Узник плоти

Занавес с шорохом распрямился, вернув в помещение темноту. От резкой смены освещения в глазах Рафаила закружились белые точки. Но Саман снова вернул в хижину свет, плавным движением руки создав небольшую сферу, светящуюся мягким льдисто-синим светом. Сфера плавно поднялась к центру плоского потолка хижины, равномерно освещая пространство вокруг. На минуту воцарилось молчание.

Стоя у ложа Рафаила, Саман заерзал от нетерпения и волнения, шурша полами халата. Второй гость – старейшина деревни – смотрел на Рафаила с выражением флегматичной отстраненности, чуть свысока, как и положено должностным лицам. Он первым прервал молчание:

– Приветствую тебя, странник. Ты проспал почти двое суток и, слава Создателю, теперь, очевидно, находишься в добром здравии.

Пришелец тупо уставился на старейшину.

– По крайней мере, если говорить о здравии тела, а вот с рассудком пока не понятно, – старейшина шепотом обратился к Саману.

– Очевидно, он не говорит на индийском. Попробуй на универсальном наречии, – предложил Саман. Старейшина заговорил на языке, которым владеет каждый разумный житель планеты.

– Что с тобой случилось, странник? На тебя напали жители болот? – старейшина заговорил медленнее, сопровождая вопросы соответствующими жестами рук. – Как ни печально, а это не редкость в наших краях! Тебе удалось отбиться и бежать от преследований?

– Может, он немой?

Двое старцев в недоумении взирали на чужеземца и предположительную жертву кровожадного Болотного Народа. Однако Рафаил не был похож на жертву – его жилистое тело с выступающими впечатляющим рельефом мускулами говорило о здоровье и силе, сосредоточенный изучающий взгляд – о здравом рассудке. И только разноцветные радужки глаз – одна зеленая, вторая желтая, словно у змеи, – заставили посетителей прекратить поток слов и догадок. Заметив этот нюанс во внешности загадочного гостя, они умолкли. Снова повисла тишина, нарушаемая лишь едва уловимой звуковой вибрацией светящейся сферы.

Рафаил медленно, не доверяя собственным конечностям, занял сидячее положение. Его стопы утонули в мягкой шерсти ковра – он ощутил между пальцев ног приятную щекотку.

– Мое имя – Рафаил.

Его голос звучал не высоко и не низко, но глубоко и звучно. Он звучал как бы внутрь, но в то же время заполняя окружающее пространство так же естественно, как ручей заполняет каменистое русло. В общем, его голос звучал вполне обычно, но в нем было нечто загадочное, что-то необъяснимо нездешнее.

– Да, я странник. И я прибыл… издалека.

Пауза. Свечение сферы. Монотонное биение сердца.

– Ты говоришь, издалека, Рафаил… – снова заговорил старейшина. – На сколько далеко твой дом? Ты прибыл морем из дальних стран? Тогда где твои спутники? Вы потерпели крушение?

Саман смущенно прокряхтел что-то невнятное.

– Прости мне мою грубость, Рафаил. Я не представился. Мое имя – Коху. Я старейшина этой деревни, которая, к слову сказать, носит название Бамоа, и глава клана Танцующих Звезд, – Коху указательным пальцем ткнул в нашивку клана, расположенную на его шелковой рясе, на левой стороне груди, прямо на уровне сердца. Нашивка представляла собой узкий древесный лист. Рафаил поневоле продолжал придерживаться стратегии «замри».

– Мы из расы людей, как видишь, – то ли в шутку, то ли всерьез ляпнул Саман, появляясь из-за спины старейшины.

– Это почтенный Саманчи, житель деревни и мой старший брат. Это он нашел тебя без сознания на границе Бамоа и любезно приютил в своем жилище. А потом пошел ко мне и сообщил о своей необычной находке.

Рафаил взглядом метнул разноцветные молнии на Самана.

– И все-таки, юноша, изволь поведать нам, что с тобой приключилось? Не суди строго меня за мою настойчивость, но времена нынче напряженные, ты наверняка слышал о нашествии Болотных Жителей, я уже молчу про странные события, которые происходят по всей округе… Как глава клана я вынужден соблюдать осторожность… изволь, – слегка повелительным тоном заключил Коху.

– Я… да, вы правы. На меня напали жители болот. Я заблудился. Я совсем один, совсем один здесь…

– Так я и думал! – нахмурив брови, вскрикнул Коху. – С этой напастью пора что-то делать!

И тут Рафаил, опять же неподконтрольно, вдруг начал глубоко дышать, словно задыхаясь самим кислородом. На вдохе и выдохе он издавал хрипящие звуки, будто загнанная лошадь. Он запрокинул корпус назад, опершись руками о койку. Саман и Коху в рефлекторном импульсе сделали шаг вперед, но не успели они подойти к гостю, как он вскинул вперед руку в инстинктивной попытке защититься от угрозы, которую он, скорее всего, увидел в людях, столь резко приблизившихся к нему. Они тут же отпрянули. Так уж получилось, Рафаил вытянул руку аккурат в направлении сферы, висящей под куполом хижины, и тут случилось страшное.

Сфера задрожала, будто теряя стабильное состояние. Словно заметавшаяся канарейка в клетке, она начала дергаться, а потом в мгновение ока заполнила ослепительным голубым светом все помещение. Уши пронзил страшный писк. Все трое закрыли их ладонями и истошно закричали, зрачки подкатились кверху, старые братья упали на колени. Так продолжалось несколько мгновений, пока Рафаил не потерял сознание, снова позволив темноте заполнить и склеить, словно смолой, все вокруг.

Глава 5. Беседа вне времени

– Жребий брошен.

Верховный Архивариус неумолимым взором глядел в чашу измерений. Вокруг нее собрались трое. В чаше вращался водоворот бесформенной белой субстанции, из которой, однако, при знании дела можно было считывать информацию со всех пятнадцати измерений, уровень за уровнем вплетенных в каркас мироздания.

Луч внимания Метатрона пронизывал двенадцать верхних измерений и освещал три самых нижних – земной трехмерный мир. В его глазах вместо зрачков горели два синих огонька вращающихся галактик. Сияющий силуэт заслонял неописуемую панораму глубокого космоса. Но для этих созданий глубина была одновременно высотой, вечность – мгновением, сознание – бушующим благодатным пламенем.

Сааров окутала светящаяся эллипсообразная сфера, которая поддерживала их статичное присутствие, тем самым позволяя направить поток мысленной энергии в концентрированное русло. Сферу спроецировал и поддерживал Аф – среди обитателей Единого Измерения он был одним из тех, кто мог преобразовывать энергию Первородного Света в различные осязаемые формы. Снаружи сфера излучала яркое белое свечение, но внутри переливалась красным, голубым и зеленым цветами, так что светящиеся силуэты присутствующих были бы легко различимы стороннему наблюдателю. Твердой опоры под ними не было. В работе физических законов Единого Измерения материя играла далеко не первую роль. Чаша измерений так же парила в пространстве, плавно покачиваясь и иногда резко и мелко сотрясаясь от воздействия потоков энергии, излучаемых саарами.

При пристальном рассмотрении в этих существах можно было различить фигуры, почти не отличающиеся от человеческих, разве что они были исполинскими в сравнении с людьми и обладали более изящными и мягкими очертаниями, окутанными ореолом яркого белого света.

– Ты хорошо понимаешь, что он натворил, Метатрон. Проявление свободной воли у любого из нас влечет за собой образование брешей в Завесе и аномалии в процессах формирования материи! – Кальмия, несмотря на глубокое почтение к Метатрону, решительно напомнил о том, что было важнее всего прочего.

– Неужели ты помыслил, Кальмия, что я забыл законы Вселенной? Мы все подчинены им и не можем выбиваться из всеобщего потока бытия. Но Рафаил как-то смог. Как-то и зачем-то он это смог. Кроме того, я слышу громкую поступь смены эпох. Вселенная перерождается. И не исключены отклонения от привычного уклада вещей.

– Мы все ее слышим, брат, – вступил в дискуссию Аф.

Строго говоря, обитатели Единого Измерения не используют слова в обычном понимании, понимании человеческом. Слова им не нужны. Те, за кем мы наблюдаем на бескрайних просторах своего воображения, вещали вибрациями самой Вселенной, понимая друг друга на глубочайшем уровне бытия. И тем не менее им были не чужды определения и понятия, используемые менее развитыми расами. Знакомы им были и эмоции, отражающиеся на их лицах в момент переживаний.

Однако эти эмоции являлись чистым проявлением течения жизни разумной Вселенной, и даже озадаченность, которая лежала на лицах этих высших существ, была одухотворенной и не противоречащей естественному порядку вещей. Не порождающей тревоги и страха. Обитатели Единого Измерения были свободны от страстей. Но неприятный инцидент поколебал текущий порядок вещей. Хотя, с другой стороны, можно ли чему-то удивляться, когда во Вселенной бесчинствует Хаос с его безумными слугами?

– Рафаилу повезло, что он получил шанс прожить земную жизнь. Там есть много приятных вещей, – купол сферы весело замерцал в танце оттенков, когда заговорил Аф.

– И много вещей, находящихся на противоположном полюсе от понятия «приятный», – резонно заметил Метатрон.

– Вечно ты выражаешься абстрактно!

– Именно, Кальмия, – Метатрон плавно повернулся в сторону Кальмии, обратив на него суровый взор, которому придавал еще большей суровости длинный диагональный шрам, пересекающий лицо, словно след от шасси самолета, совершившего аварийную посадку на кукурузном поле. – Вечно. И намерен еще столько же.

– Этот гад тебя «наградил»? В храме?

– Да, полоснул меня адским пламенем. Не имеет значения.

Возникла пауза. Она длилась один век. Через секунду Кальмия продолжил мысль.

– Слушай, я понимаю, вы с Рафаилом близкие друзья. И такие события оставляют круги на поверхности пространства… и души. Но они разглаживаются. Со временем, – Кальмия слегка улыбнулся.

– Хах, время! Очень смешно, Кальмия. Очень смешно, – Но Метатрон не смеялся. – Я уверен, Рафаил действовал из добрых побуждений.

– Побуждение! Побуждение, Метатрон. Как оно могло возникнуть и как создание Первородного Света могло ему последовать? – рассуждал Аф. Купол продолжал переливаться цветами, пока Аф позволял изливаться вибрациям своих мыслей. – Это явление необъяснимо, но изгнание – логично.

– Логика? И давно твои рассуждения подчинены одной лишь ей, этой строгой матери сердца? В любом случае истина сокрыта от моего взора. Я вижу ее в форме мутного плоского изображения. И не могу пролить на него свет своего сознания. Он словно отражается и возвращается, ослепляя меня, – сказал Кальмия.

– Демоны не будут спокойно наблюдать за ним со стороны. Нам следует хранить в тайне это происшествие так долго, насколько это возможно. Их разведка наверняка узнает об изгнании саара, и Хаос постарается воспользоваться этим в своих интересах. А к чему это может привести – опять же не ясно.

– Я помогу Рафаилу, – вызвался Аф. Сфера резко расширилась, затем сразу сузилась до прежних размеров от столь эмоционального всплеска Афа.

– Нет, – прервал благородный порыв своего собрата Метатрон. – Рафаил растерян, он никому не доверяет. Даже нам. Постарайтесь разобраться, что нам делать дальше с учетом новых обстоятельств. Я на связи. Вещайте в любое время. Тьфу ты! Я слишком часто бываю на Земле! Время… – Метатрон поднес руку к груди и из-за сияющих складок полуматерии своих ярко-белых одеяний достал подвеску в форме небольшого осколка каменистой породы, напоминающего клык тигра или льва. Он поднес его к глазам. В этот момент вихри туманной субстанции в чаше измерений завращались медленнее, а затем и вовсе застыли. Метатрон перевел взгляд на чашу. Всмотрелся в нее. Потом снова взглянул на кулон. – Время. Для землян оно играет самую важную роль в их жизни, хотя по ним и не скажешь, – задумчиво протянул Метатрон.