Младший научный сотрудник-7

– Так, – задумался я, – это ведь, если не ошибаюсь, где-то на задворках Арбата.

– Точно, – на задворки она обижаться не стала, – ближе всего от метро Смоленская, выход на Смоленскую площадь и десять минут пешком.

– Через полчаса буду, – отрапортовал я, – максимум через сорок минут.

––

Не через сорок минут, конечно, но в пределах часа я управился… дом был большой и несуразный, типичная брежневская высотка, вставленная в застройку 19 века. Где-то тут рядом композитор Танеев кажется жил, поэтому и улица его имени.

В ответ на звонок открыла сама хозяйка, статная дама со следами, как это принято говорить, былой красоты.

– Ваша мама пришла, молочка принесла, – не удержался я от цитаты из одной ее репризы.

– Мне приятно, что мое творчество помнит народ, – усмехнулась она, – заходи, вот тапочки.

Она провела меня кухню (сама квартирка была довольно скромной, две комнатки и узенький коридор), где уже стоял электрический самовар и чашки с блюдцами.

– А кто такой этот Хосе Игнасио? – все же поинтересовалась она, разлив чай.

– Герой одной латиноамериканской мыльной оперы, – ответил я.

– Стоп, – остановила она меня, – что за мыльная опера? О том, как мыло делают? С песнями и танцами?

– Не совсем, – отхлебнул я душистый чай из чашки, – так называется формат сериала… ну многосерийного фильма, если так понятнее, в странах Европы и Америки. Отличается от обычных сериалов тем, что здесь нет почти никакого внятного сюжета, просто описывается день за днем какой-нибудь семьи или нескольких семей. А почему мыльная? Наверно потому что в рекламе первых таких опер было очень много рекламы компаний, производящих мыло – Проктер-энд-Гэмбл например, или Колгейт с Юнилевером.

– Пример какой-нибудь приведешь? – неожиданно потребовала она.

– Запросто… самой первой такой оперой наверно был Фаруэй-хилл, про вдову, которая переезжает из большого города в захолустье. А потом пошло-поехало, На пороге ночи, Любовь к жизни, Мрачные тени… эта последняя была очень необычной, там героями были ведьмы, вампиры и привидения. Если брать нынешнее время, то на волне успеха сейчас Даллас и Династия, про семьи американских миллиардеров.

– А при чем тут тогда Хосе-Игнасио? – не поняла она.

– А это адаптация американского творчества к рынку Южной и Центральной Америки… сериал, на который я намекал, называется «Просто Мария», о простой мексиканской девушке, а ее главный партнер в нем – это адвокат Хосе-Игнасио.

– Понятно, – усмехнулась она, – про мыльные сериалы мы поговорили, давай теперь о деле.

– Я вас внимательно слушаю, Мария, – сказал я, отложив в сторону пустую чашку.

– Мы с Александром хотим эмигрировать из страны, – сильно удивила она меня… всего ожидал, но только не этого. – И хотим попросить твоей помощи – ты же теперь человек не из последних среди власть предержащих, согласен помочь?

– Тэээк, – нервно забарабанил я пальцами по столу, – а куда собрались-то, если не секрет?

– В Израиль, Петя, в Израиль, – со вздохом поведала она, – у Саши там много родственников живет.

– Тэээк, – заклинило меня на этом междометии, – и что вы там делать собираетесь, в Израиле?

– Жить, Петя, жить… и работать.

– Ладно, что вас не устраивает в Союзе, спрашивать не буду, это ваша личная информация, – сказал я, – но вот насчет работы не могу не вспомнить одно пророчество Высоцкого.

– Какое? – встрепенулась она.

– Из песни про Мишку Шифмана, как уж там… Мишка врач, он вдруг притих, в Израиле бездна их, там и гинекологов одних, как собак нерезаных…

– Нет зубным врачам пути, – продолжила она за меня, – потому что слишком много просится.

А закончили мы практически хором:

– А где на всех зубов найти? Значит безработица.

– Знаю я эту песню, – улыбаясь, продолжила она, – Володя ее вот на этой самой кухне исполнял как-то раз.

– Ну а раз знаете, – отвечал я, – то можете себе представить, какая там конкуренция в творческих профессиях… да и по-русски далеко не весь Израиль говорит, дай бог четверть – аудитория у вас будет меньше миллиона против 250 в Союзе.

– Зато там будет свобода! – гордо заявила она.

– Ну-ну… – не поддержал я ее энтузиазма, – в одном пакете с проблемными соседями. Когда у них последняя войнушка-то была? Большая в 73-м, а по мелочи так каждый год стреляют.

– Петя, – мягко возразила она, – я… то есть мы с Сашей к этому решению шли не один год, так что за пять минут ты меня явно не переубедишь. Помочь-то сможешь?

– А что, официальным путем не получается? – уточнил на всякий случай я, – не выпускают?

– Три месяца уже заявление лежит в ОВИРе, – ответила она, – ни да, ни нет не говорят. Завтраками кормят.

– Ладно, – вздохнул я, – попробую… но не удержусь еще от одного замечания – там ведь придется учить иврит и соблюдать шабат, справитесь?

– Как-нибудь, – сказала Миронова.

– Хорошо, договорились, сегодня же напрягу Цуканова, – ответил ей я. – Это все, за чем вы меня позвали?

– Все… хотя стой, еще одна тема есть – слышала краем уха, что ты с Джуной общался недавно. Это правда?

Я с трудом удержал себя от того, чтобы поморщиться.

– Общался… было дело – Андрей рассказал?

– Да, он. А что она тебе сказала? Если не секрет, конечно…

– Вообще-то секрет, – осторожно начал я, а потом мысленно плюнул, надо ж с кем-то поделиться своими проблемами, вдруг полегчает, – но вам как на духу скажу… диагноз она мне поставила…

– Нехороший? – уточнила Миронова.

– Хуже не бывает, полгода жизни она мне еще отмерила, потом накрываться простыней и ползти на кладбище.

– В Израиле очень хорошая медицина, так что у тебя еще есть время присоединиться к нам с Сашей.

– Спасибо за предложение, я подумаю. Только на Кубе медицина не хуже, – почему-то вспомнил я этот забытый факт.

– На Кубе тепло, – задумчиво отвечала она, – это тоже хороший вариант.