Убийство на Дворянской

– «Степан Иванов Раков, если завтра до одиннадцати часов утра в дупле старой липы в Воронежском саду напротив дома мещанина Терпугова мы не обнаружим тысячу рублей ассигнациями, твой двухэтажный дом с флигелями и все лавки на торговых площадях сгорят дотла! Если же обратишься в полицию, лишишься жизни».

– Хм-м, злоумышленники совсем не церемонятся, – покачал головой Хитрово-Квашнин. – Огнем, смертью грозят, негодники!.. Что собираешься предпринять, дружище? Слабо верится, что это чья-то шутка, уж больно угрожающее послание.

Меньшиков бросил взгляд на напольные часы и поджал губы.

– Половина одиннадцатого. Времени в обрез!.. И чего ж ты, Степан Иваныч, тянул? Чего ждал?

– Да я всю голову сломал! – возопил купец, страдальчески хмуря брови. – Кладу в карман тысячу рублев, а сам в сумлении. Иду со двора, сажусь в дрожки, голова кругом идет, все кумекаю. Решаюсь, наконец, трогаюсь с места, плетусь по Церковной к Воронежскому саду, и вдруг мысль: «Куда тебя несет, пень замшелый? Испужался, старый черт!». Развернулся и погнал кнутом лошадку в Управу благочиния…

– Ладно, что теперь об этом толковать. Поздно мертвому ребра простукивать, как говаривал наш полковой лекарь Спиридонов… Знаешь, где стоит та старая липа, Степан Иваныч?

– Знаю, она там одна с дуплом и есть.

Меньшиков оторвал кусок оберточной бумаги, скомкал и вручил купцу.

– Вот этот комок бумаги и положишь в дупло. А потом отправляйся домой. Ничего не бойся, полиция присмотрит за твоим домом и лавками.

Раков со вздохом поклонился и нахлобучил картуз на голову. Беспрестанно бурча себе что-то под нос, он застучал подкованными сапогами и, держась по-стариковски за поручни, спустился с крыльца на утоптанную землю.

– Унтер-офицер Свешников! – выкрикнул полицмейстер, сверкнув глазами и потирая от возбуждения руки.

В дверях возникла высокая жилистая фигура, встав навытяжку.

– Полицейскую коляску, быстро!.. Тьфу, ты наказание! В одной Сериков уехал, другая на пожаре, третья на соляном складе!.. Евстигней Харитоныч, не одолжишь бричку?

– Непременно! И поедем вместе. Крайне любопытно, кому же вздумалось пощекотать нервишки вымогательством?

– Свешников, поедешь со мной! – приказал полицмейстер. – На дежурстве оставим кого-нибудь из толковых рядовых.

Спустя минуту Хитрово-Квашнин, Меньшиков и унтер-офицер сели в бричку и тронулись вслед за дрожками Ракова. Проезжая мимо собора, они слышали, как служилась в нем обедня. «Благословенно царство Отца, и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков», возглашал протоиерей. «Аминь», слаженно подпевал ему хор. Митрофану было приказано сохранять дистанцию между экипажами в полусотню саженей. Спустившись по Соборному спуску, дрожки миновали Вознесенский храм, бывший когда-то соборным, и, преодолев подъем Церковной улицы, через два квартала подкатили к Дубовой роще или Воронежскому саду, учрежденному на окраине Петродара в 1806 году указом императора. Купец слез на землю и углубился в рощу. Подойдя к старой раскидистой липе, он украдкой посмотрел по сторонам и засунул в дупло то, что дал ему полицмейстер. Затем перекрестился, вернулся к дрожкам и поехал обратно. Бричка же, проехав дом Терпугова, притормозила на противоположной стороне Церковной, у жилища мещан Токаревых, откуда хорошо просматривалась вся округа. Митрофан по приказанию хозяина спрыгнул с козел и cтал для вида подтягивать упряжь. Полицмейстер со Свешниковым, оставаясь в кузове брички и сжимая оружие, внимательно следили сквозь стеклышко задернутой занавески за той частью рощи, где росла старая липа. Вот мимо нее, весело гомоня, промчалась стайка мальчишек, проковылял, опираясь на клюку, седовласый старик с сумой через плечо, прошли двое молодых горожан в сюртуках, ведя оживленный разговор. Показалась женщина средних лет в истертом салопе и сером, видавшим виды платке. Оказавшись невдалеке от липы, она вдруг быстро засеменила к ней, сунула руку в дупло и, вытащив кусок бумаги, заторопилась к другому концу рощи.

– Ее послали, – сказал Меньшиков, обменявшись взглядом с Хитрово-Квашниным. – Что ж, она приведет нас к кому надо… Свешников, следуем за ней!

Полицмейстер с унтер-офицером, оставив кузов, бросились по стопам женщины и быстро исчезли в зелени рощи. Хитрово-Квашнин минут десять провел в томительном ожидании. Кто набрался смелости подкинуть купцу письмо с угрозами, думал он. Может, это одиночка? Какой-нибудь торговец, попавший в отчаянное положение? Или промотавшийся дворянин? Послал горожанку к дуплу и поджидает ее на другом конце рощи… Лишь бы этот подлец ничего не заподозрил! А если все затеяла группа мошенников?.. Неуж-то Ракову и впрямь угрожает смертельная опасность?.. Наконец, среди стволов деревьев замелькали мундиры полицейских. Меньшиков шел впереди, и по выражению его лица ничего нельзя было понять. Дело прояснилось, когда он сел в бричку и заговорил:

– Мы cо Свешниковым старались, как могли, но все впустую. Мошенники приметили нас и, прыгнув в коляску, укатили вниз по Куликовской. К дуплу они подрядили сходить за целковый мещанку Артемову. А теперь самое интересное. Высокий мошенник был одет в черный фрак и светлые панталоны, его сообщник – в темно-cиний сюртук и темные клетчатые брюки!

– Пара, обчистившая Соколова?

– Выходит, что так…

– К приметам что-нибудь добавилось?

– От таких, как Артемова, толку всегда чуть… Один, говорит, фигурой тонок, лицом бел, видно, дворянин, другой, коренастый и бородатый, из простых. Вот и все, что удалось выжать из нее!.. Ну, нечего здесь торчать! Митрофан, поворачивай обратно!

На Соборную площадь бричка въехала, когда служба в храме подходила к концу – весь приход громко и слаженно выводил «Отче наш». Оказавшись в Управе благочиния, Меньшиков и Хитрово-Квашнин сели в кресла и разожгли свои трубки. Пока они, выпуская клубы дыма, делились впечатлениями о событиях этого утра, обедня завершилась. В окно было видно, как прихожане потянулись из храма наружу. Меньшиков присмотрелся к одному из них, высокому худощавому дворянину в черном фраке, черных панталонах и такого же цвета цилиндре, шедшему по направлению к Управе благочиния.

– Коллежский асессор Охлябинин! – воскликнул он, вынув изо рта трубку с изогнутым чубуком. – Борисоглебский крупный помещик, приятель губернатора. И, судя по всему, по мою душу.

Худощавый дворянин, которому было лет за сорок, дверь изволил распахнуть тростью. Его удлиненное, чисто выбритое лицо, выглядело крайне недовольным. Постукивая по раскрытой ладони набалдашником, выполненным в форме ощерившейся головы черной пантеры, он окинул кабинет коротким взглядом и остановил его на полицмейстере.

– Павел Николаич, сказать, что я возмущен, ничего не сказать. Меня трудно вывести из себя, но это случилось. При выходе из храма я не обнаружил в карманах ни кошелька, ни табакерки! Из соборного храма, заметьте! У вас мошенники просто не знают удержу!

– Но, Андрей Сергеич, как?.. Когда?..

– Только что. Надеюсь, вы сделайте все, чтобы вернуть похищенные вещи. Табакерка с вензелем из самоцветов – подарок любимой женщины… Она для меня бесценна! Тому, кто отыщет ее, я обещаю отдать во владение принадлежащий мне дом в Петродаре.

– Да мы, тово, Андрей Сергеич, разобьемся в лепешку, проявим все наше рвение!

– Извините, сударь, – вставил слово Хитрово-Квашнин, обращаясь к хмурому помещику. – Во время обедни вы ничего подозрительного не заметили? Ну, может быть, кто-то слишком близко подошел к вам или толкнул невзначай?

Охлябинин едва удостоил штабс-ротмистра взглядом.

– Нет, ничего такого не припомню… Хотя, погодите, одному из рядом стоявших прихожан стало дурно. Я и удержал его от падения. Еще удивился: молодой человек появился в церкви в конце литургии, и вдруг обморок!

– Как выглядел обморочный господин? Во что был одет?

Охлябинин на секунду призадумался, коснувшись набалдашником трости полей цилиндра.

– Лица не разглядел, а одет он был в черный фрак и светлые панталоны.

Полицмейстер и штабс-ротмистр при этих словах многозначительно переглянулись.

– До скорого свидания! – строго бросил коллежский асессор и, прищурив глаза, ровной поступью вышел из кабинета.

В полицмейстерской повисла тишина.

– Ну и денек! – Меньшиков шумно выдохнул через нос, опустился на стул и вытер платком со лба проступившие капельки пота. – Прямо голова идет кругом!

Хитрово-Квашнин подошел к окну и, покуривая трубку, стал смотреть на Соборную площадь. Толпа у храма к этому времени схлынула, экипажи, кроме коляски, запряженной парой гнедых, разъехались в разные стороны. Окинув одинокий экипаж более пристальным взглядом, штабс-ротмистр вдруг понял, что где-то видел его. Где же?.. Ну, конечно, на Усманской, у штофной лавки мещанина Попова.

– Это же коляска Соколова! – воскликнул он, указывая на экипаж пальцем.

– Что? – пробормотал Меньшиков, все еще находясь под впечатлением разговора с Охлябининым.

– Говорю, коляска Соколова стоит у собора… Избавиться от нее мошенники решили именно здесь.

Едва прозвучали эти слова, как в кабинет влетел запыхавшийся полицейский и, щелкнув каблуками, вытянулся в струнку. По всему видно было, что он принес важные вести.

– Что еще не так, черт возьми?! – вскочил на ноги полицмейстер. – Опять пожар?

– Никак нет, вашбродь! От частного пристава Выродова. Убийство в доме Водошниковых!

ГЛАВА 4

Легкая бричка с откидным верхом, влекомая соловым и чубарым, миновав собор, выехала на Дворянскую, широкую и хорошо вымощенную. Оставив позади дюжину усадеб, она плавно подкатила к утопавшему в зелени лип одноэтажному особняку с портиком и колоннами на парадном фасаде. Первым из экипажа, придерживая шпагу, выбрался среднего роста светловолосый мужчина в зеленом мундире и ботфортах, следом – высокий штабс-ротмистр с тростью и дорожным саквояжем. Одернув одежду, они направились к толпе зевак у ворот. Светловолосый шагал широко и размашисто, его спутник, шатен с карими глазами, немного припадал на правую ногу.

– Раз-з-зайдись! – рявкнул дежуривший у калитки широкоплечий квартальный поручик, замахиваясь на любопытствующих горожан плеткой. – Заслонили всю дорогу, черти!