Игры капризной дамы

– Марина Владимировна, помочь надо спецслужбам, срочненько номер в Тараканино. Давай телефон… Разговор на наш счет.

Собинов занимал телефон добрых двадцать минут. Он что-то записывал на листке бумаги, переспрашивал командира роты охраны, опять что-то записывал. К концу разговора он основательно взмок от такой непривычной «интеллектуальной» работы.

– Ну? – спросил его Узякин, когда тот положил трубку телефона на рычаг.

– Наливай, – словно не слыша Узякина, произнес комбат. Ему было приятно, что Узякин хоть как-то зависит от него, и он хотел оттянуть момент, когда утратит преимущество в информированности.

Михалыч поставил чашки на стол и разлил остывший чай.

– К чаю, к сожалению, дать ничего не могу, – сказал Михалыч, – даже «дунькина радость» сейчас дефицит, на отоварку не хватает.

– Да-а, – подколол его Узякин, – времена настали, даже в тюрьме стало плохо жить, докатились…

– А что вы имеете против тюрьмы, – обиделся Михалыч, – тюрьма как тюрьма, не хуже многих.

– Ну что ты, – продолжал язвить Узякин, поддразнивая своего бывшего заместителя, – она одна из лучших.

– Так оно и есть, – вмешался Внучек, защищая Михалыча, с которым ему приходилось часто работать и одновременно стараясь не задеть самолюбие Узякина, – я в своей жизни много тюрем видел и прямо скажу, у Михалыча здесь порядок, во всяком случае, никто не голодает и вшивости нет.

Узякин и сам понимал, что говорил ерунду, зашел слишком далеко и был благодарен Внучеку за вмешательство.

– Ладно, – буркнул он, отодвигая чашку от себя, – Каминская тюрьма – лучшая тюрьма в мире. Так что нам скажет командир батальона?

Собинов взял в руки лист с записями и начал:

– Двое осужденных…

– Как двое? – перебил его Узякин.

Комбат бросил на начмила взгляд, укоризненный и терпеливый одновременно, и повторил:

– Двое осужденных: Сафонов, пятьдесят восьмого года рождения, статья 145-я, семь лет, и Клевало, шестидесятого года рождения, 144-я, пять лет, утром пришли в санчасть и захватили в качестве заложников фельдшера, женщину, которая пришла на прием, и сотрудника колонии…

– Должность и звание, – переспросил его Узякин, как будто это имело какое-то значение.

– Лейтенант, – ответил Собинов, – начальник производства. Захватчики забаррикадировались в санчасти и потребовали, чтобы им привели некоего Бузу, который сидел в ШИЗО.

– За что сел в ШИЗО Буза? – спросил Внучек. – Это может быть важно.

– Буза заварил большую кашу, стал бодаться со старым вором – Чубатым. Хозяин, конечно, знал об этом, ему два медведя в одной берлоге не нужны, и он посадил за какую-то провинность Бузу в ШИЗО. Хозяину спокойней с Чубатым, тот не такой молодой и шустрый, как Буза.

– Во, – сказал Узякин и потер рукой об руку, – становится теплее.

– Теплее, но не совсем, – ответил комбат, – на освобождении Бузы они не остановились, а заявили, что хотят говорить с прокурором области.

– Не ниже, – съязвил Узякин.

– Да, – подтвердил комбат, – на счастье начальника колонии в Каминске в командировке был заместитель прокурора области. Он вылетел вертолетом в Тараканино. Но там захватчики заявили, что прокурор им был нужен для того, чтобы ночью не перестреляли, и потребовали перевода в другую колонию либо в ближайший изолятор.

– Ага, – сказал Узякин, – совсем тепло, значит, к нам. Значит, недаром собрались…

– В общих чертах понятно, – перебил Узякина Внучек, – теперь надо разобраться с распределением ролей в этой троице.

– Распределение обычное, – ответил комбат, посмотрев в свои записи, – Буза – голова, я даже думаю, что все это организовал он, а не Сафонов и Клевало. Сафонов-Хряк – солдат, бык. Клевало-Шнырь – парняга на побегушках, хотя тоже опасен: ткнуть заточкой ни ума, ни авторитета не надо.

– Арбузов, Арбузов, с вами будет говорить прокурор области, – хрипло кричал начальник колонии. Он был уже в шинели и шапке, из-под которой торчали седые виски, еще утром цвет их был совершенно иной: начальник крепко переживал случившееся.

Буза отодвинул край шторки и посмотрел вниз: рядом с начальником стоял мужчина лет пятидесяти в норковой шапке и короткой дубленке. Сзади него были двое смуглых бойцов из роты охраны, которые, в нарушении всех инструкций, запрещающих появление в зоне с оружием, были вооружены автоматами.

– Мне нужны доказательства, – проорал Буза в разбитую форточку.

– Я хочу с вами поговорить, – сказал мужчина в дубленке, – возможно, один на один…

– Мне нужны доказательства…

– Доказательства чего? – не понял прокурор и обратился к начальнику колонии.

– Они не верят, что вы – прокурор области.

– Я – заместитель прокурора, – ответил мужчина в дубленке.

– Я не могу отпустить вас одного, – произнес начальник, а про себя подумал: «Если они и тебя захватят – мне конец».

– Ну почему же, – сказал зампрокурора области, – если они дадут гарантии…

«Какие гарантии», – чуть было не вырвалось у начальника, и только сознание высокого положения мужчины в дубленке остановило его от крутого ругательства.

– Как будем выходить из сложившейся ситуации? – спросил мужчина.

– Нужно встретиться на нейтральной территории.

Договорились неожиданно быстро. Буза предупредил, что во время переговоров заточки будут на глотках у заложников и что, если он через пять минут не вернется в санчасть, заложников зарежут.

Через некоторое время в коридоре возле санчасти Буза встретился с представителем прокуратуры.

Мужчина в дубленке предъявил ему свое удостоверение. Буза проверил его и не стал ломаться, говорить, что они требовали прокурора, а им предоставили только зама, хотя такой вариант прогнозировался.

– Мы пригласили вас, – начал Буза торжественно и настолько уверенно, что прокурору показалось, что они либо сто лет знакомы, либо зам у Бузы на посылках, – для того чтобы оскорбленные начальники не расстреляли нас ночью вместе с заложниками. Теперь мы уверены, что они этого не сделают, и выдвигаем последнее требование: наш разговор продолжится в другой колонии. Туда мы поедем с заложниками и в вашем сопровождении. Даем полчаса на приготовления… полчаса… Если через тридцать минут будет готов автомобиль – освобождаем одного из заложников, и так далее.

Буза повернулся и пошел прочь к дверям санчасти, за которыми его ждал Шнырь. Прокурор не успел сказать ни слова, хотя перед встречей мысленно прокрутил в голове речь, где много внимания уделил последствиям, которые могут наступить для захватчиков, если они…

Вернувшись в административный корпус, прокурор изложил все, что сказал ему Буза.

Начальник колонии был против такого варианта событий.

– А вдруг по дороге что-нибудь случится, они подумают, что это попытка освободить заложников, и покончат с ними? – произнес он, думая про себя, что если заложников освободят здесь, то он будет начальником колонии, у которого захватили заложников, но тут же освободили. Если же осужденные вместе с заложниками уедут – он будет просто начальником колонии, у которого зэки захватили заложников.

– У нас нет другого выхода, – сказал прокурор, – это долгий путь, но бескровный…