В тени голубых облаков

Ни для кого не было секретом, что возглавляемый громогласным толстяком, миллиардером Дельмасом могучий холдинг является креатурой французской компартии и ее многомиллионные удачные сделки с СССР не что иное, как один из каналов финансирования партии. Через друзей на этот раз в Минвнешторге Сатарову удалось стать катализатором долгосрочного госсоглашения по сахару, а потом по маслу, в результате чего одни лишь его официальные комиссионные составили около 20 миллионов французских франков. В общем, повезло. Открыл свою компанию и вознамерился попробовать себя в других сферах, например, – зачем таиться перед адвокатом, с которым собираешься вести деликатные дела, – в легальной торговле оружием, для чего на днях надо ехать на Кипр, там вроде бы пролегает нужный канал. С женой собрался разводиться. Приобрел большую квартиру на авеню Фридланд в Париже, недалеко от Триумфальной арки. Рад будет показать адвокату свои владения в Париже и надеется, что их совместные дела пойдут в гору. Сатаров просто заворожил Рицци своим размахом, напором, какой-то мистической силой и манерами настоящего плейбоя, которым в душе мечтал вскорости стать сам адвокат. Русский бизнесмен одевался только в самые престижные марки, предпочитая всем другим Эрменджильдо Дзенью и Сальваторе Феррагамо, был безупречно ухожен, элегантен, подтянут и активно интересовался красивыми женщинами, которых, надо полагать, у него было тоже в достатке. Несмотря на все старания, Рицци не удалось собрать никакой дополнительной информации о своем клиенте, отличной от рассказанного им самим, тем более никакого компромата. Как ему сообщили дружеские источники, досье в парижской полиции этого шикарного русского было девственно-чистым. За небольшой срок, прошедший со времени появления в Женеве, Сатаров успел перебросить на счет своих фирм еще пару миллионов, щедро и вовремя расплачивался за адвокатские услуги, отчего Рицци окончательно решил, что, если понадобится, он готов расшибиться для клиента в лепешку.

Чтобы подстраховаться, он как-то пригласил Кранцева в свой претенциозно, но со вкусом обставленный кабинет в Старом городе, угостил отменным кофе и выложил перед ним ксерокопии паспортов нескольких своих клиентов, пояснив свой особый интерес к Сатарову. Когда он наконец вкрадчиво спросил: «Артьом, не смогли бы вы навести справки об этих людях по своим каналам?», Кранцев понял, отчего адвокат воспылал к нему такой симпатией. Как сотрудника дипмиссии, он, видимо, принимал его за гэбэшника. Так, впрочем, считало подавляющее большинство иностранцев: все русские дипломаты – шпионы. Это Кранцев усвоил еще в Париже. С учетом своих собственных интересов к Рицци, он не стал его разочаровывать, а просто продержал ксерокопии у себя в столе пару недель и потом с важным видом вернул их адвокату, сказав односложно и немного загадочно: «По нашей линии ничего крамольного не просматривается», на что Рицци понимающе и благодарно закивал. Еще через несколько дней он сообщил, что «Петронэкс» – фирма их сибирских друзей зарегистрирована в Женеве, а ее отделение – в офшорной зоне, в краю муссонов и пассатов. «Империя» Рицци вроде бы начала обретать внушительные черты.

Для согласования общей стратегии и обсуждения приоритетных проектов следующая встреча с Сатаровым была назначена через две недели, после перевода обещанного им аванса на счет адвокатской конторы «Рицци и братья». Через неделю Франко попросил Кранцева срочно подъехать в контору и прямо у входа с похоронным видом протянул ему свежий номер журнала «Пари Матч». На обложке красовалась фотография Миши Сатарова в компании какой-то изящной темнокожей девушки, типа модель, на фоне оркестра в каком-то ночном клубе. Опубликованный в рубрике светских новостей репортаж подробно, с фотографиями сообщал о бурной жизни «русского любимца Парижа», скорбя по поводу его «трагической гибели». Гибель заключалась в том, что, подойдя к двери из матового, но не бронированного стекла в своей шикарной квартире на третьем этаже элитного дома на авеню Фридланд, русский бизнесмен получил через стекло четыре пули из пистолета с глушителем и скончался на месте. Задержать убийцу не удалось, ведется расследование…

Никогда еще Кранцев не видел адвоката таким бледным, испуганным и несчастным. Обещанный Сатаровым аванс так и не поступил, поэтому и очередная плата комиссионных Кранцеву отпала сама собой… Но на этом злая фортуна не оставила доброго Франко Рицци в покое. Светлана, жена Кранцева, собравшаяся в начале мая навестить родителей в Москве, заявила, что хотела бы встретиться в столице с Петром и Николаем, ребятами из «Петронэкса», обещавшими ей какую-то работу. Попытка не пытка, смотря что предложат, решили они с мужем. Анюта, уже привыкшая к комфортному укладу в Женеве, без особого желания согласилась сопровождать маму, но и без возражений восприняла объяснение мамы, что «папа очень занят по работе, чтобы серьезно заниматься дочкой». Неделя пролетела быстро, и в следующее воскресенье Кранцев уже встречал семью в аэропорту. Кратко осветив в общем нормальную поездку и вполне терпимое состояние здоровья предков, Света выждала, пока Кранцев пристегнется и включит мотор, чтобы, нетерпеливо дыша, рассказать о визите к бизнесменам. Сначала никак не могла дозвониться, в офисе никто не отвечал, поэтому она, не откладывая, решила ехать напрямик, взяла такси и отправилась по адресу, записанному на бумажке. Таксист привез ее к небольшому скверу в конце Профсоюзной улицы. Пройдя вглубь зеленых насаждений, она увидела два изящных коттеджа и вошла в тот, на котором отсвечивала серебром вывеска «Петронэкс». В окнах обоих строений виднелись головы сотрудников перед компьютерами и сновали какие-то силуэты. За стойкой ее приветствовала элегантная барышня, предложил чай-кофе, куда-то позвонила и сообщила, что гендиректор Петр Ильич на встрече в городе, а Николай Васильевич Чистых в отъезде, в Сибири. Сославшись на помощницу гендиректора, она любезно предложила приехать снова через три дня и назначила время встречи с «самим» на 14:00, сказав, что подтвердит накануне. Буквально на следующий день, ближе к вечеру выходя из супермаркета с покупками, Светлана прихватила наугад свежий выпуск «Экспресс-инфо» из россыпи желтой прессы на прилавке газетного киоска. Развернув его уже за ужином, она с оторопью увидела сообщение о том, что прошедшей ночью гендиректор компании «Петронэкс» Петр Дергунов погиб вместе с водителем от взрыва машины у своего дома, куда возвращался после ресторана. Через пару дней Светлана, не дозвонившись в офис, решила наведаться в «Петронэкс». По прибытии на место у нее сначала широко открылись глаза, а потом и рот. Двух изящных коттеджей как не бывало, на примятой траве остались только квадратные следы от бетонных опор. Цирк дю Солей.

Второй ощутимый удар, нанесенный по радужным планам адвокатской конторы, немного охладил пыл Франко Рицци в отношении деловых русских, но не загасил окончательно его надежд на российское направление. Наступление русского бизнеса на Женеву еще только разворачивалось. А вот Артема Кранцева «бизнесовые игрища» окончательно разочаровали, как по форме, так и по содержанию. «Рулетка какая-то и к тому же опасная для здоровья», – сказал он жене и с еще большим нетерпением стал ждать новостей, так сказать, «на ближнем фронте», своем профессиональном. Случиться там может, конечно, всякое, но хотя бы без риска для жизни.

Да и сам Франко Рицци как-то перестал вспоминать перспективы вероятной работы Кранцева в своей конторе. Сообщение Артема о предложении Олега Бережного о сотрудничестве между двумя адвокатскими конторами он воспринял с деланым энтузиазмом, тепло поблагодарил за контакт, но не спешил им воспользоваться. Сказал, что все пригодится, как только устоятся его дела с другими партнерами. Обжегшись на кипяченом молоке, он стал дуть на воду, осторожничать. Понял, что не все русские каналы – золотая жила. Еще большим разочарованием была реакция Джона МакТеррелла на его доклад о результатах поездки в Москву. В первый день после возвращения из Москвы они с женой удостоились очередного приглашения в великолепный зал ресторана «Ричмонд», чтобы отметить «успех» командировки. Старик светился удовольствием и смаковал детали будущего открытия офиса в Москве, подливая супругам в бокалы сначала марочное шампанское, а потом многолетнее миллезимное бургундское. Странным Кранцеву показалось то, что после этого шикарного ужина судовладелец надолго исчез «с радара» – вопреки обыкновению больше недели не звонил через день Светлане и не отвечал на звонки Артема. А когда позвонил, то не предложил, как всегда, заехать к нему «на чай» и усталым, извиняющимся голосом пробубнил, что его американские партнеры «пока не согласились открывать офис в Москве; слишком туманная там обстановка». Что ж, сказал себе Кранцев, по крайней мере в ближайшее время мне не грозит стать успешным предпринимателем. Придется переквалифицироваться «в управдомы», как незабвенный Остап Бендер. Как ни странно, от этого предчувствия ему полегчало. Если в Москве обстановка кому-то казалась туманной, еще более смутным было его ощущение туманных преимуществ занятия бизнесом. Наверное, это больше подходит Сашке Березину, заключил он.

* * *

Обычным солнечным днем, в конце июня, на стол гендиректора ООН легла папка кадровой службы с проектами очередных назначений. Подписав несколько бумаг, Иван Ефремович остановился на постоянном контракте Алексея Торопова, пожевал губами и отложил авторучку. Что ж, тесть-академик… звонил на прошлой неделе, просил за зятя, покалякали о том о сем. В секретариат министра уже звонили из администрации президента, и постпред должен вот-вот получить указание поддержать данное предложение. Никакой самодеятельности, никакого риска. Все складывается славненько. Иван Ефремович довольно улыбнулся и протянул руку к телефону, чтобы так, на всякий случай, звякнуть своему доверенному лицу Люсе Пахомовой.

– Людмила, как дела? – ласково спросил он и, услышав, что «все в порядке», спросил снова: – Ты Кранцева такого знаешь из постпредства? Как он? Чей человек?

Пахомова была не в духе, завал работы, десятки конференций, все горит. При упоминании Кранцева единственное, что ей сразу пришло на ум, так это его полное безразличие к ее персоне, несмотря на кокетливые улыбки и многозначительные взгляды при всяком удобном случае. Даже не пофлиртует никогда.

– Ничей он, Иван Ефремович, и ниоткуда, так, рядовой мидовец… но слишком много о себе понимает… в общем, бесполезный человек.

Это был ответ, которого ждал гендиректор, и на душе у него полегчало. Сказав «спасибо, Люся, золотко, выручила», он взял авторучку и уверенно подписал контракт Торопова.

* * *

Все это происходило относительно недавно. Не больше года назад, но уже было в прошлом. Кранцев еще раз облетел всю территорию Дворца Наций, обогнул Женевское озеро с его знаменитой струей, влетел обратно в раскрытое окно кабинета, поудобнее расположился в кресле, передернул плечами и устремил свой взор на Виолетту Денгерс, стараясь понять, о чем она говорит. А внимательно слушать отв. секретаря Конференции ООН по Югославии имело полный смысл, ибо говорила она как раз о личной ситуации Кранцева.

– Поверьте, Артьом, я была бы рада взять вас на постоянный контракт, но это не в моих силах. Во-первых, Конференция – мероприятие временное, она закончится, так или иначе, уже через несколько месяцев, а во-вторых, на любое вакантное постоянное место в организации поступают десятки заявлений от кандидатов самых разных стран, все они проходят через систему жесткой селекции по результатам собеседований в отборочных комиссиях, и у русского кандидата шансов меньше всех, если только вас лично не поддерживает президент России или министр иностранных дел. Вы же вроде с ним учились на параллельном курсе.

В этом месте дама саркастически улыбнулась и продолжила:

– Но можно подумать о другом. Еще в позапрошлом году на Конференции, как вы, наверное, знаете, было принято решение начать миротворческую операцию под названием Защитные силы ООН в бывшей Югославии, сокращенно ЮНПРОФОР. Операция началась год назад. Мой бывший муж Дерек, чертов шотландец, а мы с ним расстались друзьями, назначен руководителем Гражданской службы в рамках этого формирования, в помощь военным контингентам разных стран, которые будут контролировать разделительную линию между враждебными сторонами в Хорватии и Боснии и Герцеговине. То есть ЮНПРОФОР существует уже почти год, и если вы следили за развитием событий, то знаете, что в Боснии продолжаются военные действия, а на территории Хорватии провозглашена так называемая и никем не признанная Республика Сербская Краина. Образование это, конечно, химерическое, состоит из четырех анклавов, разбросанных по всей стране и разделенных сотнями километров. Сейчас между центральной властью Хорватии и руководством Краины достигнуто и соблюдается перемирие, но республика долго не проживет, хотя сербы там, при поддержке из Белграда, настроены решительно. Гражданской службе ЮНПРОФОР, которая будет вести переговоры между сторонами и следить за соблюдением перемирия и гуманитарных принципов, требуется немало полевых сотрудников. Это, конечно, не постоянный контракт в ООН, но все же ступенька, чем черт не шутит… Я уже говорила предварительно с Дереком, он будет иметь вас в виду. Когда настанет момент, чтобы подать заявление, я дам вам знать и прослежу.

Здесь Виолетта вздохнула, как бы заранее переживая о расставании с толковым сотрудником и симпатичным, еще не старым мужчиной… Через месяц, получив заявление Кранцева, г-жа Денгерс, как и обещала, передала его прямо в секретариат мужа. Руководитель Гражданской службы ЮНПРОФОР, красавец и выпивоха, ирландец Дерек Кэмпбэлл был на высоком счету в ооновской иерархии и, по слухам, в ближайшем будущем даже рассчитывал включиться в борьбу за пост Генсека ООН на смену Кофи. Своему прямому начальнику и опекуну, зампреду Виктору Валерьевичу Локотову Кранцев незамедлительно сообщил, что ему «предложили» место в полевой программе ООН и он хотел бы принять это приглашение, «если не будет возражений со стороны мидовского руководства». Доброхот Локотов тут же шепотом сообщил, что в МИДе Кранцеву уже, так или иначе, подготовили замену, ибо его длительная командировка подошла к концу, и поэтому переход российского сотрудника в структуру ООН в нынешние трудные времена даже выгоден министерству. С этими словами он поднялся в «закрытое помещение» постпредства и отправил срочную шифровку в МИД в поддержку перехода первого секретаря Кранцева А.В. на полевой пост в ЮНПРОФОР с зачислением его в резерв МИД и сохранением ему российского дипломатического паспорта в течение года. Подопечный нетерпеливо ждал его в кабинете, стараясь унять, как мог, смутные мысли-скакуны. Глядя в окно на такой родной двор постпредства, он старался «думать позитивно». «Дорога в ООН открыта. Пусть “в поле” для начала. А там посмотрим». Начальник вернулся быстро, по-отечески улыбнулся и перешел на «ты»:

– Отпочковаться от МИДа после пятнадцати лет службы дело непростое, Артем. Тебе будет нелегко привыкнуть к новой ситуации, положиться больше будет не на кого, полевая работа – это несемейный контракт, стресс и может затянуться. Нелегко будет и твоей жене здесь одной, с девочкой. Я вот проявил инициативу, извини, что не предупредил, – попросил друзей в кадровой службе ООН подыскать Светлане работенку. Вам позвонят. Нечего без дела сидеть с дипломом МГИМО. Да и лишние деньги вам тоже не помешают в «свободном плавании», в плюс к твоему, на первый взгляд, жирному заработку. Все придется делать и оплачивать самим – снимать квартиру, налаживать быт, покупать машину. Попечения государства больше не будет. Но, думаю, справитесь, не вы первые. В добрый час, ребята…

Выйдя от Локотова, Артем старался подавить в горле слезливый комок нахлынувшего волной смешанного чувства признательности за заботу, осознания грядущих перемен и внезапной тревоги от неизвестности, открывшейся как черная дыра. «Нечего теперь сопли разводить», – строго приказал он себе и, выдохнув, заспешил домой.

Благая, по его мнению, весть, однако, повергла жену Свету в неподдельную печаль.

– Это значит, мы надолго расстанемся, а еще даже не успели здесь обжиться втроем… Но раз ты все решил… Наверное, это правильно в данной ситуации, возвращаться в Москву сейчас было бы рискованно… Там сейчас так трудно с работой… Такая везде неразбериха… А если будем оба работать – окрепнем… и тогда решим, как быть дальше. Девочке еще учиться и учиться… Будет под моим присмотром спокойно ходить в институт, набираться ума-разума, совершенствовать французский…

На глазах у Светланы сверкнули слезы, смесь тревоги и радости, как и у мужа, но она, видимо, тоже приказала себе собраться и не распускать нюни.

– Мы действуем заодно, а значит, прорвемся, – успокоил ее и себя Кранцев. «Жена! – с нежностью подумал он. – Ариадна!» С ней как за каменной стеной… надежный тыл.

Сообщение о том, что Алексей Торопов получил постоянный контракт и на его место в ООН рассчитывать не приходится, Кранцев воспринял почти с безразличием и даже с некоторым презрением. «У номенклатуры свои правила игры, как и в совке было… круговая порука… Разночинцы там не ко двору. Зато мы, играя без правил, рассчитываем только на себя. Может, это и не так плохо». У него теперь были свои заботы – на днях он пройдет медкомиссию и подпишет контракт с ЮНПРОФОР, потом получит направление, авиабилеты, подъемные. Спешить не следует, но и затягивать отъезд не стоит, зарплата пойдет с момента прибытия на место, в Загреб, и регистрации в штаб-квартире Защитных сил. Он уже знал, что заботливый Кэмпбэлл определил его в Хорватию, там более или менее спокойно, перемирие соблюдается, а в Боснии действительно продолжаются военные действия. До отъезда предстоит также пообщаться с мамой, она приезжает на днях, как давно договорились. А еще надо будет срочно найти съемную квартиру для Светы с Анютой на время «полевой службы». Скромную, маленькую квартирку с двумя спальными комнатами и крохотной гостиной они уже загодя присмотрели недалеко от нынешней служебной квартиры. Договорились о сносной цене с жильцом, надменным поляком, которому понадобилось срочно съехать. Потом надо будет подумать о квартире побольше.

Оформление новобранцев производилось в здании Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), там они до подписания контракта проходили медкомиссию. Изъянов здоровья у Кранцева комиссия не выявила, и после обеда, уже в другом кабинете, он старательно вывел свою корявую подпись на бланке контракта. Ооновская машина работала четко, слаженно, подписание контрактов было поставлено на поток. Рутина. Защитным силам ООН понадобились сотни добровольцев в развалившейся, раздробленной по воле Запада Югославии, еще недавно прекрасной процветающей европейской стране. Это вам не какая-нибудь гнилая, жаркая Африка, хотя и туда за большими заработками желающих хватало. Ощущая в кармане тепло от голубого паспорта ООН, Кранцев, сдерживая довольную улыбку, вышел на парапет ВОЗ под развевающиеся голубые ооновские флаги, и ему показалось, что цвет обычно белых облаков слился с голубым цветом небес.

* * *

Мама! Когда она, озираясь по сторонам, появилась из дверей багажного отделения с потертым чемоданчиком на колесиках, сердце Кранцева тревожно защемило от нежности и к горлу подкатил знакомый ком. Еще бодренькая, но уже заметно постаревшая. Любимая. Неповторимая. Дорогая. В Швейцарию певунья Ольга Александровна приехала впервые за свои 74 года, и, конечно, изумлению ее не было конца от комфорта и чистоты всего увиденного вокруг по дороге из аэропорта. В тесной прихожей они долго обнимались и целовались со Светланой и Анютой, перебивая друг друга вопросами, потому что не виделись тыщу лет. Первым делом мама попросила сына сбегать купить мясного фарша, потому что прямо от дверей затеяла жарить «домашние» котлеты. К вечеру образовался пышный праздничный стол, и мама, по обыкновению легко переходя от слез к радостным улыбкам, поведала о своем невидном житье-бытье в однушке в Орехово-Бананово с ослабевшим, но все еще куражистым, почти девяностолетним Василием Ивановичем в «новой», непонятной им России.

Всю жизнь Тёмы Кранцева, с самого первого вздоха до сегодняшних первых проблесков седины в волосах, освещало и осеняло это красивое, доброе лицо, сначала без морщинок, потом с гусиными лапками вокруг глаз, а теперь с глубокими бороздками на щеках, совсем не умалявшими былую красоту черт. Когда арестовали отца, известного писателя, и он сгинул в каких-то неведомых подвалах «без права переписки», ей было двенадцать лет, и последующие двадцать она жила дочерью «врага народа». Снова робко улыбаться начала через двенадцать лет после ареста и исчезновения писателя, когда бравый и черноволосый военный юрист на исходе войны позвал ее замуж. А когда отца реабилитировали и в дом принесли его пахнущие типографской краской книги, она начала уже не только громко смеяться, но и петь дни напролет и уже никогда не переставала, согревая солнечными лучиками своих голубых глаз жизнь старшенькой Тамары и маленького, шустрого Тёмы. Мальчик рос типичным «маминым сыночком», потому что спокойно не мог прожить без нее ни одного часа и после школы, сопя, корпел над домашними заданиями, напряженно вслушиваясь, когда загремит ключ в двери и появится его добрая фея. Лет до девяти он мучился тонким, девчачьим голоском и его дразнили мальчишки, но в обиду хрупкий мальчик себя не давал, и хотя задирой не был, от драк не уклонялся. Вот и сейчас, уже великовозрастный, таял, глядя, как глаза ЕГО МАМЫ излучают тот самый, прежний таинственный свет безоговорочной любви и всепрощения, который помог ему вырасти здоровым, нормальным и в общем счастливым мужиком.

Неделя с мамой пролетела так быстро, что наговориться и наобниматься всласть всем так и не удалось. Артем, лихо крутя баранку срочно приобретенного подержанного «Гольфа», показал дорогой гостье все живописные места на берегу озера Леман, и больше всего ей понравилось в Монтрё. «Здесь животворная энергетика и легко дышится», – заключила она. Неискушенная в хитросплетениях наступившей на родине «новой жизни», простодушная Ольга Александровна никак не могла взять в толк, как и почему ее гениальный сын и лучший в мире дипломат расстался с таким важным учреждением, как МИД, и она то и дело обращалась к своему Артему с одним и тем же тревожным вопросом: «Что же теперь будет, сынок?» Ответ сына всегда был позитивным и банальным: «Все будет хорошо, мама.

Не волнуйся».

* * *

С голубым паспортом ООН в кармане, командировочным предписанием и полученными приличными подъемными Кранцев, в сопровождении грустных жены и дочки, явился в женевский аэропорт точно за два часа до рейса в Загреб. Сдав в багаж свой новенький чемодан, он пригласил семейство в кафетерий выпить, кто чего пожелает. Но развеять налет грусти не помогло даже сообщение Светланы о том, что как раз сегодня утром ей позвонили из кадров Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС) и просили зайти подписать контракт на работу сроком на год в секретариате одного из замдиректоров. По лицу Кранцева поплыло смешанное изображение удивления и скрытого удовольствия – новость все же была приятной. Его контракт в Хорватии был сроком на шесть месяцев. Худо-бедно появятся какие-то деньги на самостоятельную жизнь. Могло бы и этого не быть. Сидели бы сейчас в Москве и ждали у моря погоды, а кроме ненастья, там и ждать нечего – в МИД, под «мудрым» руководством Озерова, могли бы и не взять, а о работе Светланы, женщины, и думать не стоило, несмотря на ее красный мгимовский диплом. Мало ли таких сейчас на Руси…

Анюта, допив свою неизбежную кока-колу, быстро перестала киснуть и наказала папульке держаться, не скучать и скорее возвращаться. Что такое полгода расставания с мужем для мамы она, похоже, пока не понимала. Кранцев и Светлана еще долго, молча держась за руки, мусолили свои чашки с кофе, но момент отъезда все равно настал. Перед уходом в накопитель Кранцев крепко, по-солдатски, обнял жену и дочку, изобразил бодрую голливудскую улыбку, медленно двинулся в общей очереди к пункту контроля ручного багажа и вскоре исчез за прозрачными дверями.

* * *

Ничем необычным международный аэропорт им. Франьо Туджмана в Загребе Кранцева не поразил. Простое бетонное здание. Три года назад этот самый Франьо вслед за Словенией и провозгласил независимость Хорватии, стал ее первым президентом и не погнушался начать войну с сербами. Готовясь к поездке, Кранцев по разговорнику освоил чтение латинских букв хорватского языка и несколько самых необходимых в обиходе фраз. Поэтому смог прочитать забавное название аэропорта – Зрачна Лука. Зрак – воздух, Лука – порт по-хорватски. Чуть позже ему объяснят, что в своем рвении во всем оторваться от православной Сербии и всего сербского католическая, но тоже славянская Хорватия начала с языка, призвав своих лингвистов вводить в современный хорватский язык больше старинных, «истинно славянских» слов. Так, например, кроме упомянутого аэропорта, вертолет (helicopter) стал у них «зракомлат» – молотильщик воздуха. Но самым удивительным, конечно, было не это.

Выйдя из багажного отделения, как говорится, «в город» и ища глазами указатель пути к остановке такси, Кранцев даже не поразился, а оцепенел от вида подтянутого, загорелого мужчины с лицом, знакомым до боли в скулах. Боли от улыбки и радости. Чего-чего, а увидеть здесь своего закадычного другана Германа Седина, или просто Геру, Артем никак не ожидал, тем более что друг бросился как раз ему навстречу, чтобы заключить в жаркие объятия. В понимании Кранцева Седин должен был преспокойно сидеть в своем кабинете на 24-м этаже небоскреба ООН на берегах Гудзона в Нью-Йорке, где осел уже лет десять назад и со времени их последней встречи (кстати, в Париже они тогда здорово надрались!) редко подавал о себе весточки. Похоже, его жизнь за океаном устаканилась… Не скрывая полного изумления, он задал стандартный в таких ситуациях вопрос:

– Ты чё здесь делаешь, Герасим?

И услышал простой ответ:

– Работаю. Начальником, между прочим. Вот увидел твое имя в списке миротворцев-новобранцев. Приехал встретить и подсобить. Ты против?

Друзья снова крепко обнялись. По дороге из аэропорта Седин сообщил другу, что уже полтора года руководит офисом ЮНПРОФОР в Белграде. До этого два года провел в операции по поддержанию мира в Намибии, там руководил отрядом полицейских.

– Командировки «в поле» помогают удвоить семейный бюджет. Пост в штаб-квартире за мной сохраняется, полевая служба считается почетной и высоко оплачивается за риск, неудобства и проч. При этом семью с собой брать не разрешают, опасно… А значит, можно и от жены чуток отдохнуть… – Седин лукаво улыбнулся.

Штаб-квартира Защитных сил ООН в Хорватии разместилась в большом потрепанном административном Г-образном здании на окраине Загреба и вместе с хозяйственными строениями – гаражи, склады, столовая, магазин – занимала добрый гектар, если не больше, обнесенный забором и увенчанный с двух сторон шлагбаумом. По огромному двору туда-сюда с озабоченными лицами сновали десятки людей обоих полов. Седин привел друга к узорчатой двери на втором этаже с табличкой «Г-н Теодор Керенджа, нач. полевой администрации».

– Славный малый этот эфиоп Теодор. Но зело важный. Ты уж к нему со всем почтением. И все будет хоккей. Мы с ним давно знакомы по Нью-Йорку. Я о тебе замолвил словечко, он меня уважает. Все-таки Белград особая точка. Там варится вся политика…

Эфиоп Теодор с серебристыми кудрями и выразительными, но далекими от Пушкина чертами лица и впрямь оказался добродушным и крепким на вид мужиком лет пятидесяти. Он был в курсе, что Кранцева лично встречает такой важный чин, как г-н Седин из Белграда, и, приняв от него командировочное предписание и для вида заглянув в голубой паспорт, что-то сверил и пометил на компьютере, после чего с расстановкой сообщил на понятном английском:

– Сегодня вы отдыхайте от перелета. Ваш друг поселил вас в своих апартаментах, гостиница сегодня вам не понадобится. А завтра ровно в девять я вас жду для дальнейшего инструктажа.

На прощание он несколько церемонно поклонился, как японец. «Видимо, подражает Такеши Уеде, специальному представителю Генсека ООН в бывшей Югославии», – решил Кранцев и весело выскочил в коридор к Седину.

– Ну веди, Сусанин, показывай, чем богата хорватская земля…

Для начала Гера отвез друга в просторную служебную квартиру для командированных и разместил его в отдельной комнате, рядом со своей. Когда Кранцев вышел из душа в Герином халате, на низком столике на веранде уже красовалась бутылка односолодового «Гленгойна», вазочка со льдом, бутылка газировки, аппетитные ломтики хлеба и тонко нарезанная, пахнущая копченым ветчина вместо традиционных орешков.

– Ну, давай, брат, – за приезд и новую жизнь. Рад за тебя. Молодец, что решился. Не пожалеешь…