Как прежде в пути

И этот воздух — упругий, как
ветер, несущий шторм,
и участь цветка печально-горька:
сломан он ни за что.

Но что цветок? Не сломаться бы —
на солнце кипит вода.
И тут не спрячешься от судьбы —
в степи далеко видать.

Не встретишь тут крикливых ворон,
не видно шиферных крыш,
и потому здесь со всех сторон
безлюдный простор открыт.

Я ветром пахучим степным дышал.
у жёлтой Ишим-реки.
И знаю: летела моя душа
с тем ветром вперегонки.

* * *
Во все стороны разлеглась
степь – вместить её взгляд не мог, —
и такая густая грязь,
что нельзя отодрать сапог.

Мы живём, где ни крыш, ни стен,
но постройки здесь не нужны:
эта плоскость, чьё имя степь —
исправление кривизны.

* * *
Когда, обессилев, я падал
в пустыне, в барханах её,
и видел, как тухлую падаль
терзает вдали шакальё.

И как-то не верилось в чудо.
Я знал, что себе я не лгу,
и если я сильным не буду,
то дальше идти не смогу,

Всё было открыто и прямо,
как будто я предан суду.
И в сон я валился, как в яму,
про явь забывая в бреду.

Но вновь поднимался, и снова,
услышав, как лает шакал,
шептал я заветное слово —
«дойти!» – и, как пьяный, шагал.

Барханы пылили, просеяв
песок через сито ветров,
но брёл я упрямо на север,
к мерцанью больших городов.

Но здесь среди шума другого,
где женщины ходят в манто,
«дойти!» – повторяю я снова,
когда не поможет никто,

когда без конца и без края
я чувствую в мире вражду.
«Дойти – а куда? Я не знаю.
Не знаю, но снова иду.

* * *
Тут от солнца я словно ослеп,
от безводья, как дерево, чах.
Как в духовке поджаренный хлеб,
под ногами хрустел солончак.

Солнца свет краски яркие стёр:
видел я только облачный дым,
да немыслимый жёлтый простор,
охраняемым ветром одним.

Я ложился, безмерно устав,
к саксаулу, что медленно сох,
и учился терпенью у трав,
пробивающих ржавый песок.

То терпенье я долго копил,
чтоб пройти буераки и рвы —
ведь у всех нас немерено сил,
как у той безымянной травы.

* * *
Край этот есть рассадник пандемий —
вмиг захвораешь, если ты неловок.
Застыла степь, а в ней застыли мы,
напоминая маленьких полёвок.

Открыт ветрам чернеющий угор,
простор ошеломительный, бескрайный.
Пусть этот мир, как нищий, рван и гол —
не в этом ли естественность и тайна?