Берег мистера Моро

– Так получилось.

– Ну и дурак! Хоть и земляк. Теперь крутись в мясорубке, пока фарш не сделают.

– Не каркай.

– Да я в шутку. Это не считается

Его познабливало. А вокруг никого и ничего. Мрак. Как на обратной стороне Луны. Только дорога где-то внизу, как знак земной цивилизации. Никудышной, надо сказать, цивилизации. Ну, если в мире стреляют, убивают, сходят с ума и во имя этого безумия убивают снова…

Андрей в две затяжки добил сигарету и щелчком запулил окурок в воздух. Тот взмыл по дуге, потом покатился вниз по склону. Красный огонек был отчетливо виден в темноте.

Как же быстро тут, в Чечне, падает на землю ночь. В Питере совсем не так, даже зимой. Там фонари на улицах, фары машин, свет в окнах отпугивают ее. Даже в Крыму тьма не так тороплива. А здесь ночь приходит быстро. Так же быстро, как смерть.

Минуту спустя окоп накрыло миной. Кто стрелял – понятно. Как засекли – можно понять. Почему мина была единственной – оставалось догадываться. А еще клясть невероятную для миномета точность.

Взвод, расслабившийся в этом прежде мирном и тихом местечке, огрызнулся короткими очередями. Стреляли – словно оправдывались.

Утром прочесали местность. Но чечи, будто призраки, растворились в ночи. Даже места, где стоял миномет, и то не обнаружили.

Ни Андрея, ни Сашки к этому времени на позиции уже не было. С рассветом их вывезли на бэтээре с автоматчиками на броне.

– Это же надо, – крутили головами бойцы. – С одной блямбы! Не повезло.

Нет, им повезло. Их матерей не вызывали в военкоматы, с ними не говорили сочувственно и веско, им не вручали скупых на слова извещений, наконец, они не получали страшный груз – тела сыновей в цинковых ящиках.

Андрей отделался легкой контузией и оторванной мочкой уха. Сашка получил осколок в спину, который в два счета удалил посеревший от недосыпания и опухший от спирта врач. Потом были два месяца в госпитале, весна, консилиум – и демобилизация. Не по состоянию здоровья, а просто срок вышел.

До Питера они добирались вдвоем. На перроне расстались, пообещав звонить, встречаться… Но не созвонились, не встретились.

Прислушавшись к уговорам родителей, Андрей подал документы в педагогический и легко поступил. Такое было указание сверху: «чеченцам» в приеме не отказывать!

Учился он ни шатко, ни валко, скорее даже и шатко, и валко, успевая только по «языку», как-то на диво легко он ему давался. Сначала мешали девушки, соскучился по ним за два года. Затем восточными единоборствами увлекся, но не надолго. Потом его целиком захватили яхты.

Политикой Андрей не интересовался, без особых надежд принимая те изменения в государстве, что поставили державу на иные рельсы и вроде бы заставили утвердиться на них. О Чечне языком не трепал, тем более что отношение к этой войне в институте было неоднозначным. Ему говорили: конечно, ты, Андрюха, воин-освободитель, но с другой-то стороны – оккупант! После таких слов хотелось дать шибко грамотному собеседнику в морду. Раз-другой он не выдержал и в результате чуть не остался без диплома. Декан пожалел, у него племянник в Грозном погиб. Аккурат в новогоднюю ночь, памятную бездарностью начальства и сотнями солдатских трупов.

– Не встречал его? – спрашивал декан. – Шароваров его фамилия.

– Нет, не довелось. Мы у Гудермеса стояли.

– Жаль. Мать все плачет, не верит… Ты, Горбунов, поосторожнее на будущее.

– Постараюсь.

– Уж постарайся. А то ведь отчислим к богу в рай! Второй раз тебя отмазываем, в третий может и не выйти.

У него получилось. Он больше не связывался. Он рубил «хвосты» и переползал с курса на курс. Дотянул до диплома и получил его. И стал думать, куда ему с этой бумажкой податься. Ничего не надумал – ну, не в школу же, честное слово, идти, английские глаголы недорослям в головы вколачивать!

Андрей не без сложностей устроился переводчиком в одну серьезную фирму, но быстро сдался: работа от рассвета до заката, а только за такую платили приличные деньги, его не устраивала. Жертвовать же морем, парусами, соленым ветром и солеными шутками яхтсменов, короче, удовольствием и радостью жизни, он был не согласен.

Помаявшись полгода, он написал заявление «по собственному желанию».

– Пожалеешь, – сказал заместитель директора экспортно-импортной фирмы с большими перспективами. – Но дело твое. Мы силком никого не держим. – И отвернулся к монитору компьютера, по которому бегали, уворачиваясь от пуль, розовые поросята. Заместитель директора давно хотел довести количество убиенных свинюшек до предельно возможных двадцати за минуту, а у него не получалось.

Андрей посмотрел с сочувствием на мечущихся поросят, пожелал им удачи, вышел из кабинета и с легким сердцем отправился домой.

Кое-какие деньги у него были, были и кое-какие планы. Правда, тут следовало основательно все обмозговать, потому что риск велик и опыта никакого, но зато в случае удачи у него появится дело, которым он будет заниматься не за бабки, вернее, не только за бабки, и уж точно не за страх, а за совесть. Свое дело!

Настроение было превосходным. Выйдя из метро на Невский, он купил мороженое и с удовольствием его съел, разглядывая выставленные в витрине газетного киоска обложки глянцевых журналов. Кое-какие из представленных на них девиц показались симпатичными, но большинство слишком напарафиненными, шестой номер, не меньше.

После мороженого самое то – покурить. Так, покуривая, Андрей зашагал по тротуару, радуясь весне и вообще… радуясь.

– Что же вы делаете, сволочи?

Кричала женщина – бедно одетая, в каком-то немыслимом платке, в разбитых, потерявших форму туфлях. Кричала, но не вмешивалась. Никто не вмешивался, не возмущался, привыкли, смирились, устали. Лица людей были точно из гипса – белыми и застывшими.

– Отстаньте от него! – надрывалась женщина, судорожно сжимая ручку зонтика.

Стайка беспризорников не обращала на нее внимания. Они были за оградой сквера и, хотя решетка была не больше метра высотой, чувствовали себя в безопасности. Пацаны гоготали, выхватывали из-под кустов боярышника комья земли и швыряли их в парня в пятнистой куртке, некогда доступной лишь военным, а в последние годы ставшей любимой немаркой униформой для миллионов работяг. Парень сидел за столиком с товаром-мелочевкой, закрывал лицо руками и даже не пытался встать.

Один из комков угодил в грудь, парень невольно опустил руку и тут же другой комок попал ему в голову.

Это Андрей увидел уже на бегу. Он перепрыгнул через ограду и кинулся к мальчишкам. Те бросились врассыпную. Двое из них заложили вираж, подскочили к столику и перевернули его. Похватав что-то из рассыпавшегося по мокрому асфальту товара, звереныши, петляя, помчались по улице.

Андрей направился к парню.

– Что же ты ворон ловишь?.. – начал он и замолчал.

Парень сидел в инвалидной коляске – кресле с подножкой и большими велосипедными колесами по бокам.

– Здравствуй, Андрей.

– Сашка? – он не узнавал друга, боялся узнать. – Ты… ты что здесь делаешь?

Тонкие губы скривились в подобии усмешки:

– Работаю. Товар помоги собрать.

Андрей поставил столик и стал складывать на него ручки, фломастеры, карандаши, блокноты, колечки скотча, прочую канцелярскую дребедень. Многое было испачкано, кое-что безнадежно испорчено.

– Попал, – тихо сказал Сашка. – Круто попал.

– Ты о чем? – не понял Андрей и потеребил себя за изувеченное ухо, появилась у него после ранения такая привычка. – Ладно, это потом. Ты вообще – как?

– Разве не видишь?

– Вижу, – потерянно проговорил Андрей. – Но когда? Как? Ты почему не звонил?

– Так ведь и ты не звонил.