Как прежде в пути

Пусть удача опять
ускользнёт, как налим,
пусть всему есть на свете черта,
но так сладостно стать
неизвестно каким,
но совсем не таким, как вчера.

* * *
Я не изведал торных троп,
и напролом я лез
в остервенение ветров,
сорвавшихся с небес.

А ночь была темней сурьмы,
морозом просквозив,
и я катил свой ком судьбы
послушно, как Сизиф.

Но я не мог умом дойти,
в свои семнадцать лет,
что не найти во тьме пути,
когда дороги нет.

САНЧАСТЬ

Вдали от всех насмешек и похвал,
в плену улыбок санитарно-женских
я от всего земного отдыхал
в оазисе внезапного блаженства.

Я забывал здесь, что такое зло,
что есть весна, что скоро будет лето,
и я парил, почти как НЛО,
над сонным миром, не узнавшим это.

Я абсолютно был тогда здоров,
но я страдал синдромом странной боли:
я был пришельцем из других миров,
всего лишь только странник, и не боле.

Пойму я это позже, не сейчас,
и это будет, кажется полезней:
ведь тот оазис с вывеской «Санчасть»
спасал меня совсем не от болезней.

Спасал он лишь от всяческих забот,
от липких будней топкого болота.
Я чувствовал, что в путь меня зовёт
бродяжий дух свободного полёта.

* * *
Не нужно искать мотивы,
начало любых начал:
мы – дети Большого взрыва,
и всех нас огонь зачал.

Никто и не знает толком,
как выжить внезапно смог
в кромешной ядерной топке
зелёный живой росток.

И я, непрямой потомок
того живого ростка.
не выношу потёмок,
но мало света пока.
.
* * *
Неба туга чалма,
месяц – ночной пастух.
Красной звезды алмаз
словно кровью набух.

Это совсем не сон.
В толк никак не возьму:
вроде, пророчит он
гибельную войну,

где уступить врагу
проще, чем победить.
Жаль мне, что не могу
это предотвратить.

Видно, пришла пора
точку поставить здесь:
чёрного зла дыра
мир наш проглотит весь.

* * *
Яркий сноп электрических гроз
над троллейбусом вспыхнет дугой.
Он – последний. И снова — мороз,
снова ветер с колючей крупой.

Никого — ни людей, ни машин,
погружается город во тьму.
Я, как сторож на складе, один
выхожу. Для чего — не пойму.

Ветер в ноги сугроб мне надул.