Младший научный сотрудник

– Я блок питания, – угрюмо отговорился я, – если сдохну, вообще всё остановится.

На это он не нашёлся, что пошутить, сделал суровое лицо и предложил принимать у него хозяйство.

– Это вот, – похлопал он по чёрному боку здоровенный ящик, – электронная вычислительная машина серии СМ, расшифровывается, как Серия Малая, в отличие от ЕС, Единой Серии. В девичестве это был компьютер американской компании DEC, назывался он PDP, расшифровывается оно…

– Я знаю, – перебил я его, потому что он мне очень быстро надоел – бывают такие люди, с которыми и 5 минут общения это уже много, – Диджитал Эквипмент Корпорейшн и Программед Дэйта Процессор.

Он с некоторым уважением посмотрел на меня и продолжил:

– Состоит эта штука из нескольких стоек, куда задвигаются составные части – собственно процессор (он выдвинул одну из составляющих где-то в середине), вот это память, это дисковые накопители Изот, по 2, 5 мегабайта на диск (он показал здоровенный белый круг с ручкой вверху), там магнитофон, здесь ввод с перфоленты. Периферия – дисплей Видеотон, принтер Роботрон и графопостроитель без имени, мы его сами сделали. Связывается вся эта музыка с бункером через крейт имени тебя, Камаком зовут… – и он сделал пару гыгыков.

– Здоровое тут всё какое-то, – заметил я, предпочтя не заметить его острот, – поменьше-то у вас ничего нет?

– Есть, но для работы с бункером имеется распоряжение использовать только это дело, – ответил Антон, – связываются все составные части СМ-4 с помощью так называемой Общей Шины (Юнибас), – он откатил очередную составляющую часть и показал мне шлейфы в задней части устройства. Что ещё забыл… а, операционная система у неё РАФОС, вообще-то RT-11, но у нас её так русифицировали.

– Ломается часто? – уточнил я главный вопрос.

– Один-два раза в неделю, – лаконично отвечал Антон, – иногда чаще. Как чинить, интересно?

– Конечно, – ответил я, но сказать он больше ничего не успел, потому что сверху выкрикнули его имя.

– Меня зовут, кажется, – сказал он, – продолжим попозже, – и скрылся из глаз.

Опять Камчатка, 31 августа 83 года

– Переводи, – сказал мне лысый начальник, – КАЛ-007, КАЛ-007, ответьте Елизову.

Я послушно взял в руки микрофон и сказал туда:

– Кей-Эй-Эл-йонг-йонг-илгоб, дабьён Елизово, – и оглянулся назад… все молчали и напряжённо ждали какого-нибудь ответа.

Динамики на пульте затрещали и выдали такую длинную фразу:

– Йоги Кей-Эй-Эл-йонг-йонг-илгоб, нуга муднейта?

– Ну? – подтолкнул меня начальник, – чего он там?

– Он интересуется, кто задаёт вопрос, – ответил я.

– Скажи, что это служба управления полетами аэропорта Елизово, а он уже полчаса летит в воздушном пространстве СССР.

Я откашлялся и как мог, перевёл эту сложную конструкцию. В ответ динамик помолчал немного, а затем сообщил, что они летят согласно курса, заложенного в автопилот и сейчас находятся в 500 километрах от границы СССР.

– Чё он там гонит? – вышел из себя начальник, – какие 500 километров? Он только что прямо над нами прошёл… скажи ему, что его приборы врут… и ещё, что на перехват подняты советские истребители… что там полсотни первый говорит? – задал он вопрос оператору за радаром.

– Говорит, что наблюдает боинг в километре справа по борту, – ответил тот.

– И добавь, что сейчас будет предупредительная очередь с нашего МИГа.

Я вздохнул и как сумел, постарался донести ситуацию до пилота боинга.

– Не наблюдаю никаких истребителей в радиусе десяти километров, – сообщил мне пилот.

Я перевёл…

– Отдавай приказ полсотни первому, – скомандовал начальник, – очередь трассирующими перед носом этого хера.

– А ты переведи этому херу, – обернулся он ко мне, – что это последнее предупреждение. Следующая очередь будет по корпусу.

Я ещё раз вздохнул и перевёл, как сумел, и про эту, и про следующую очередь. Ответом мне было глухое молчание примерно секунд в десять, потом пилот сказал:

– Не вижу никаких очередей… мы следуем курсом… текущие координаты у нас такие… проверьте…

Лысый начальник похлопал глазами, потом бросился к огромной карте, которая висела справа, занимая практически всю стенку.

– Ещё раз повтори цифры, – приказал он мне, я повторил, – ты ничего не перепутал?

– Уж чего-чего, – обиделся я, – а цифры на корейском я назубок знаю – хана, дул, се, не, дасо (1,2,3,4,5)…

Тот взмахом руки остановил меня, а сам сказал в пространство:

– Если он не врёт, то действительно этот грёбаный КАЛ-007 летит по своему курсу в 550 километрах от Петропавловска… а кто же тогда над нами пролетел сейчас? Дай связь с полсотни первым, – сказал он оператору, тот протянул ему микрофон.

– Доложи обстановку, – сказал начальник туда.

– Очередь только что дал, – отозвался микрофон, – шесть снарядов выпустил, всё видно очень качественно.

– Реакция боинга? – задал следующий вопрос начальник.

– Никакой реакции, – ответил лётчик, – продолжил полёт прежним курсом. Через полторы минуты он выйдет из нашего воздушного пространства, – добавил он.

– Окраска у него точно Корейских авиалиний, это не РС-135? – продолжил спрашивать начальник.

– Обижаете, товарищ полковник, – отозвался лётчик, – что я, не знаю, как американские борта выглядят, зелёные они… а тут верх голубой, низ серый, на хвосте их символ… на инь-янь похож.

– Что будем делать, товарищи? – задал самый главный вопрос начальник, оказавшийся полковником.

Товарищи набрали в рот воды, сидели и не отсвечивали – понятно, что никому не хотелось принимать на себя таких решений.

– Может запросим Владивосток? – сказал наконец один из товарищей.

– Не успеем, он выйдет из нашей зоны, – ответил полковник, а потом неожиданно обратился ко мне, – ну ты вот, Петя, как человек со стороны, как думаешь – что здесь надо делать?

– Он же повторно войдёт в наше пространство, – осторожно начал я, – из Охотского моря другого пути в Корею нет…

– А парень верно говорит, – оживился давешний майор, – может перекинем этот вопрос сахалинцам, пусть они и разбираются?

– Ага, – трагически откашлялся полковник, – а нас всех после этого снимут с должностей…