Пест-серебрушка

– Торг? – спросил Пест, глядя на хозяина леса.

– Торг! – принял условия тот.

Пест принялся усиленно наполнять рыбный пирог силой воды, а хозяин тем временем обратился к Акилуре:

– Ох, и лис, твой ученик! Знамо, чем подкупить! Ты науськала?

– Нет. То он своим умом дошел! – улыбаясь до ушей, ответила Акилура.

– Ну коль сам, то впору мне стеречься его.

Пест протянул пирог к кусту. Из него вытянулись ветки, подхватившие пирог и унесшие в глубь куста.

– А есть его не будешь, что ли? – спросил Пест, приподняв одну бровь.

– Хех! Молодой еще! Нет в округе мест силы магии водной. Тяжко в засуху мне лес пристойно держать. Я твой пирог приберегу.

– Дело твое. Веди, хозяин леса! – скомандовал Пест и почувствовал руку Акилуры на плече.

– Ты быстро не иди! Не поспеть мне за тобой, – услышал он над ухом голос Акилуры. – Я за тебя держаться буду.

Пест кивнул и мелкими шагами пошел вперед, стараясь подстроиться под Акилуру…

Старуха шаркала ногами по траве, опираясь на свою клюку. Рядом с ней шел Пест. Они вышли на поле, с которого была видна околица села Дорожичей. На заборе стоял мальчишка. Он поднес руку к лицу, прикрываясь от солнца. Сам же мальчишка смотрел в сторону ведуньи и ее ученика. Как только высокая трава закончилась и Пест с ведуньей вышли на простор, он спрыгнул с забора и убежал в дом. До Песта дошел крик мальчишки, но что тот кричал – он разобрать не смог.

– Село Дорожичей начало свое берет от конного переезду. Еще до того, как шаманы севера наших магов обучили за горизонт шаг делать.

– Это как так? – Нахмурился Пест.

– Шаманы с севера зело хорошо умеют сие. Как уж делают они, того не ведаю, но ворожить они умеют так, что, сделав шаг один, ты за горизонтом оказываешься. А когда еще вражда с ними была, гонцы по Гвинее лошадные разъезжали. На дорогах тогда были конные переезды. На них гонцы меняли лошадей, а коль устал зело гонец, то и отдыхал тамо. Вот и стали Дорожичи с такого переезда свое село вести. На таком переезде всегда должон быть кузнец, чтобы коня подковать да упряжь править. От того и в Дорожичах кузнечий род ведется, – Акилура говорила медленно и с перерывами. Иногда она останавливалась, чтобы отдышаться. – Потому и Дорожичи, что у дороги живут.

– Баб Акилура, а сейчас почему они не на тракте торговом живут?

– А как гонцов не стало, так и не платит государь им деньгу. Не за что платить им стало и со службы их погнали. А тогда уже конный переезд в два десятка домов был. Уж село целое. А как гонцов не стало, то и разъездов конных с воями по государеву указу извели. Вот тогда и повелся люд лихой по тракту шастать. Тяжко Дорожичам было, много мужиков полегло. Вот и ушли они в сторону от тракта. Купчины, кто с востока товар везет, про место Дорожичей знают и на постой заезжают. Коней накормить да воям своим передохнуть дать. Сам поди видал?

– Видал то я, пока в учениках был у Трипона! Два десятка телег и вои все в броне стеганой. Одного воя видовал. У него бронь из металла была и щит был, но оружие на копье похоже.

– Вот то и был караван купечий. Они с востока идут в царство наше да соль с медью везут. А обратно наше полотно везут. Говорят в Ультаке, что на торжище все полотно скупают. Даже холщовые куски, что только на мешки годны, и те скупают.

– Видать, туго у них с ткачами…

– Поговорили и будет, – оборвала Акилура Песта, видя, что к ним идет староста Дорожичей. – Пока дело делать не станем – помалкивай!..

Спустя несколько часов в доме кожевника села Дорожичей

Пест сидел на голом полу, прислонившись спиной к стене из струганых бревен. На его глазах была та самая повязка, а на лице царила счастливая улыбка. Рукава были закатаны выше локтя, а руки перепачканы в крови. В комнате царила тишина, изредка прерываемая чмоканьем и расстроенным плачем.

Он наблюдал за роженицей, которая устроилась полусидя на двух составленных вместе лавках. На каждой ее груди висело по свертку, в котором было по новорожденному ребенку.

– Перевел дух? Тогда собирай послед! – Акилура сидела рядом на лавке и тяжело дышала. Ей роды тоже дались тяжело. – Надобно удостовериться, что последа внутри не осталось. Иначе мать кровью изойдет. Нечего рассиживаться!

Пест спорить не стал, а подошел к ногам роженицы и собрал ткань, перепачканную в крови. С этим свертком он уселся рядом с Акилурой на лавку и принялся копаться в кровавом месиве. Даже за столь неприглядным занятием с его лица не сползала улыбка.

– Отец – мужик крупный, и сыновья в него. Богатыри вырастут, но тот, что первый с матери показался, шкодник еще тот будет! Видел, как ногами барахтать стал, на свет появившись?

Пест в ответ кивнул.

– То-то и оно! Ну? Сложил пузырь последовый?

– Сложил, баба Акилура! Все здесь!

– Ну, коль сложил, то пойди к отцу. Весть добрую ему скажи.

Пест поднялся с лавки и, еле волоча ноги, побрел к двери на улицу.

– Пестушка! – позвала Акилура. Пест обернулся, а старуха, улыбаясь беззубым ртом, спросила: – Чуял, как дитятки пахли?

– Чуял, баба Акилура! Медом пахли и периной свежей.

– Помни этот запах, Пест! Когда трудно будет аль печаль зеленая найдет, ты его вспоминай! Зело помни! Так свет и жизнь пахнет… – Акилура глубоко вздохнула носом и уже тихо добавила: – До сих пор пахнет… А ты, Пест, хлеба возьми со стола да молока крынку. Еще не хватало после дела немалого в обмороке валяться на людях!

Пест взял небольшой кувшин молока со стола и хлеб. Выйдя на улицу, он уселся на крыльце, рядом с хозяином дома и отцом детей. Мужик был огромный. С широкими плечами и огромными кулаками. Он взглянул на Песта, жующего хлеб, и хотел было что-то спросить, но не стал, терпеливо ждал, пока Пест доест хлеб и допьет молоко.

– Двое… Два наследника. Оба крупные, в тебя. Тяжело матери было, но сдюжила! – Пест повернул голову к мужику, который улыбался до ушей. – Уж как, не знаю, но наследство на двоих тебе собирать! Кто первым вышел, все одно не скажем, ибо помогали им мы. Не так вышло, как на роду писано было…

– Пока жив буду – не забуду! – сказал мужик и обнял Песта в стальные объятья. Тот не сопротивлялся, но на самое ухо прошептал ему:

– Ты за ними зорко следи! Один шкодник будет, что не продохнуть! Кабы не натворил чего.

– Зело мудрый ты, Пест! Не по годам ум твой да знания! – Мужик отстранился и, взглянув на Песта в повязке, сказал: – Возмужал ты с Трипоновой учебы! Возмужал…

– Сопли, коли в носу держать не сдюжите, на кулак мотайте! – Услышали они каркающий голос Акилуры. Обернувшись, Пест увидел ее стоящей на пороге. Она хмыкнула и с брезгливостью произнесла: – Мужичье!.. Пест, ты снадобья собери в корзину, да в обратный путь пойдем. Нам сегодня еще глав родовых собирать.

Пест послушно поднялся и побрел в дом. Мужик также поднялся и зашел в дом, сразу бросившись к супруге. Пока отец рассматривал детей и целовал жену, Пест собирал в корзину горшки. Туда же он сложил жареную рыбеху, лежащую на столе, в ладонь длиной, предварительно обернув ее в кусок ткани, которая осталась от рыбного пирога. Слушая хмыканья и восклицания отца детей, он не переставал улыбаться.

Выйдя на крыльцо, он обнаружил Акилуру. Она стояла у крыльца, оперевшись на свою клюку. Песту показалось, что она стала даже немного прямее.

– Пойдем потихонечку до родных краев.

Не успели они выйти из ограды дома, как им навстречу вышел староста. Почти подойдя к нему, их нагнал кожевник села.

– Акилура! Погодь чутка! – Подбежав к ведунье, он протянул ей серебрушку. – Мы с жинкой расторговались нынче с купчинами с востоку. Знаю я, что немного, но уж чем могу, как говаривают.

– Не мне то плата! Пальцем я не шевельнула. Пест дело делал, а я языком трепала да наставляла его, – с прищуром произнесла она.

– Тогда ты, Пест, возьми! Не побрезгуй!

Пест снял повязку и взглянул на протянутую монету.