Жив Бог! Пьесы

Немцов: О-о! Ныне наступает для вас, господа матросы, судный день! Кто первый во святые записывается? Бог любит ничтожных… Скорее, Леший, Он вас ждет!

Кариотский: При чем здесь: кого больше любит? Я хотя и неверующий, но знаю: у Бога все равны. Бог всех одинаково любит.

/Немцов смеется./

Немцов: Равны по-разному, милый друг. Кто-то ровнее…

Пересветов: А карасям рано о Боге думать. Вот, отслужишь свое, хлебнешь горя вместе с морской водой, тогда поглядим какой ты верующий.

Кариотский: А без горя нельзя?

Галун: /Кариотскому/ Э! Нэ штопоры, рыба!

Пересветов: Много языком мелишь, молокосос! Держи надраено! Живее!

Пашин: Все это дурман, Леша. Миф. Фантасмагория. Впрочем, и дурман имеет право на свободу. Свобода для всех – так справедливо. Но кто знает, может, с басней про Христа сноровистее годковщине голову открутим?

Пересветов: Ты открутишь? У самого того гляди «тыква» покатится!

Немцов: /Пашину/ Любезнейший Павел Семенович, борьба со злом – деяние, увы, не для горшечников, но богов. Вы же не способны быть богом. Вы путаете людей и идеи и, вместе с мыслями, отрубите головы в которых эти мысли живут… Впрочем… La folie est sacree – безумство свято. (Фр.)

Пашин: Чего?

Немцов: Все славно!

Пашин: Что вы можете понимать в Свободе, ограниченные, жалкие люди?! У вас никогда не было Свободы, вы не способны познать этого счастья! Делаете рабом Кариотского потому как сами несвободны, потому как плебеи. У вас не было Свободы и нет. И вообще нет у вас ни единой справедливой мысли за душой!

Пересветов: Врешь, оратор! Есть у нас за душой… размышленьице. /Показывает кулак./ Во! Достанешь меня, демократ, не посмотрю что годок мой, щёлкну разок – мало не покажется. Нагружу – не обмозгуешь!

Немцов: Полноте, господа! У каждого из вас кроме кулаков и свободы есть еще милое, возлюбленное создание, мать, отец, родные пенаты…

Пересветов: /Немцову/ И ты… замолчи, змеёныш!

Немцов: Чего-с взбеленились, Петр Сергеевич! Вспомнили отчий дом, босоногое детство? Ах, оставьте! Вы ведь не из тех чьи глаза в воде сыреют? Мерзкое отрочество, ужасная юность…

Пересветов: Пока живой, студент, закрой рот!

Немцов: Не смею возражать… Однако, позвольте заметить, насколько насытился Немцов вашим утонченным, банальным обществом, господа матросы! Всеми вашими салонными выражениями и кулуарными мечтами. Которое из черствых сердец может понять, как скучает ухо эстета по родной французской речи?!

Пересветов: /Кариотскому/ Леший, не стой на концах!

Немцов: Ну почему, почему миллионы негодяев хотят, чтобы я гнил в ржавых трюмах и терпел смешные, но пошлые рыла? Впрочем, все зло во благо…

Пашин: /передразнивая/ «Рыла…» Чего ж не откупился от службы заодно с другими «негодяями»?

Немцов: О! Как вы беспощадно молоды к себе, мой друг. Если эпоха не будет к вам жестока, то поймете – жизнь измеряется умом, а глупасть деньгами. Увы, увы! Но жизнь бывает настолько глупа, что у умных людей подчас не хватает для нее денег. Впрочем, человекам часто деньги заменяли не только ум, но и жизнь…

Пашин: Чушь! Жизнь – это борьба! Если хотите по-спартански. Или как: «Иду на вы!» Борьба за победу идеалов, гуманистических идеалов. И счастлив тот, кто всего себя и всю жизнь свою посвятил этой борьбе!.. Давай через киповую планку! А ты, Немцов, мёртв для идеалов человечности, мёртв для Свободы и Справедливости, мёртв даже для самого себя… Ты – шлак, пустышка.

/Немцов смеется./

Пересветов: Добавь шлагов! Это твой птенчик под крылышком мёртв. Аж посинел весь от страха.

Пашин: А мы его в обиду не дадим. Выше голову, Леша!

Кариотский: /вполголоса/ Сволочь… /В голос/ Мучение одно с капроновым концом…

Немцов: /Кариотскому/ Браво, браво, Парнас! Splendide![3 - Splendide – Великолепно! (фр.)] Заводи на шпиль! /Пересветову/ Любезнейший Петр Сергеевич, не станем запрещать безумцам быть безумными… В противном случае жизнь перестанет быть игрой.

Пересветов: /о Пашине/ Дать бы ему!

Галун: Добро жэ вив си з гонором, мориманы! Колы на коробци разом служытэ, так вплитайтэсь в одын коринный швартов! Слухай мою команду: и – и – раз! И – и – раз!

/Моряки вытягивают на борт коренной швартовый конец./

Пиддай! Закрипы! О, цэ добрэ, мориманы! Нэмцив, Пэрэсвэтив, ну-ка торпэдкою на бак гачкы пидбыраты!

Пересветов: Пускай молодой летит.

Галун: Так вин жэ покы нэпысьмэнный. Давай, ходок, нэ жмысь!

/Пересветов и Немцов уходят. Галун Пашину и Кариотскому:/

Очи на швартовый, мориманы! ГКП – Ют! ГКП – Ют!

/Голос старпома в радиотрансляции по верхней палубе: «Есть, ют!»/

Тырщ старпом, завели дополнительные швартовые концы. Приступили к обтягиванию.

/Голос старпома по верхней палубе: «Добро, Галун!

После обтягивания от мест отойти.»/

Есть, тырщ старпом! /Отключив связь/ О, цэ добрэ, в Хрыстофора Колумба душу!

/Голос Немцова в радиотрансляции по верхней палубе: «Ют – бак!»/

Есть, ют!

/Голос Немцова: «Подбираем якоря…»/

Давай оба…

/Доносится шум работающих баковых шпилей – выбираются якорные цепи/

Стоп! Давай правый! Стоп! Теперь левый немного… Стоп! Ещё левый… Трещат… Стоп! Стопори, Немцов! От мест отойти!

/Голос Немцова в радиотрансляции: «Есть, от мест отойти!»/