Стою, читая стих,
Усыпан цветом вишни.
Хоть ветер праздный стих,
Меня почти не слышно.
Меня тут вовсе нет.
Я – пыль на поле битвы,
Истерзанный куплет
Возвышенной молитвы.
Стою, прильнув челом,
К намоленной иконе,
И тот, кто под стеклом,
Ни слова не проронит.
Но смоляной слезой,
В ночи мироточащей,
Он успокоит взор
Мой поздний и скорбящий.
Скажу вновь взаперти
Не «Харе» и не «Кришна»,
А «Отче наш, прости»
«Объять необъятное небо…»
Объять необъятное небо
Руками, а может, во снах.
Всё это нежданная небыль,
А может, дорога тесна,
Увиты репейником тропы
В твоих обречённых полях,
И кажется в сумерках, что ты
Над рощами куришь кальян,
Плывёшь в трансцендентном потоке,
Вплываешь в воздушный дацан.
Но сам ты воспитан на роке,
Прочёл сотни книг до конца,
Но мало их. Есть Гималаи,
Снегами прошитый Бутан.
Отправь свой конверт Далай-ламе,
Монахам на горный почтамт
И снова в разрушенный город
Вернись, как паломник к реке.
Ты жил здесь с реальностью в ссоре
И будешь здесь жить налегке.
«Картина в тёмном интерьере…»
Картина в тёмном интерьере,
В ветвистой патине багет.
Открыты в зал из спальни двери.
Тебя как будто в доме нет.
Есть шорох ветра на балконе,
Обложки книжной перелив.
В углу на сгорбленной иконе
Лик Серафима молчалив.
Молчишь и ты. Бормочут краски,
Плывут слоями, как слеза.
Сказать бы что-то, но напрасно
Ворвёшься словом в тот пейзаж.
С холста едва, неповторимо
Течёт рекой притихший звон.
Перстом небесным Серафима
На жизнь ты с ним благословлён.
«Звучала музыка в саду…»
Звучала музыка в саду.
Тьмой зашифрованный оркестр
В листвой усыпанном пруду
Играл на чём-то интересно:
Не то на гибком камыше,
Не то на вёслах у причала,
И посвятил он песнь душе,
Что здесь жила и одичала.
Ночами стелется она
Вуалью белой вдоль аллеи.
Тумана следом пелена
Плывёт, сверчков наивных трели
Из заколдованной травы
Её в пути сопровождают.
Здесь в тёмном царстве нет живых,
А утром здесь благие дали,
Звенит ухоженный простор,
Как тетива тугого лука,
И где-то дремлет тайный хор,
Пока не слышно страшных звуков.