Сколько из этого времени я находилась в состоянии клинической смерти, я не знаю. Может, это была всего минута или две. Но я очнулась уже в совершенно другом месте. Мне капали кровь, я была вся в проводах. И врач-реаниматолог мне говорит:
– Ты зачем в Одессу приехала? Чтобы умереть на Родине?
Я, конечно же, ничего не поняла, о чем он говорит. Я спросила у него:
– А что произошло?
Он говорит:
– Ну, поздравляем тебя со вторым Днем рождения!
Я забыла сказать, что воспитывалась в абсолютно атеистической семье. И перед тем, как побывать там, я никакой литературы по религии, православию и иным конфессиям никогда не читала. Дед полковник, коммунист, и воспитывал меня по-советски.
И вот, что я видела. Я очень долго заставляла себя это забыть. Никакого коридора я не видела, как рассказывают другие, перенесшие клиническую смерть. Я об этом уже потом прочитала. У меня было как в метро. Вот как бы кадры шли. Причем очень быстро. Как будто была в них спрессована вся жизнь, хотя какие-то там семь минут. А мне казалось, что прошла вся жизнь. Мне тогда было 27 лет.
И потом я попадаю во что-то очень светлое. Причем свет очень сильный. И я чувствую людей. Или это были какие-то сущности, или что. Я их не вижу, я их чувствую. Один более молодой. Почему-то о них я говорю в мужском роде, не знаю, почему.
Один более молодой, второй более старый. От более старого идет очень сильный свет. Справа от меня был более старый, а слева более молодой. И я поняла, что могу там остаться. Я Им говорю: «у меня ребенку годик, я не могу здесь остаться! Мне очень нужно обратно! Очень нужно!»
А за меня почему-то просит Тот, Который моложе, перед Тем, Который более старше. Мы не разговаривали, а передавали информацию как телепатически. И тут произошло вот что. Я сейчас скажу вещь, о которой говорила одному только своему батюшке.
Я отчитывалась перед Старшим из Них за каждый момент нелюбви в своей жизни. Я не знаю, как это сформулировать. Я не говорю вслух, но Он как бы демонстрирует мне пленку моей жизни. Но я не образами вижу, а чувствами.
Вот как мы говорим, что чувствует сердцем или душой. Но я отдавала себе отчет, что значит нелюбовь. Где-то я ненавидела, где-то я кричала, где-то злилась, где-то обижалась. А поводов к этому у меня было очень много, и характер у меня эмоциональный, одесский.
И я отчитывалась перед Ним за каждый момент даже не помню, с какого возраста, и до самого момента, когда уже попала туда. Я отчитывалась и за уныние. И такое было. Отчитывалась, это просила прощения. Ни в коем случае не оправдывала себя. Такого не было. Там не было вообще человеческих понятий.
Но я не могу и сказать, что чувствовала вину. Я не могу выразить это словами. И врать не хочу, и в заблуждение вводить людей не хочу. Я отчитывалась за каждый момент нелюбви. И Он не хотел меня возвращать. А Молодой сказал, что все-таки попробуем.
Теперь она понимает, что здесь будет, типа того. Но это я уже перевожу на земной наш язык, что я там чувствовала. И теперь она будет жить по-другому. И Он говорит: «но смотри, если что!». Я говорю: «пожалуйста, отпустите меня! У меня маленький ребенок, он никому не нужен. Я его родила уже в возрасте!» И я начала оттуда идти.
И Он говорил это не с угрозой. Я не могу это объяснить. Там и любовь чувствуешь, и как будто вся твоя душа выворачивается буквально наизнанку. Я со своим батюшкой потом на исповеди так никогда не разговаривала, как там. Потому что нет таких слов, которыми бы я могла описать те чувства, что я испытывала там.
И потом, когда я как бы оттуда вернулась, когда шли реанимационные мероприятия, мне что-то там заводили, я была вся в дырках, потом долго лежала, меня врач спросила:
– А ты верующая?
Я говорю:
– С чего это? Бога нет, мы атеисты.
И врач промолчала, ничего не сказала. А женщина была уже очень старая, и она даже войну всю прошла, будучи медсестрой. Ребенка я потеряла, очень тяжело было. Я очень долго не могла отойти, но, к счастью, у меня сын все-таки есть.
И после того, как я возвратилась в Москву, я взяла сына и бегом в храм креститься. Мы приняли Святое Крещение. Я не знаю, почему так произошло, но я поняла, что только так можно что-то сделать.
У меня мой ребенок был вымоленный. Мне поставили бесплодие. Тоже шла мимо храма по дороге, зашла в храм, это во Владыкино. Увидела там огромную икону Божией Матери «Смоленская». Упала перед ней на колени. Я в жизни никогда не молилась, не знала, что это такое. Мне дед запрещал ходить в храм.
И чего я туда пошла? Вот ноги сами понесли. И я стояла на коленях перед иконой, молилась. И говорю: «если мой сын захочет…». А разговариваю с иконой как с живым человеком. Потому что я тогда молиться не умела. Я обращалась к Пресвятой Богородице – «Тетенька» (смеется).
«…если он захочет быть монахом, то пусть он будет монахом!»
Чего у меня это выскакивало? Я даже не знала кто такие монахи. Да, я смотрела про них кино, но я пионерка, комсомолка. И после этого посещения храма я забеременела.
Потом эти два события у меня в голове как-то сами соединились, но жизнь моя стала совсем другой. Вот «шаг влево или вправо», – и меня сразу корректируют.
Сразу никакого переосмысления у меня не произошло. Это была такая работа! Не было такого, что я сразу стала другим человеком. Но я поняла, что что-то надо делать. Вот как гвоздем засело в голове: «надо что-то делать!»
И потом я в храме и полы мыла, и поваром там работала, будучи педагогом. То есть, совмещала как бы две работы. Я учитель начальных классов. И жизнь у меня вообще по-другому пошла.
У меня было достаточно много тяжелых ситуаций в жизни. И мужа я хоронила в 2014 году, он от онкологии умер, и много всего было. Если вдруг у меня опять в душе образуется это: «не по моему, не так, как я хочу!», или наоборот: «все пропало, жизнь не удалась!», у меня в голове опять этот Свет говорит: «ты же помнишь, для чего тебя оставили жить на Земле?!»
Рассказ третий (сорок шестой с начала серии)
Вадим, 30 лет
(Россия, г. Омск)
«Я употребляю наркотики уже около 13 лет. Сейчас нахожусь в ремиссии, верующий человек, служу Богу. Но около четырех месяцев назад со мною произошла такая история.
Я шел ночью по городу и подобрал пакет со спайсом (курительной смесью). Я взял оттуда очень малую дозу. Я его давно курил и много перепробовал. И курнул.
И я потерял сознание. Сейчас я больше хочу обратиться к тем людям, кто не верит в Бога. Я употребил этот наркотик и потерял сознание. Сначала я почувствовал «дурной кайф» (передозировку). Но потом мне стало немного легче, и я почувствовал, что умираю.
Знаете, я не зря сказал, что употребляю наркотики 13 лет. За эти годы у меня было много передозировок, много тяжелых случаев. Мне мама много раз вызывала «Скорую». И за эти годы я все-таки научился отличать передозировку, дурное сознание, галлюцинации, от того, что происходит в реальности.
Смерть – это очень тяжелое чувство. Я начал умирать и почувствовал, как смерть меня поглощает. С кончиков ног и поднимается все выше. Это неописуемое чувство, я не могу вам его описать, но поверьте мне: это очень страшное чувство. Я ничего сильнее в своей жизни не переживал.
Никакие ломки, ничто в жизни не сможет с этим сравниться. Никакая утрата близких или родственников. Мы думаем, что есть чувства и тяжелее, но тяжелее ничего нет.
Мои глаза были немного приоткрыты. Перед собой я видел троих людей. На тот момент я, может, и не мог сосчитать, сколько их, но я видел одного или двух человек. Я слышал, как мне кричат:
– Парень, ты что курнул? Ты чем там укололся?
А я не мог ничего выговорить, хотя находился еще в полном сознании. Дурман, как будто кто-то щелкнул пальцем, и он куда-то исчез. Это чувство смерти, оно немного сравнимо с онемением. Вот хоть я и так лежал, и не мог ни пальцем пошевелить, и ни вымолвить ничего, но мне хотелось заорать: «помогите! Помогите! Спасите!»
Но я не мог этого сделать. Я не мог этого сделать языком, да, но и не мог этого даже сделать, сказав про себя. Вот в жизни каждый может разговаривать внутри сам с собой. Но в тот момент я даже этого не мог сделать.
Но сознание того, что со мной происходит, было. И это страшное чувство. И вот эта волна поднималась по мне все выше и выше. Я понимал все, и я хотел рукой к кому-то дотянуться, но не мог, у меня не хватало сил.
Это очень страшное чувство, – какого-то ужаса, смешанного с отчаянием, безысходностью, безвыходностью. Это очень страшная смесь чувств.
И когда это дошло до моей головы, я увидел себя со стороны. Это все происходило возле подъезда. Я увидел себя со стороны, потому что стоял над собою. Я не помню своего тела, которое бы стояло, просто я видел. И видел под собой себя, лежащего.
И я понял, что это уже не предсмертное какое-то состояние мое, а я понял, что уже на 100 процентов мертв. Все, вот он я, лежу. А вот она, моя душа, стоит.
И сначала я не сильно испугался. Было такое чувство, просто интереса, что ли. Оглядываюсь, вижу мир, а я уже в каком-то другом состоянии. Но потом случилась так. Я как бы опять оказался в своем теле и лежал на боку. И тут стало происходить самое страшное.
Это была ночь. Мокрый асфальт подо мной. И этот асфальт вдруг стал становиться подо мной прозрачным. Это было что-то похожее на высохшую землю. Вот когда земля высыхает, на ней появляется потрескавшаяся корка. И посреди этой корки появился такой красно-раскаленный свет.