Император из стали: Сталь императора

– В таком случае, – еще больше нахохлился Рати-ев, – я позволю себе привести слова вашего предка – Николая Первого: «Где раз поднят русский флаг, там он уже спускаться не должен».

– Хорошие слова, – кивнул император, – правильные. Но как быть тогда с сыном этого предка, который спустил русский флаг на Аляске и в Форт-Россе в Калифорнии? Объявить государственным преступником? Или все-таки признать, что императивы в политике и на войне крайне опасны, ибо делают позицию одной из сторон прогнозируемой и уязвимой. Вы ведь военный человек, Иван Дмитриевич, и знаете, какой это подарок – абсолютно предсказуемый противник, не так ли?

– Так это на войне…

– А мы и есть на войне. То, что вы видели – ее невидимая часть, рекогносцировка местности, выбор диспозиции и прочие манёвры, всегда начинающиеся задолго до того, как заговорят пушки.

– И что же у нас с вами за диспозиция, оправдывающая именно такие манёвры? – уже открыто дерзил Ратиев.

– Плохая диспозиция, – не обращая внимания на тон князя, вздохнул император, – крайне неудачная для начала военной кампании. Польша в нынешнем ее состоянии, несмотря на индустриальную развитость и образованность, не усиливает, а наоборот – ослабляет государство. Польша и Финляндия всегда обладали такими правами и привилегиями, которых нет ни у одной другой провинции. И тем не менее шляхта постоянно бунтовала, а сепаратизм только усиливался. Сейчас к нему добавился еще один, очень специфический – национал-социализм, им инфицированы все левые движения – Польская социалистическая партия, Социал-демократия Царства Польского и Литвы, Национально-демократическая партия, куда вошли махровые националисты – «Лига Народова». Германия, Франция, Англия и Австро-Венгрия постоянно тревожат это гнездо польского национализма, укрывая у себя бунтовщиков и щедро подпитывая деньгами социалистов-террористов. Царство Польское сегодня – это троянский конь, стоящий внутри русской крепости, и наша задача – как-то попытаться использовать его в мирных целях…

– И вы решили… – начал Ратиев.

– Я решил продать этого троянского конька-горбунка, – закончил за него император, – под самым благовидным предлогом – под маркой воссоединения единого польского народа. Кто из националистов будет против единения польской нации? Они же так его добивались! И теперь в это булькающее, испускающее миазмы болото на всем скаку влетит прусская администрация. Предполагаю, что этот «подарок» Германия будет переваривать не один год… А значит, в это время она не создаст проблем нам. Кроме того, Австро-Венгрия не захочет отдавать свою часть Польши «для воссоединения польской нации», чем огорчит кайзера, уже примерившего тогу объединителя поляков, и тем самым возмутит польских националистов. Наступит прогнозируемое обострение отношений между этими странами. Это не все… За кусок, скажем прямо, вражеской территории Германия должна поставить нам три десятка остро необходимых предприятий, большая часть которых – это заводы по производству заводов. Представьте, Иван Дмитриевич, сегодня мы заложили основу отечественной химической промышленности.

Ратиев смотрел все еще угрюмо, но уже без первоначальной демонстративной отстраненности. Его прямое, как шпага, офицерское сознание никак не могло смириться с двойным и даже тройным дном в этих политических комбинациях.

– Ну и последнее, – усталым, глуховатым голосом продолжил император, – каждый завод, построенный немцами у нас, они не построят у себя. А это тоже ослабление противника, схватка с которым неизбежна…

– Мы будем воевать с Германией?

– Очень не хотелось бы, но, скорее всего, придется. Россия слишком велика, чтобы соседи оставили ее в покое. Так что наша задача – максимально усилиться самим и не дать это сделать противнику, исключив неоправданные риски. И в связи с этим меня интересует, как дела у группы Герарди, отправленной в гости к этому Фальку?

– Завтра узнаем, – взглянув на часы, ответил Ратиев. – Честно говоря, я был уверен, что Фальк – это наша единственная причина путешествия в Германию.

– Полноте, Иван Дмитриевич. Как человечество изобрело правителей, так сразу же появились желающие их уничтожить. И количество богоугодных дел никак не влияет на численность заговорщиков. Относиться к этому надо философски и всегда помнить – власть нужна не для того, чтобы построить рай, а для того, чтобы на земле не воцарился ад.

Визит к Фальку

Любимая внучка королевы Виктории Аликс пользовалась ее особым расположением, включая право входить к бабушке без предварительного доклада. Бабушка не только не сердилась, но даже поощряла желание юной леди посидеть в ее кресле, а со временем и поучаствовать в какой-нибудь совместной работе, например, разобрать корреспонденцию. Именно тогда любознательная девочка впервые увидела письма с пометкой «Фальк» и услышала историю, которой сначала не придала вообще никакого значения.

Августу, внучку императора Павла I, выдали замуж за Вильгельма I Прусского, младшего брата императрицы Александры Федоровны – жены Николая I. При этом монарх Пруссии Фридрих II в обстановке почти полного завоевания страны Наполеоном очень долго носился с идеей передачи правления своей дочери Александре и ее жениху Николаю – на тот момент лишь третьему принцу. Не получилось, а то бы уже с XVIII века Пруссия украсила корону Российской империи.

Собственный прусский наследник, будущий Вильгельм I, обиженный таким пренебрежительным отношением папеньки к собственной персоне, перенес эту обиду на всю Россию и царствующую династию в целом. Потом все это наложилось на амбиции юной Августы, которая искренне верила, что Николай I – это вовсе не Романов, а плод адюльтера Марии Федоровны и Кристофера Бенкендорфа, и поэтому Николай I и все его присные – узурпаторы, не имеющие никакого права на русский престол.

Августа, сперва королева Пруссии, а позже императрица единой Германии, считая себя законной наследницей русского престола, вполне серьезно требовала от своих подданных приносить ей присягу как правопреемнице короны Российской империи и жаждала безусловного истребления как всего потомства Николая Романова, так и вообще всей русской элиты, «погубившей истинных русских царей Петра III и Павла I».

Королева учредила особый фонд, из которого она обещала выплачивать по тридцать тысяч марок – позже рейхсмарок – за голову каждого из семейства Романовых. Выплаты были обещаны как непосредственным убийцам, так и любым их наследникам, ибо молчаливо предполагалось, что собственно убийца любого из Романовых до Пруссии доберется вряд ли.

Создавая свое детище, Августа исходила из убеждения, что «все русские – это сволочи и предатели, погубившие законных государей», и потому сыскать среди них продажного иуду будет легко. Именно ради этого и был учрежден фонд Августы. Соответственно, возникло предположение, что достаточно поманить русских увесистым денежным призом, и все получится. В теории королевы Пруссии было две фазы: сперва русские дворяне, будучи иудами, истребляют Романовых, а потом немецкое дворянство должно истребить всех русских дворян как природных изменников.

Впервые указанные тридцать тысяч марок были выплачены личному врачу Николая Александровича – старшего сына Александра II, умершего неожиданно во время подготовки к венчанию на Дагмаре Датской, а сам врач стремительно покинул земли Российской империи и предпочел дальше жить где-то в Европе инкогнито – его так в итоге и не нашли. Вторая выплата была кузине бомбиста Русакова, принимавшего участие в убийстве Александра II. Но ей деньги не шибко понадобились. Она почему-то померла средь Берлина в течение недели после указанной выплаты.

Целая череда терактов в России прервалась только со смертью Августы. Стоило бабушке умереть, как в России нигилисты-бомбисты разучились метать бомбы в царей и великих князей…

Всю эту историю Аликс воспринимала как дела давно минувших дней, никоим образом ее не касающиеся. Она вообще не особо интересовалась политикой, пока политика не заинтересовалась ею самой. Первый раз новоиспеченная императрица почувствовала ее безжалостный холодок во время визита в Санкт-Петербург наследника британской короны, старшего сына королевы Виктории – Эдуарда, когда этот компанейский парень заявил на семейном завтраке, что ее муж Николай – просто вылитый Павел I.

А потом была Ливадия, где она по-настоящему испугалась, поняв, что недомогание ее мужа – это никакой не тиф… Вспомнила реплику Эдуарда про сходство Никки с убиенным императором, вспомнила, что собственный муж Августы, процарствовав всего 99 дней, умер так же скоропостижно от той же болезни, что и несчастный сын Александра I – тоже Николай… А когда, вернувшись в Царское Село, она услышала от Марии Федоровны имя «Фальк», перед глазами сразу предстали надписи на конвертах…

Для императора вся эта история была не больше, чем досадная помеха. В происки сумасшедших прусских правительниц и даже в официальный берлинский след дворцовых интриг он не верил. Беда германского руководства эпохи Фридриха-Вильгельма заключалась в отсутствии законченной модели действий на территории врага, которая имелась у Британии. Обезьянничанье с террором против правящей элиты, будь оно немецким, не опиралось бы на политические силы внутри атакуемой страны.

В начале XX века немецкая дипломатия и разведка не обладали в России даже бледным подобием того влияния, которое имелось у Франции и Англии. Не было лобби, «агентов влияния», какой бы то ни было организованной пропаганды со стороны как российских немцев, так и самой Германии – ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего прогерманскую политическую партию или прогерманскую линию в средствах массовой информации. Немецкие дипломаты не прилагали ни малейших усилий, чтобы работать в связке со своими же коммерсантами, ведущими дела в России, и совершенно не интересовались их деятельностью. Один из генеральных консулов писал: «Официальные представители в России находятся в весьма сложном положении, будучи практически не способными похлопотать за того или иного германского претендента». В таких условиях ликвидировать Романовых – значит играть за Англию, подготовившую сразу два плана развития «сюжета» – парламентский, с опорой на Витте, и монархический, с упором на великих князей Александровичей. При любом из этих вариантов Россия пристраивается в фарватер к Британии, а Германия начинает готовиться к войне на два фронта.

Мнение Аликс, что под именем Фальк скрывается официальный кайзеровский фонд, император считал необоснованным. А вот в переписку прусской королевы с Викторией и возможность манипулирования социально-активной, но душевно-нестабильной императрицей Германии более квалифицированной английской коллегой верил безоговорочно – такие комбинации вполне соответствовали британской традиции. Поэтому визит к Вильгельму II он решил совместить с прогулкой небольшой разведгруппы под командой поручика Герарди в Потсдам – в резиденцию бабушки Вильгельма…

В Берлине, во время стоянки императорского поезда, из последнего вагона тихо, незаметно вышли четверо импозантных мужчин и направились по отдельному маршруту с заданием – узнать все возможное о «фонде Августы», найти его и, если он работает, предложить свои услуги, завязать связи и постараться добыть хоть какие-то доказательства идентичности Фонда и Фалька.

Проблема была в том, что в распоряжении царя не было никого похожего на специально подготовленных разведчиков-диверсантов. Как он помнил со слов Алексея Игнатьева из той, прошлой жизни, «…азам организации разведки в Николаевской военной академии офицеров не учили. Разведка считалась делом грязным, недостойным дворянина и предназначенным только для сыщиков, переодетых жандармов и подобных им темных личностей». Но ни тех, ни других также не учили работе под прикрытием, проникновению на охраняемые объекты, похищению документов и людей. Поэтому при необходимости провести какую-либо операцию собирали группу, руководствуясь личными симпатиями руководителя либо конкретными требованиями к подбору кандидатов, оказавшихся пригодными. «Первыми попавшимися» на этот раз оказались поручик Герарди, как известный жандармский полиглот, вездесущий Александр Гучков, учившийся за границей аж в трех университетах – Берлинском, Венском и Гейдельбергском – и поэтому чувствующий себя в этой местности почти как дома, корнет Щетинин, чьи старания по выявлению фальшивых дворян существенно подняли его ставки в глазах императора, и криминалист Аркадий Францевич Кошко?. Задача последнего заключалась в присмотре за молодыми и горячими, чтобы в ходе выполнения поручения они не влезли в какой-нибудь криминал и не наследили, и дополнительно – в обеспечении обратного перехода границы в непредвиденном случае за счет неформальных связей сыщика с контрабандистами. Категорический запрет во избежание утечки информации и привлечения лишнего внимания пользоваться официальными дипломатическими службами добавлял перчику и щекотал нервы. Поэтому к выполнению задания путешественники приступили слегка встревоженными.

В Потсдаме все сразу пошло не по плану. Оказалось, что Августой зовут не только бабушку и супругу действующего кайзера. Кроме них среди местной аристократии присутствовало не менее пяти высокородных Август, каждая из которых занималась благотворительностью и у каждой было не по одной душеспасительной конторе. Адрес, предоставленный группе, привел как раз в одну из таких богаделен, не имеющей никакого отношения к бабушке Вильгельма II.

– Ну что, господа? – озадаченно потирая переносицу, спросил Герарди спутников, когда они уселись в ближайшем кнайпе и обзавелись кувшином свежего местного пива. – Как будем выполнять поручение? Попросим справку в резиденции кайзера?

– Эх, молодежь! – вздохнул Кошко. – Для того чтобы получить информацию о нужном адресе, требуется определить самое информированное лицо в городе. А таковыми во все времена были извозчики. Вы сидите, а я пойду, так и быть, покажу вам, как надо работать…

Не прошло и получаса, как вся честная компания катила в закрытом тарантасе по тихим зимним улицам в поисках «кузины», оставившей название конторы, где ее можно найти, но не приложившей точного адреса. Извозчик со звучным именем Дитрих, обрадованный арендой своего транспортного средства на весь день с обязательством кормить и поить его и лошадь, пообещав провезти по всем благотворительным заведениям, мурлыкал что-то под нос, управляя одной левой, а правой ощупывая бонус – плоскую жестяную бутылку шнапса, презентованную запасливым Кошко, ибо холодно. После посещения четвертого адреса бутылка закончилась… Вместе с ней закончился и кучер.

Вышедших из очередной конторы путешественников встретил осиротевший облучок и Дитрих, удобно устроившийся в тарантасе и прочно перешедший в категорию багажа.

– Сегодня нам определенно не везет с транспортом, – тяжело облокотился на крыло повозки Гучков.

– Надо хотя бы узнать следующий адрес, – с отвращением глядя на безмятежное лицо ямщика, скривился Герарди.

– Он лопотал что-то вроде Александр, – предположил Кошко, – может, Александрплатц?

– Кажется, я знаю, что он имел в виду, – кивнул Гучков. – Ну-ка, господа, помогите оседлать место кучера, дальше я повезу. Думаю, нам нужна Александровка…

– Александровка? – удивился Герарди.

– Да, поручик, русская колония в Потсдаме аккурат рядом с Сан-Суси, построена Фридрихом в память о своем друге императоре Александре Первом. До нее мы доедем, но если ничего не найдем, придется возвращаться несолоно хлебавши.

– Ну конечно же, русская колония! – хлопнул себя по лбу Герарди. – Если хочешь спрятать деревья, делай это в лесу. Поехали!

Русская колония была создана по желанию Фридриха III в память об умершем друге – царе Александре I. Она состояла из дома смотрителя и двенадцати маленьких усадеб, расположенных в форме Андреевского флага, а также капеллы на прилежащем холме с примыкающим флигелем церковного старосты, высокопарно называемым Королевской Усадьбой, потому что в нем любил гостевать сам кайзер и баловаться русским иван-чаем, заготовленным для него по специальному рецепту. Изначально чисто русская, к началу XX века колония сильно онемечилась, но пока еще сохраняла славянский экстерьер, поэтому путешественникам показалось, будто они из Германии разом перенеслись куда-то в Подмосковье.

Утомленная лошадка понуро брела мимо кукольных домиков с резными наличниками, а разведчики напряженно вглядывались в окна, пытаясь угадать, за каким из них находится искомая контора. Отличие жилого помещения от служебного во все времена легко обнаруживается по утвари, находящейся во дворе, и наличию-отсутствию гирлянд постиранного белья в самых неожиданных местах.

– Кажется, приехали, – подал голос с места кучера Гучков.

– Точно приехали, – подтвердил Кошко, озираясь по сторонам. – Ну что, командир, разрешите приступить?

Герарди коротко кивнул, не переставая осматривать окрестности. Дом стоял очень удачно, в самом конце аллеи, поэтому отсюда были видны все передвижения в колонии.

– Закрыто и никого, – доложил Щетинин, подергав дверную ручку и постучав набалдашником трости по косяку. – Наверно, сегодня просто не наш день.

Кошко подошел поближе к Герарди и тихо произнес:

– Я, конечно, не специалист, но кое-чему научился у своих подопечных из мира лихих людей. Замок плевый. Могу попробовать…