Дело инспектора МакГроува

Смерть шутника

Компания была в шоке. Не удивительно: их приятель Курт Джонсон, хозяин стоявшего на взгорке охотничьего домика, крытого веселой красной черепицей, лежал у затухающего костра с дыркой во лбу.

– У него были враги? – спросил инспектор МакГроув.

– Были! – Высокий блондин поднес к губам сигарету. Его пальцы дрожали. Губы тоже. – Сколько угодно!

Инспектор удивленно и вопрошающе приподнял брови. Учитывая обстоятельства, это было смелое заявление.

– Курт ни к чему не относился серьезно, – продолжал молодой человек. – В его иронии было много злости. Он развлекался, делая гадости. Мне кажется, только от этого он и получал удовольствие. Но ему все прощалось, потому что он был по-настоящему обаятельной и незаурядной личностью. К тому же всегда искренне раскаивался.

– Что не мешало ему снова пускаться во все тяжкие, – подхватил МакГроув. – Среди присутствующих есть пострадавшие от его шуток?

– Почти все, – блондин нахмурился. – Я не исключение.

– Поподробнее, пожалуйста, – сказал инспектор.

Молодой человек сжал губы.

– Лучше расскажите сами, – мягко посоветовал МакГроув. – Мы ведь все равно узнаем.

После паузы блондин коротко взглянул на полицейского и тут же опустил глаза, словно увидел под ногами что-то безумно интересное.

– Курт подговорил своего знакомого актера позвонить Ненси, моей невесте, представившись антрепренером бродвейского театра. Якобы он увидел ее в студенческом спектакле, совершенно очарован ее мастерством и потому намерен предложить ей роль в комедии Шекспира «Двенадцатая ночь». Разумеется, Ненси обрадовалась, загорелась и согласилась на встречу. А потом… Он опоил ее и сфотографировал в самом непотребном виде. И исчез.

– А фотографии?

– Их прислали мне. Такой же конверт получила и Ненси. Она была раздавлена и унижена происшедшим. Стыд жег ее. Она собралась и уехала из города. Я не знаю, где она сейчас.

– Как вы догадались, что тут замешан Джонсон?

– Он сам об этом сказал.

– То есть?

– Напомнил разговор, в котором я посетовал, что не могу поручиться за крепость наших с Ненси отношений, что вот если бы существовал некий тест… В общем, Курт якобы хотел как лучше.

– Вы поверили?

– У меня не было доказательств его злого умысла.

– Но подозрения на сей счет были?

Молодой человек кивнул.

– И все-таки вы продолжали с ним встречаться…

– От случая к случаю.

МакГроув достал сигару, повертел ее в пальцах и сунул обратно в карман.

– Мистер Смит, когда вы оставили Джонсона у костра, он не выказывал признаков беспокойства, нервозности?

– Нет. Мы поговорили о побеге Стива Козловски из тюрьмы Мидл-сити, а потом я спустился к озеру. Вы не знаете, этого маньяка еще не поймали? Это верно, что он оставляет на месте преступления выложенные полукругом стреляные гильзы, ну, вроде как визитную карточку? Правда, что именно из-за этого он получил кличку Стрелок? Говорят, он бродит где-то в этих местах.

– Говорят… – неопределенно протянул МакГроув. – Спасибо.

Блондин отошел. Его место занял субтильный юноша в очках и с длинными сальными волосами, назвавшийся Джимом Деррелом. С ним инспектор повел себя достаточно бесцеремонно, сразу спросив, не является ли собеседник еще одной жертвой злой фантазии Курта Джонсона. Выяснилось, что не далее как месяц назад юноша познакомился с очаровательной девушкой, влюбился без памяти, а она на поверку оказалась проституткой, выполнявшей необычный, но денежный заказ: ей было предложено соблазнить паренька, на которого ей укажут, уложить его в постель, а потом выдать правду о себе. Как позже объяснил Джонсон, затеявший эту интригу, он хотел развеять розовые грезы приятеля, наглядно продемонстрировав, что от женщин можно ждать чего угодно, что все они по сути своей гулящие девки и разница между ними лишь в цене, которую они требуют за свои услуги, и обертке, то есть в наличии стильной одежды, квартиры, машины, обеспеченных родителей или отсутствия всего этого.

– Жестокий урок, – сказал инспектор, выслушав рассказ юноши. – Вы не обиделись на Джонсона?

– На что же тут обижаться? – печально произнес Деррел. – Он прав. В этом мире нет места мечтателям.

Следующим собеседником старшего инспектора Джека МакГроува стала несовершеннолетняя Глория Дарк. О покойном она отзывалась восторженно, наверное, потому, что не успела пострадать от его шуточек. Как свидетель она интереса не представляла, чего нельзя было сказать о разбитной брюнетке, сразу затараторившей с немыслимой скоростью:

– Мы купались. Жарко, а вода такая теплая… Кричали, даже пели. Потом из леса вышел Брет, разделся и прыгнул в воду. Сказал, что мясо скоро будет готово, Курт позовет нас. Пару раз окунувшись, Брет выбрался на берег и выключил магнитофон: он не любит тяжелый рок, говорит, от него барабанные перепонки лопаются. Поставил что-то душещипательное… Тут-то мы и услышали хлопок, но не обратили на него внимания, а это был выстрел… Курт все не звал и не звал нас, вот мы и пошли… А он лежит…

Терпеливо выслушав брюнетку, МакГроув поблагодарил ее, после чего посмотрел на сержанта Сноупса, взглядом приказав тому быть настороже. Сержант наклонил голову, давая понять, что понял приказ и как бы невзначай положил руку на кобуру.

Наконец-то раскурив сигару, инспектор пошел к дому, размышляя о том, куда мог деться пистолет, из которого застрелили Джонсона. Остановившись у костра, МакГроув поворошил угли носком ботинка и увидел то, что ожидал увидеть. Теперь он точно знал, кто убийца.

Так что же увидел инспектор МакГроув?

История третья

Графоман

Джерри Ларкин дружил с Джеком МакГроувом с детства. Они жили в соседних домах, и до поры их связывало поразительное единство интересов: бейсбол, марки и книжки про сыщиков. Когда пришло время вступать во взрослую жизнь, их пути разошлись. МакГроув стал полицейским, Ларкин занялся книжным бизнесом. Тем не менее, они сохранили теплые товарищеские отношения и раз в месяц вместе завтракали в любимом кафе «Три петушка». И неизменно Джерри заводил разговор о том, чтобы инспектор стал консультантом его фирмы, ибо специализировалось издательство на детективах. Сегодняшняя встреча не стала исключением.

– Мне их в жизни хватает, – фыркнул инспектор.

– Ага, понимаю, – точно китайский болванчик, закивал издатель. – Жизнь всякой выдумки странней, как говаривал классик. Да только отчего-то так получается, Джек, что дела, которыми ты занимаешься, все какие-то невыразительные, серые, убогие, без огонька. Пьяные драки, поножовщина, кто-то кого-то избил с пьяных глаз, кто-то кого-то пришил ненароком… К примеру, твое последнее расследование. Железнодорожника из ремонтной бригады центрального депо Мидл-сити придавило колесной парой. Ты доказал, что его напарник специально ослабил цепь подъемника… И ради чего все эти ухищрения? Чтобы занять место старшего по смене. Какая проза! Потому я и утверждаю, что истинную прозу бытия создает воображение писателя, а уж никак не будни с их неприглядностью и тоской. Они забудутся, а книги останутся, и по ним грядущие поколения будут судить о дне сегодняшнем.

– Не обольщайся, – ухмыльнулся инспектор, – творения твоих борзописцев не переживут и года. И слава Богу! Иначе поколения, о которых ты толкуешь, будут иметь весьма превратное представление о своем прошлом.

– Насмехаешься? – насупился Ларкин, отодвигая тарелку.

МакГроув раскурил сигару.

– Когда ты начинаешь изъясняться слишком красиво, Джерри, меня так и подмывает щелкнуть тебя по носу.

– На сей раз тебе это не удалось.

– Неужто ты раскопал настоящий талант? Что, какой-нибудь непризнанный гений?

Ларкин достал сигареты, чиркнул золотой зажигалкой, пыхнул ароматным дымком.

– Конечно, это не Рекс Стаут, не Спиллейн и не Гришэм. Но парень – прирожденный детективщик! Он пришел к нам месяц назад, оставил рукопись и испарился. Папка, самая обыкновенная картонная папка с завязками, валялась на столе у моего заместителя и рано или поздно перекочевала бы в корзину для мусора, но – бывает же! – один наш давний автор, подписав очередной контракт и пережидая внезапный ливень, со скуки открыл папку и начал читать, а потом… Как ты думаешь, что он сделал потом?