодая девушка шла по улице, люди старшего поколения кричали в след: «Кавалеристка, б…!».

Потом появились сапоги-чулки. Выглядели они карикатурно, и портили весь вид женской ноги: икры обтянуты, подошва толстая, будто бы к сапогам прилила пара килограммов грязи.

Вельвет: попали в цвет

Мир был черно-белым, и вдруг – прорыв: в моду вошла одежда из цветного вельвета. В конце 60-х был дефицит на все, и даже этот дешевый материал достать было непросто. На улицах города все чаще стали появляться молодые люди в странных пиджачках. Воротников пиджачков них не было, вместо них – треугольный или овальный вырез. Вместо обычного разреза сзади – два по бокам. Тогда мы услышали новое слово – шлицы.

Пиджаки были зеленые, синие, красные, с рисунком в ромбик и клеточку. Сначала их шили, почему-то, без подкладки. Считалось, чем длиннее шлицы, тем круче. Иногда разрезы делали так высоко, почти до подмышек, что через них была видна рубашка.

В то время появилось еще одно новое слово – нейлон. Это сейчас синтетику не носят, а тогда покупали за страшные деньги. Нейлоновая рубашка стоила около 30 рублей – четвертая часть средней зарплаты. Расцветок у рубашек было несколько – ядовито-коричневый, синий, зеленый. Концы воротника были длинные, их выпускали поверх пиджака. Узкие галстучки – «селедки» тоже делали из нейлона. Конец галстука был не треугольный, как сейчас, а просто обрубался. Завязывать нейлоновые галстуки было невозможно (по сути дела мы носили на теле тонкую пластмассу), и они крепились на резинках.

То ли тоска народа по ярким расцветкам, то ли дефицит материалов, привели к тому, что позже, в конце 70-х появились короткие цветные мужские пальто, которые шили… из шерстяных одеял. Эти пальто в крупную клетку, с поясом, носили, в основном, учащиеся «фазанок» – профессионально-технических училищ. Несколько лет назад я видел такое пальтишко на одном из челябинских бомжей. Хорошо, на совесть работали советские швейники!

Клевый чувак Андрей Филяев

И клешем улицы мели…

Знаете, сколько раньше служили в армии? – Три года. А во флоте и того больше – четыре. И, тем не менее, многие парни мечтали попасть на корабль: уж больно им форма нравилась!

Каждый молодой человек на «гражданке» стремился достать тельняшку. Казалось бы, обычная майка, только в полоску, а достать было очень трудно. Тельняшки привозили туристы, приезжавшие из речных круизов по Волге – там нательное белье для моряков продавали в киосках. Особенно почему-то полюбили тельняшки туристы. На туристических слетах бородатые молодые люди с гитарами были почти сплошь полосаты, как африканские зебры. К мужскому белью воспылали страстью и девушки, но это было форменным издевательством над гордостью мореманов – они носили тельняшки навыпуск, и майка опускалась до самых колен, превращаясь в короткое платье.

На флоте порядки были строгими, но и там была своя мода. Отправляясь в увольнение, морячок представал перед старшиной в одной форме, а на берег выходил в другой (таких щеголей, правда, нещадно отлавливали патрули). Флотские модники удлиняли, или как они говорили, надстраивали ленточки бескозырки, да так, что они почти достигали до пятой точки. В конец штанины зашивали свинец, чтобы при ходьбе клеши «штормило» – широкие морские брюки болтало из стороны в сторону, и это было высшим шиком. Но мода на клеш пришла не с флота…

«Молния» в штанах, ложка в кармане

Новые клеши отличались от морских. Широкие клеши на флоте шились сначала «трубой», а потом «колоколом», и имели практическое значение: у них не было ширинки, они расстегивались сбоку, так, чтобы попав в воду, морячок мог легко выпрыгнуть из штанов. «Гражданские» клеши расширялись «колоколом» не от бедра, а от колена – в этом была принципиальная особенность. Как-то само собой появились стандарты: если ширина брюк под кленом составляла 21 сантиметр, то внизу, у щиколотки – 23. Затем модники осмелели и стали шить клеш «форматом» 23 на 25. Были и такие, кто носил клеш 27 на 32! Заказ на такие брюки в ателье не принимали, хотя объяснить, кто эти параметры запретил, не могли: не положено, и все тут!

Клеши отличались от обычных брюк карманами и поясом. У обычных брюк карманы располагались сбоку, у клешей – на внешней стороне бедра. Модники ходили этакой приблатненной походочкой: руки в карманах (ладони сходились у самого причинного места), спина согнута вопросительным знаком, как будто бы человек хочет писать, а негде. Передвигался хозяин клешей мелкими шажками, раскачиваясь вправо – влево. Своей походкой клешник вроде бы говорил: «А мне все пофиг!» (Ну, слово, сами понимаете, здесь нужно подразумевать несколько иное).