Император из стали: Сталь императора

– А, была не была, Аркадий Францевич, валяйте, – махнул рукой Герарди, – больно не хочется с пустыми руками возвращаться, а тут хоть какая-то надежда.

– Позвольте, господа, – возмутился Щетинин, – но это же незаконно! Скандал!

– А мы никому не скажем, – улыбнулся, свесившись с облучка, Гучков.

– Но замок? – не успокаивался корнет.

– Да не было там никакого замка, – улыбнулся Кошко, уже покручивая дужку в своих лапищах. – Так, только видимость. Одним словом – милости прошу, господа…

– Князь, – обратился Герарди к корнету уже официальным тоном, – щадя вашу щепетильность, предлагаю прогуляться до дома смотрителя, рассказать ему нашу легенду об искомой кузине, попросить помощи… ну и вообще – занять разговором, чтобы он какое-то время сюда не совался.

* * *

Контора находилась в приличном и совсем не заброшенном состоянии.

– Не далее как вчера здесь тщательно убирали, – констатировал Кошко, проведя пальцем по крышке бюро.

– И не только пыль, – продолжил Герарди, вороша клюкой в печи, – последний раз топили явно бумагой – пачка даже в золу не рассыпалась…

– При этом хозяева не торопились, все аккуратно сложено. Никаких следов спешки, – заключил Кошко.

– Александр Иванович, – обратился Герарди к Гучко, – посидите, пожалуйста, тут, поизображайте местного клерка, заодно поизучайте содержимое ящиков, а мы с Аркадием Францевичем прогуляемся по остальным помещениям.

Из-под массивного конторского стола, куда Гучков залез в поисках какой-либо случайно оброненной или забытой бумажки, его вытащил настойчивый стук в дверь. На пороге стоял моложавый франт, одетый по последней парижской моде, явно не клерк и не коммивояжер, которого можно было бы представить служащим в этой скромной конторе. Редкая пока еще бородка клинышком плохо сочеталась с гусарскими, закрученными вверх усами, а учтивое выражение лица – с холодными серыми глазами, глядящими поверх собеседника.

– Простите за вторжение, – на прекрасном немецком, с легким акцентом произнес незнакомец, насмешливо оглядев помятого и замызганного Гучкова, – я без предварительного доклада ввиду срочного дела. Когда бы я мог увидеть господина Вюртсшафтпруфера?

– Да-да, конечно, – автоматически кивнул Гучков, мучительно соображая, как в таких случаях полагается себя вести, – а как вас представить?

– О! Не утруждайтесь, – махнул тростью гость, усаживаясь в кресло. – Просто доложите, что прибыл гонец со срочным сообщением от Фалька… А вы, судя по акценту, тоже не здешний? Польша? Соратник пана Пилсудского? Угадал?

– Господи, какая встреча! – раздался неожиданно над ухом Гучкова торжествующий голос Герарди. – Князь Оболенский, флигель-адъютант его величества собственной персоной! Вот уж никак не ожидал вас здесь увидеть!

Оболенский вскочил, как будто внутри его разжалась пружина, лицо моментально стало пунцовым, а пальцы, сжимающие набалдашник трости, побелели от напряжения.

– Спокойно, господин капитан, спокойно, – уже другим, металлическим тоном прозвучали слова жандарма, мягким, приставным шагом перемещающегося ближе к князю и держащего на уровне пояса крошечный браунинг. – Зачем нам здесь, в таком тихом месте, скандал? Ну так, что хотел поведать господину Вюртсшафтпруферу герр Фальк?

– Господа, вы меня неправильно поняли, – натужно улыбнулся Оболенский, на лбу у него моментально выступила испарина, – это была шутка. Я со специальной миссией его величества отправлен в Данию к полковнику Мадсену.

– Ну да, ну да, – охотно согласился Герарди, – а в Потсдам заехал, спросить, как быстрее добраться до Копенгагена…

– Вы мне не тыкайте, господин жандарм! – с вызовом бросил Оболенский. – Вы мне не ровня!

– Да где уж нам, – ухмыльнулся поручик. – О! А вот и корнет возвращается! Сейчас с вами будет беседовать тот, чей титул вполне сопоставим с вашим. Надеюсь, что…

Это было последнее, что успел сказать Герарди. Воспользовавшись тем, что он перевел взгляд на окно и на мгновение потерял бдительность, Оболенский нанес поручику молниеносный удар тростью в солнечное сплетение, а вторым движением швырнул ее в Гучкова. Спрятавшись под стол от летящего предмета, Александр услышал грохот распахивающейся настежь двери.

– Корнет! Задержать! – сдавленный хрип Герарди перекрыл звуки сухих, как треск ломающихся деревьев, выстрелов…

– Князь, вы меня разочаровали…

Щетинин виновато развел руками.

– Все произошло слишком быстро! Сначала грохот дверей, потом он мчится прямо на меня, и через мгновение я сам уже лечу кувырком и слышу ваш голос: «Стрелять!» Ну и высадил всю обойму в белый свет, как в копеечку, не успев даже приземлиться…

– Задержать, корнет, – раздраженно поправил Герарди, – я просил его задержать!

– Простите, Борис Андреич, – вмешался Гучков, – но ваш хрип после удара можно было понять как угодно. Я лично разобрал только «…ать!».

Герарди обреченно махнул рукой.

– Что будем делать?

– А не кажется ли вам, господа, что главное мы уже сделали, – предложил свой вариант произошедшего Кошко. – Во-первых, подтвердили, что заговор существует, во-вторых, нашли штаб-квартиру заговорщиков, встретили и опознали одного из них и, в-третьих, узнали нечто важное – в комплот вовлечены весьма влиятельные персоны, стоящие у престола, – Оболенский один из них, а главное – Фальк находится не в Германии, а в России. А вот кто это – можно только догадываться. Ни одной ниточки к нему у нас нет…

– Да, – задумчиво произнес Герарди, – как вода сквозь пальцы… Кстати, князь, при вас смотритель не упоминал, случайно, фамилию Вюртсшафтпруфер?

– Боюсь, Борис Андреевич, что это не фамилия, а должность. По-русски просто ревизор…

– Тупик…

* * *

Когда поезд «Берлин—Санкт-Петербург» подкатил к государственной границе, разведчики, скинувшие напряжение последних дней, позволили себе расслабиться, тем более что роскошный салон первого класса вполне к этому располагал[4 - Комфорт поездов в начале XX века был класса «люкс»: «Когда освоишься у себя в купе, можно осмотреться в четырех вагонах, которые на время путешествия превращаются в летучий отель. Перед купе проходит коридор, стены которого украшены зеркалами, а пол покрыт мягкими коврами, и, идя по нему вдоль больших окон, попадаешь в салон. Невозможно поверить, что вагон может содержать в себе такое роскошное помещение! Кресло за креслом следуют с обеих сторон, на заднем плане видно элегантное канапе, две люстры свисают с потолка, а в буфете кипит самовар к чаю».]. Особенно, когда чай с коньяком понемногу превращается в коньяк с чаем…

– Когда мы стояли лагерем под Ледисмитом, – рассказывал Гучков заплетающимся языком, так как лимит выпитого превысил отметку «вам на сегодня хватит!», – местные жители приносили в дар духам на алтарь, расположенный недалеко от нашей части, разные вещи. В основном еду. Почти каждый день…

– И местные жители думали, что духи будут ее есть?

– Так духи и ели…

– Господа, тише! – шипел на расшалившихся офицеров Кошко. – Вы нас демаскируете.

– Почему? – делал брови домиком Герарди. – Мы же говорим по-немецки!

– Да, но материтесь-то вы по-русски! – вздыхал непьющий сыщик.

– Господа, – подал голос Щетинин, когда Гучков начал с подозрением осматривать салон в поисках тех, кто не любит буров, – а не соизволите ли прогуляться в купе? Я хотел бы предложить партию в вист!

– Ну как не уважить человека после такого витиеватого приглашения? – покорно кивнул командир группы.

– Только, если можно, бегом, – прошипел на ухо кутилам Кошко.

– Всемилостивейший государь, – заметил Гучков, – мы – контуженые. Посему высочайшей милостью от бега освобождены. Правда, милорд?

– Зрите в корень, ваше сиятельство, – еще раз кивнул Герарди.

– Тогда ползком, но только быстро! – подхватил под руки подопечных Кошко, тревожно оборачиваясь на остальных обитателей вагон-салона, с явным интересом разглядывающих «великолепную четверку».