Мы, кто катит этот мир

«Похоже, вот и причина его волнений, – рассеянно подумал он. – Этот скользкий тип хотел, чтобы я непременно задержался, но опять-таки, зачем?»

Игнорируя довольную улыбку бармена, человек в плаще отвернулся. Еще раз осмотрел зал, неожиданно для самого себя заметил двоих посетителей, которых раньше не видел, причем не видел не только в другие дни, но и в тот самый вечер, что само по себе странно, ведь пока он сидел у стойки, в зал никто не заходил, как, собственно, и не выходил. Эта деталь занозой засела в его сознании, не желая ни улетучиваться, ни принимать более или менее осмысленную форму. Причина тому понятна, это все их вид, одежда, точно как и на нем, на них были черные плащи, на столах лежали фетровые шляпы…

Он попытался отмахнуться от бессмысленных мыслей, подошел к круглому столику у сцены. Место на двоих. Удобно, кроме того, совсем рядом с продолжающими ругаться дальнобойщиками. Да, те беспокоили ночного посетителя гораздо больше, чем странные личности в плащах, слишком уж вид у них обычный, простая одежда: джинсы свитера. Подозрительно! Это именно то, что сделает незаметным любого, поможет затеряться в толпе.

Устроился. Наклонил голову, скосил глаза, стараясь рассмотреть обоих своих соседей, не выказывая особого к ним интереса. Ничего. Повернулся, посмотрел на них не таясь, хотел даже гримасу какую-нибудь отвратительную скорчить, но передумал. Нет, это не глупости, да и не собирался он вывести их из условного равновесия, тем более спровоцировать драку, просто ждал хоть какой-нибудь реакции. Любой, внятной, но опять-таки нет, ничего подобного. «Или я действительно им неинтересен, или я чего-то не понимаю…»

У столика материализовался бармен все с той же отвратительно-приветливой улыбкой, более всего напоминающей ехидную ухмылку на лице. Низко заискивающе поклонился, подражая официантам высокого класса, нелепо пряча руку за спиной, поставил на столик массивную кружку, рядом с ней внушительный стакан со светло-коричневой жидкостью, в которой плавал, покачиваясь, большущий кусок сине-прозрачного льда, просто-таки айсберг в небольшом локальном океане. Кивнул, удалился.

Прошло еще несколько минут, обстановка в зале начала меняться. Внезапно стало людно, даже слишком людно. Один за другим в дверном проеме проявлялись силуэты. Посетители останавливались на пороге, точно как и он несколькими минутами ранее осматривали зал, поглядывали на тех, кто уже устроился. Почти каждый взгляд задерживался и на нем, изучали его, рассматривали, что изрядно злило. Конечно, можно было подумать, что причиной подобного явления служил черный плащ да шляпа на столике, но ему казалось, что корень проблемы гораздо глубже.

Более всего раздражало и беспокоило неприкрытое любопытство новых людей. Благо таковых было совсем немного, всего четверо. Две пары, двое мужчин со спутницами. Вне всякого сомнения, в заведении они впервые. Стараясь выглядеть беззаботными, они вертели головами, осматриваясь, неубедительно изображали бурное веселье и непринужденный разговор. Правда, его беспокойство скоро ушло. Устроившись за соседним столиком, мужчины тут-таки достали сигареты, женщины, чуть натянуто улыбаясь, принялись о чем-то шептаться. Одна из них, не переставая, теребила обручальное кольцо, краснела, искоса поглядывала на своего спутника.

– Ну, нет, это точно не по мою душу! Чую, тут попахивает адюльтером, ой попахивает! Оттого некая скованность, пробуждающая во мне вполне себе профессиональное любопытство, – легкая улыбка коснулась его губ, она грозила перерасти в заливистый смех, но вот…

– Добрый вечер, дамы, мой привет вам, господа! – на сцену взобрался бармен, каким-то чудом превратившийся в заправского конферансье. – Так сказать, рад приветствовать всех вас в нашем заведении! Не зря вы сегодня пришли, ведь только для вас и только этим вечером у нас живой звук. Да, сегодня вечер песни! Прошу поприветствовать нашу очаровательную гостью, для вас поет… – он замялся, вопросительно посмотрел за штору, игравшую роль кулисы, ненатурально рассмеялся, – для вас поет наша гостья!

Самозваный конферансье растворился в складках ткани, свет в заведении погас, но лишь на несколько секунд, а когда снова вспыхнул, все было по-другому. На сцене, на возвышении, стояла девушка. Ее идеальную фигуру выгодно подчеркивало длинное облегающее черное платье с глубоким вырезом. Лицо прикрывала легкая вуаль, которая придавала певице особого шарма, не скрывая, а лишь чуточку сглаживая приятные черты лица. Из-под широкополой шляпы на плечи спадали длинные вьющиеся волосы удивительного каштанового цвета. Она молчала и чуточку смущенно смотрела в зал, смотрела на него?

Он застыл. Рука, державшая стакан остановилась на полпути, рот приоткрылся, ожидая свежую порцию горячительного напитка, да так и остался приоткрытым. Отлично понимая, что выглядит нелепо, он не мог себя заставить ни поставить стакан, ни закрыть рот. Тело отказывалось повиноваться. Вокруг лавиной нарастал гул, зрители перешептывались, обменивались впечатлениями, а он все молчал не в силах даже пошевелиться. Сидел, медленно мигал глазами и с нетерпением ждал продолжения.

Вот и оно, продолжение. Удивительно нежным движением руки она коснулась серебристой сеточки, украшавшей микрофон, несколько раз пальцем постучала по ней, заставив динамики отозваться глухими ударами. Кивнула, будто поздоровалась. Сняла микрофон с подставки, чуточку смущенно опустила голову и запела.

Зал, который при первом появлении очаровательной певицы заметно оживился, затих. Смолкли смешки, прекратился шепот, даже звуки дыхания десятков зрителей и те растворились в божественном ее голосе.

Время сорвалось с места, стремительно промчалось мимо восторженных ценителей музыки и исчезло, скрылось далеко впереди, но не волновал никого его неудержимый бег. Отошло оно на задний план, важней всего была музыка. Песни. Много песен, тихие и печальные, быстрые и ритмичные. Разные напевы, разные языки, разный темп, одно их объединяло – звучанье. Удивительное звучание, превосходный голос, дополненный мастерской игрой невидимых музыкантов. Так сразу и не скажешь, а была ли музыка, может, был только голос, затмевающий все, божественный ее голос.

Шквал аплодисментов вырвал его из состояния счастливой прострации. Отяжелевшая рука не смогла удержать стакан, тот со звоном свалился на кафельный пол и разбился на тысячи мельчайших осколков, но этого никто не заметил, аплодисменты и крики «Браво!» затмили все другие звуки. Встрепенувшись, понимая, что все давно аплодируют стоя, он поднялся, практически подскочил…

– Спасибо! – томным голосом прошептала певица. Она поклонилась, быстро, кивком, кажется, все еще смущаясь. Обернулась и скрылась за плотной стеной тяжелого бархата занавеса.

Стоило ей уйти, аплодисменты прекратились. Большинство посетителей, продолжая на ходу обмениваться впечатлениями, направились к выходу, в холл за одеждой и дальше по домам. Остальные, кому спешить было некуда, как те же дальнобойщики, вернулись к своим напиткам.

Он же почувствовал себя абсолютно разбитым. Рассеянно огляделся в поисках бармена. Вместо этого увидел «двойняшек» в плащах, которые взглядами четырех глаз буквально прожигали его. Странное дело, но теперь они его и вовсе не беспокоили, потерялся он в удивительном голосе прекрасной певуньи, не было ему дела до всего земного…

Среагировав на призывный жест, рядом со столиком появился бармен. Наклонился, по-прежнему нелепо пряча руку за спиной. Глупый жест, можно подумать, что у него там что-то ценное, важное, краденное, а может и просто камень.

– У тебя цветов случайно нет? – вряд ли это один из тех вопросов, которые можно услышать в баре. Но ведь как стало известно, бармен в этом заведении не только бармен, он конферансье и еще кто знает кто…

– Нет, к сожалению, – похоже, тот даже и не удивился. – Магазинов поблизости также не наблюдается, да вы сами все знаете.

– Ясно. Слушай, есть дело, я бы хотел переговорить с ней. Познакомиться, – он извлек из кармана крупную купюру, демонстративно повертел ее так и этак, с чувством близким к отвращению отмечая алчный огонек в глазах бармена. – Устроишь?

Купюра исчезла в огромном кармане синего передника. Блеск глаз чуточку померк.

– Я спрошу, но если что вы уж не обессудьте!

Продолжая кланяться, бармен зашел за стойку, вошел в дверь, расположенную между полками и пропал. Минуты сменяли друг друга, ничего не менялось, не было ни ответа, ни самого «посланца». Это начинало злить.

Он резко встал. Двое в плащах, те, что не сводили с него глаз, разом напряглись. Он же не обратил на них ни малейшего внимания. Подошел к стойке, перегнулся через нее, попытался заглянуть в помещение, в котором скрылся бармен, но ничего там не увидел. Поднял перегородку, отделяющую зал от служебной территории, прошел прямо, углубился в лабиринт коридоров, подсобных помещений, комнат и просто закутков.

Последняя по правой стороне дверь была чуточку приоткрыта. Просачиваясь в щель, из помещения вырывался луч зеленоватого света, похоже, это именно то место, куда ему надо было попасть, вряд ли в баре подсобки освещаются так уютно и по-домашнему.

Он постучал. Не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Та, скрипнув, распахнулась. В глаза влетел слепящий луч, все тот же зеленоватый, но очень уж яркий. Он зажмурился, но почти сразу поднял веки и часто ними замигал. Увидел изящную женскую фигурку. Это была она. Очаровательная певица в одном белье стояла среди комнаты, кричала и энергично размахивала руками.

Пока он растерянно вертел головой она схватила большой цветок в горшке и метнула в сторону двери. «Вот тебе и букет! А бармен говорил, мол, цветов нет», – промелькнула глупая мысль. Глиняная емкость влетела в стену чуть выше его головы, раскололась, один из черепков больно ударил в ухо.

– Вон отсюда! – то ли услышал, то ли решил, что слышит он.

Не дожидаясь второго горшка, он выскочил в коридор, где столкнулся с барменом. Тот резко поклонился, попытался улыбнуться, но улыбка совершенно не удалась.

– Я хотел вам передать, – послышалось бормотанье, – она сказала…

– Я уже и сам все понял! – отмахнулся неудачливый ухажер и побрел к своему столику.

Уже через секунду он смотрел на все произошедшее совершенно по-иному. Не было злости, оставалось только легкое смущение. Хотелось улыбаться, да губы и сами расползались в улыбке. Смешно ведь, как на это ни смотри!

Для одного вечера было достаточно впечатлений. Он прошел мимо столика, на ходу подобрал свою шляпу и направился к выходу, думая лишь о том, что хорошее все-таки дело возвращение отличного настроения! Есть, правда, минусы, трудно сосредоточиться, почти невозможно реагировать на изменяющуюся реальность. Разве можно, улыбаясь своим мыслям, заметить каких-то там мрачных мужчин в плащах! Пусть даже те идут следом и буквально не сводят с тебя глаз. Очень даже вряд ли.

Улыбающийся и лишь слегка раздосадованный он вышел из бара. Остановился на пороге, ожидая, когда включится своенравная лампочка. Не дождался, похоже, та отработала свое. По-привычке поднял воротник. Решительно шагнул на тротуар, свернул направо и медленно побрел в темноту, туда, где на другом конце города находилась его квартира.

Темнота сделала свое дело. Заставила сконцентрироваться и отбросить неуместную веселость, весенняя прохлада моментально выгнала хмель из головы. Все сразу же стало по-другому, ну, почти сразу…

Он свернул за угол, прошел несколько шагов и вдруг почувствовал слежку. Острое, бодрящее и несколько подзабытое чувство. Давненько за ним не шли, да еще и так открыто, топорно, можно сказать непрофессионально.

Зашевелились мысли. Воображение взялось за дело, рисуя возможные варианты решения проблемы. Забавные картинки получались, полный спектр шпионских штучек, начиная от банального бегства, до физического устранения преследователей. Правда, идея сбежать сразу же отпала, еще чего не хватало!

– Нет, это далеко не лучшее решение, точно как и идея подкараулить преследователей в ближайшей подворотне, чтоб тихонечко с ними расправиться, – пробормотал он, постепенно замедляя шаг. – Мало того, что тихонько может не получиться, так еще и пользы никакой. Нет, прежде всего, надо выяснить, что происходит. Что изменилось за последнее время, кому я вдруг стал нужен, кому перешел дорогу, да и просто, кто следит, зачем?

Все так же спокойно, по-прежнему не оглядываясь, он перешел на другую сторону дороги. Прошелся по тротуару, свернул в ближайший переулок, рассчитывая кратчайшим путем выйти на центральный ярко освещенный проспект. Там можно будет рассмотреть тех, неизвестных, а уже после…

Глухой хлопок, нечто сродни звуку, с которым на землю падает тяжелый мешок, прозвучал в узком переулке, отражаясь от стен зданий и затухая. Практически в унисон с ним послышался еще один такой же. Мгновение и все смолкло. Он мысленно сжался, готовый выпрямиться, как пружина, лишь только это потребуется. Рука нащупала пистолет, холод стали заставил сердце биться спокойнее, размереннее.

Ничего лишь убаюкивающая тишина.

Темнота переулка осталась позади. Ярко освещенная улица. Тихо и безлюдно. Витрина магазина. Освещенное яркими лампами большое чистое стекло. В нем чуточку размытый отразился он, пустой тротуар рядом с ним, точно такая же пустая улица за ним. Никого вокруг, ни души, пусто, а от того чуточку даже одиноко.

Глава 2

Четыре девятиэтажных дома, одинаковые, будто близнецы-братья, расположились они по периметру идеально ровного квадрата, подмигивали окнами, внося некоторое разнообразие в удручающую тьму безлунной и туманной ночи. Мрачноватый район города, не отличающаяся оригинальностью территория для жизни. С виду ничего необычного, с виду стандартный спальный район, но было в нем что-то отталкивающее, пугающее, будто само зло таилось в непрезентабельной серости типовых многоэтажных домов, будто скрывалось оно за разноцветными, эффектно подсвечиваемыми огнями телевизоров шторами.

Он шел домой…

Площадка посреди двора вся заставлена машинами. Вплотную друг к другу, местами и не протиснуться. «Вот же безобразие! Столько места отдали хламу на колесах, нет, чтобы сквер разбить или детскую площадку сделать!» – проворчал он, лавируя между разнокалиберными кузовами. Миновал автостоянку, пошел медленнее, а скоро и вовсе остановился. Медленно обернулся. Прислушался. Покачал головой. Не нравился ему двор, пусть это и его двор тоже.

Абсолютное безмолвие. Сколь сильно бы не обострялись чувства, не было слышно ни звука, ни шороха. Вообще ничего, ни шума ветра, играющего с листвой, ни пенья птиц, которым не спится среди ночи. «Вот есть же что-то удручающее в этой тишине, гнетущее, подозрительное! Не иначе как меняется что-то. Не люблю, когда ситуация выходит из-под контроля. Кто мне расскажет, где те двое, что шли за мною, кто они? Решили обойти, засаду устроить? Возможно, все возможно…»

Подъезд уже близко. Разрывая в клочья изрядно поднадоевшую тишину, где-то вдалеке печально завыла собака. Вторя ей, на другом конце двора громко до истошности хором закричали коты, приветствуя весну. Собака, обрадованная тем, что не одну ее бессонница терзает, зашлась громким восторженным лаем. Все ж разнообразие.