Смена караула

Мы находимся на территории какого-то огромного комбината. По всей видимости, это металлургическое производство. Цеха стоят. Производство остановлено. Вижу множество беженцев. По виду – с юга. Многие идут со своим скарбом: кто-то тащит тюки с пожитками на себе, некоторые – везут на подводах. И что характерно, дети молчат, а младенцы не плачут. Все они очень устали, видно давно идут. На посту военный переписывает вновь прибывающих и распределяет людские потоки: одних направо, других налево, кого-то просит подождать.

Я почему-то принимаю весь этот сумбур, как должное. Волнения и паники нет. Слева на столбе висит картонка с надписью «Пункт приёма личного состава» и указано направление. Вижу впереди ангар, инстинктивно понимаю – мне туда. Подбегаю к воротам, на которых краской выведено «ППЛС, выдача оружия и боеприпасов». Захожу внутрь, тут же получаю автомат, подсумок с рожками, и несколько пачек сигарет. Военный указывает мне рукой на дальние торцевые ворота. Молча иду к своей боевой позиции.

Пытаюсь разузнать у новых боевых товарищей, что происходит. Старик молча покачал головой и указал автоматом на юг. Выдержал паузу и сказал:

– Беженцы говорят там, на юге, где-то в Ираке, кажется, божество древнее проснулось… Не знаю, верить или нет, но все напуганы до смерти.

– Зуб даю, стопудово это Кетцалькоатль! – ввернул своё слово молодой рекрут и передёрнул затвор автомата, – я где-то читал, что…

– Да что за пургу ты несёшь! – вмешался бородатый мужик с серьгой в ухе, – где Пернатый Змей, а где Ирак! Кетцалькоатль… Ирак это – прежде всего – Вавилон! И этим всё сказано. Там в Вавилоне что-то непонятное происходит. Военные бессильны – у них техника не работает, электроника выходит из строя, очень много жертв. В общем ничего не ясно. Военные молчат. Радио не работает. Да вот, как говорится, слухами земля полнится.

Я сел у костерка и закурил. Вавилон, древнее божество, – задумался я, – если так, то дела наши ой как плохи… С богами мы воевать не приучены, опыта маловато. Похоже нас пригнали сюда на заклание. В ополчение набирают не от хорошей жизни…

И тут оно началось. Мы почувствовали какой-то низкочастотный гул. С начала тихий, в виде фона. Потом всё громче и громче. Звук стал более внятным, и стало понятно, что это никакая не техника, и даже не звуки природы, а что-то индивидуальное, самобытное что ли. Звук начался издалека и продолжал нарастать, но все мы понимали, что он всеобщий, и его слышат не только в этой местности, но и повсеместно – возможно и за океаном тоже. Он был адресован абсолютно всем и одновременно, было понятно, что того, кто издаёт этот звук, совершенно не интересует ничья реакция на него. Его походу вообще не интересовало чьё-либо присутствие. Это песнь хозяина территории.

Звук продолжал нарастать. Это чем-то напоминало горловое пение, но усиленное тысячекратно, со множеством обертонов. Стёкла вверху нашего ангара полопались, и нас осыпало осколками. Мы оцепенели от ужаса. У меня пошла носом кровь. У товарищей тоже. Люди катались по полу, закрыв уши руками. Это продолжалось минут пять. Внезапно всё стихло.

Я медленно встал, разминая конечности. Сделал несколько шагов. Достал выданные сигареты и закурил. Ещё чуть-чуть и у меня бы полопались все внутренние органы. Люди в растерянности бродили по ангару. Но потом, как ни странно, первоначальный страх и ужас испарились за ненадобностью. Понятно, что против такого противника нам по любому не устоять, а значит и волноваться незачем. И так всё ясно. И это никакое не древнее божество, по крайней мере, в примитивном человеческом бога-понимании. Оно тут было ещё до нас. И все наши фантазии относительно каких-либо богов и божков тут просто не уместны. И слово «древнее» в данном контексте тоже не имеет смысла. Оно вне истории и времени. Это было очевидно. Да динозавры просто младенцы по сравнению с этим!

Вижу, люди тоже заметно повеселели. Сидят, курят, спокойно чистят оружие, разговаривают о жизни. Какой-то балагур травит байки у костра…

На улице послышались выстрелы. Крики людей. Мы насторожились. Я выглянул и увидел, как колонна беженцев разбегается в панике в разные стороны, люди падают на землю и замирают. С проводов на них пикируют подобно истребителям большие птицы. Их оперение отливает золотом. Птицы никого не едят, а просто клюют своими клювами стрелявших в них в голову и поднимаются обратно на провода. Тут же из-за угла ангара появляется военная машина с громкоговорителем: «Граждане, прекратите стрельбу, это бесполезно, берегите патроны, пули их не берут, не злите их!». Следом прибывает другая боевая техника: выглядит типа как С-300, но меньше. Я такую никогда не видел. Четыре ствола поднимаются, слышится низкочастотное жужжание, наподобие ЛЭП, из стволов вырывается электрический разряд и бьёт по птицам. Четыре золотые птицы, сидящие на проводах, поражённые электрическим разрядом дёргаются, переливаясь всеми цветами радуги, и медленно падают, ударяясь об асфальт с характерным металлическим звуком.

Конец первой сцены

Сцена вторая (заключительная)

Южная ночь. Пустыня. Мы сидим в окопах. Почему-то у меня в руках винтовка Мосина… Где-то впереди, примерно в ста пятидесяти километрах от нас, находится эпицентр. Ближе подходить бессмысленно – там ничего не работает. Гранаты не взрываются, автоматы не стреляют, да и вообще всякое желание воевать отпадает за ненадобностью. Передний край. Мы на Вавилонщине окопались.

Наши башковитые учёные вычислили, что именно этой ночью произойдёт, должен произойти прорыв с той стороны. Было уже несколько «всплесков», и вот теперь оно должно заявить о себе.

Все прекрасно понимают, что наше оружие тут бессильно – это скорее для самоуспокоения, ведь по другому-то мы не умеем. Нам просто нечем аргументировать.

Курить нам запрещают. Типа на просматриваемой территории мы будем как на ладони, если они заметят огоньки… Но, позвольте, – кто это – они? По нам что – кто-то будет стрелять? Чушь! Тому, кто находится в эпицентре вообще нет никакого до нас дела! Оно занимается своими делами. И сдаётся мне, не связанными ни с миром, не с войной.

Земля завибрировала. Послышался знакомый гул. Мы все встали и приготовились неизвестно к чему. Столб света выбился из-под земли и ударил в небо. Огромный! И если мы находимся за сто с лишним километров от него, то он по истине – чудовищно монументален! Никаких звуков. Просто свет, структурированный свет бьёт в небо. По небу расходятся круги. Странно: от этого света не стало светлей вокруг. В пустыне, как было темно, так и осталось… Концентрированный свет, зацикленный сам на себя, не делящийся фотонами с окружающим миром… Мы стояли как заворожённые. Я плюнул на все запреты и закурил. Чего там? Остальные последовали моему примеру: закурили, открыли рты и побросали оружие… Твою же мать…

Это продолжалось неизвестно сколько. Время ускорилось. Внезапно столб света убрался обратно в землю. Запахло озоном. Мы осознали, что уже светает. Тишина.

И тут раздался звонок. Да-да, именно звонок. Как в школе на перемену. Только на много громче… и в пустыне…

На горизонте появилась пыльная дымка, которая стремительно приближалась к нашим позициям. Я инстинктивно схватился за винтовку.

Громкий детский гвалт просто оглушал. Через наши окопы перепрыгивали дети, одетые в советскую школьную форму, с пионерскими галстуками и с октябрятскими значками. Дети бежали, весело смеялись, подбрасывая свои портфели на встречу поднимающемуся солнцу, совершенно не обращая на нас никакого внимания. Сплошной детский поток. Перемена и веселье! Мы же стояли как идиоты в окопах с выпученными глазами и вертели головами. Я увидел себя со стороны. С дурацкой винтовкой, в военной форме, в окопе посреди пустыни. Наверное, мои товарищи – тоже.

Наконец детский поток иссяк. Последний ученик перепрыгнул наши позиции. И эхом к удаляющейся лавине детей прозвучало всем знакомое «учат в школе, учат в школе, учат в школе…». Солнце взошло.

Конец.

2 декабря 2020 г.

Девочка и бульдозер

Случается, что воспоминания всплывают неожиданно… Я бы даже сказал – крайне неожиданно и внезапно. Ничего не было и вдруг – бац по голове, и перед глазами возникает динамичная цветная картинка многолетней давности. И ты наблюдаешь события, о которых не просто не помнишь, и даже следов от них в памяти не осталось. Следов, по которым можно бы было хоть что-то восстановить. А тут – всё сразу и целиком. С сопутствующим всему этому букетом переживаний и размышлений. Тогдашних переживаний, отчасти пропущенных через призму сегодняшнего мировосприятия. В последнее время со мной это стало случаться всё чаще и чаще. Причём всегда в нужное время. Именно тогда, когда я бьюсь над какой-то неразрешимой загадкой. И картинки из прошлого приходят, как я считаю, в качестве подсказок. Надо только суметь их правильно растолковать.

Вот и сегодня утром, собираясь на работу, я вдруг замер в полу-движении. В голове возникла картина из далёкого детства. Настолько яркая и реалистичная, что снова забыть её уже не получится. Есть такое выражение – время собирать камни. Я похоже и собираю. Всё, что когда-то было пережито и благополучно забыто (или же оставлено про запас), теперь возвращается ко мне для переосмысления.

Картина была настолько реальной, что обладай я хоть маломальским художественным талантом, непременно перенёс бы её на холст. По памяти перенёс бы, вернувшись вечером с работы. Я даже вижу: жёлтые насыщенные цвета (божественный свет), плюс ярко-зелёные – масляные краски… И из всего этого просто сквозит потусторонним светом. Холодным и надёжным. Но увы! Бог не дал таланта. А если я, наплевав на это, всё равно бы принялся рисовать, то у меня, как всегда, получился бы «Сеятель», достойный кистей великих художников Кисы Воробьянинова и Остапа Ибрагимовича Бендера.

Итак. Мне лет десять. Я провожу лето у бабушки в небольшом городке на Волге. Мы тогда всё время проводили на реке. Погода всегда была хорошей и солнечной. Может, потому что детство, а может и действительно, тогда климат был лучше. Домой являлись только ночевать и подкрепиться для новых подвигов. Почему-то считалось, что если пасмурно, то купаться нельзя и, значит, день пройдёт впустую. Я тогда сильно переживал о потерянном времени. Впрочем, как и сейчас. А тогда думал: как же так? Раз солнца нет – что и не поплавать теперь? Как бы не так! И выход был найден.

Недалеко от нашего дома был микрорайон с деревяной застройкой. И там были пруды. На одном из них было некое деревяное сооружение. Дощатый домик на воде. К нему можно было пройти по мосткам. Там полоскали бельё местные жители. Прямо в полу был прямоугольный бассейн. Вода в пруду была чистейшая. Можно было наблюдать прямо как в аквариуме плавающих рыбок. Вот мы с пацанами и смекнули, что там по идее вполне можно искупаться в любую погоду. Даже в дождь. Благо крыша над головой была, а от ветра и посторонних глаз защищали стены. И размеры вполне позволяли: в длину бассейн был около трёх метров и в ширину метра два. Было и ещё одно немаловажное преимущество – можно купаться голышом! Никто не увидит. И трусы потом сушить не надо. Помнится, бабушка, когда мы уходили на улицу, всегда говорила нам в след:

– Смотрите, дескать, утонете, – то домой лучше не приходите! (с привизгиванием).

Она всё недоумевала, дескать, как же так – трусы сухие, а волосы-то влажные.

– Нет, мы не купались – пасмурно же, – отнекивались мы, – а волосы дождём замочило.

Отмазка была железная. Не пойман не вор. И бабушке просто не за что было нас ругать.

Как-то раз я вышел утром погулять. Зашёл за друзьями, но никого не застал. Одному идти на реку не хотелось, и я решил искупаться поблизости – в портомойне (так, оказывается, называлась наша купальня). Я разделся и нырнул. Вода – просто ледяная. В пруду било множество ключей. Открыл глаза (а я всегда под водой плаваю с открытыми глазами) и поплыл. Я плыл над водорослями. Они колебались от создаваемых мной вихревыми потоками. Внезапно стало совсем светло. Видимо из-за облаков выглянуло солнышко. Я развернулся, чтобы плыть обратно и остолбенел. Метрах в десяти от меня я увидел нечто. Жёлтый гусеничный трактор с поднятым ножом и без кабины медленно и бесшумно ехал по дну пруда. За рулём сидела маленькая девочка в бледно-розовом платьице. Её светлые волосы развевались в воде. Из-под гусениц бульдозера вздымался ил. И было тихо-тихо. Время как будто замерло. Я даже забыл, что у меня кончается воздух. Она ехала и чему-то улыбалась. Потом повернула голову в мою сторону и как-то удручённо улыбнувшись, как бы извиняясь за беспокойство, пожала плечами: ну, мол, ничего не поделаешь, приходится… Потом отвернулась и поехала дальше.

Я выбрался из бассейна. Отдышался и начал собирать всё по крупицам. (Если бы это случилось сейчас, то у меня бы взорвался мозг от количества вопросов). А тогда – мне было не понятно: почему это нет звука работающего двигателя, нет выхлопных газов из трубы. Блин, и я был голый перед девочкой, чёрт возьми! Пусть она и на тракторе!

Всю дорогу домой я размышлял. Мне же никто не поверит, скажут, что я врун и всё нафантазировал. Что никакой девочки на бульдозере не было. И вообще, – так не бывает: чтоб на бульдозере и по дну ездили маленькие девочки. Это как-то не нормально, чёрт возьми!

Я пришёл к бабушке. Пацанам ничего потом не рассказывал – да они бы и не поняли. Подняли бы на смех и всё.

Бабушка внимательно меня выслушала и помрачнела. Сказала, что это – знак какой-то. Она была набожным человеком и всё время, пока я рассказывал истово крестилась.

– Девочка и бульдозер, девочка и бульдозер, – повторяла она, – постарайся запомнить своё видение, оно потом пригодится…

– Да это никакое не видение! – орал я своим мальчишеским голосом, – я её точно видел!

–Ну, ну-ну! Никто и не сомневается! Бывает всякое… У меня вот тоже что-то подобное было… Это было в войну. Мы были девчонками и жили в бараках возле фабрики. Это был чёрный человек. Была ночь. Я проснулась посреди ночи и увидела, что кто-то снаружи глядит в окно. Всматривается в нас. Мне стало страшно. И я натянула одеяло до глаз. Потом этот чёрный человек просочился через окно, и оказался в проёме между наших нар. Не спала одна я. Он ходил и выбирал кого-то. Помню, половицы скрипели ещё… А потом он склонился над Ольгой… Мы были дружны… Что-то там покопошился. Постоял пару минут. Потом выпрямился и направился к моей койке. Я почувствовала страх. Да такой, что лучше бы и не жить вообще! Зажмурилась… А потом – утро. Ольга больше не проснулась. Умерла ночью.

– А что мне с этим делать? – спросил я.

– Я не знаю… Я вот богу молюсь. А у тебя, наверное, своя дорога. Девочка и бульдозер… Да ещё и под водой… Гм. Постарайся не забыть. Наверное, это что-то да значит. Потом оно к тебе вернётся…

А я тем временем собирался на работу. Буду ехать в маршрутке – поразмыслю. Странно всё это… Почему именно сейчас? Я потряс головой, освобождаясь от видения, и услышал в телевизоре сладкий голос подполковника RENТВ Игоря Прокопенко, который вещал о наступлении эры Водолея. Да уж…

27 декабря 2020 г.

Крайний

Николай опаздывал уже на сорок минут. Красный с мороза, он вбежал по ступенькам на крыльцо, дёрнул дверь, залетел в фойе и сдал в гардероб пальто. Администратор поздоровался, сказал, что все его коллеги уже за столом.