Сталин, Александров и Краснознаменный ансамбль

Дружба оказалась весьма плодотворной. Во-первых, два будущих композитора в четыре руки играли многие музыкальные произведения – к примеру, Брамса. Во-вторых, в рамках дружеского соревнования оба они приобрели первые навыки композиторской работы: «решили, соревнуясь, написать по фортепианному концерту»

. Сам же он «взял за образец музыкальной формы один из концертов Бетховена»

. Услышав игру сына, А.В. Александров поинтересовался, что исполняет Борис, но, получив ответ, что это его музыка, в восторг не пришел, «а еще раз напомнил, что главное – учеба и выполнение заданий»

.

Теплые отношения с Д.Б. Кабалевским Борис Александров поддерживал на всем протяжении их жизни. В РГАЛИ отложился ряд поздравительных телеграмм Бориса Александровича «Дорогому Мите»

и (полушутливо) «Дорогому Дмитрию Борисовичу»

и личные письма, три из которых приведем целиком:

«Дорогой Митя!

Сегодня, в день твоего юбилея, мне хочется от всей души, от всего сердца горячо поздравить тебя, пожелать доброго здоровья и успехов в работе.

Вспоминаю нашу молодость, Консерваторию, хождение на концерты, нашу игру в четыре руки и многое другое, что связано с днями юности.

Бесконечно рад тому, что ты стал большим музыкантом, общественным деятелем, что твоя кипучая творческая жизнь продолжает бить ключом и приносит людям большую радость.

Крепко обнимаю.

Твой Борис Александров.

P.S. Вместе со мной тебя поздравляет моя жинка и наша внучка Лера, которая будет петь сегодня в детском хоре».

РГАЛИ. Ф. 2017. Оп. 2. Д. 242. Л. 8.

Автограф синими чернилами.

«Дорогой Митя!

Я был бы очень счастлив, если бы ты с супругой смог приехать ко мне в понедельник 11 октября к 7 часам вечера, чтобы в семейной обстановке отметить бокалом доброго вина мое 60?летие.

С уважением,

твой Б. Александров».

РГАЛИ. Ф. 2017. Оп. 2. Д. 242. Л. 9.

Автограф синими чернилами.

«Дорогой Митя!

Поздравляю тебя и семью с праздником 50?летия Великого Октября.

Желаю здоровья, счастья, многих лет жизни и новых творческих побед!

Обнимаю!

Твой старинный дружище!

Б. Александров».

РГАЛИ. Ф. 2017. Оп. 2. Д. 242. Л. 10.

Автограф черными чернилами.

В школьные годы началась подработка Бориса Александрова в клубе типографии «Искра революции», длившаяся и в период его консерваторской учебы. В клубе будущий композитор занимался музыкальным сопровождением немых фильмов, проще говоря, был тапером: «…с товарищами мы организовали драматический кружок, участвовали в программах “Синей блузы”. Рабочие запросто бывали у нас дома и нередко просили поиграть на собрании или вечере. Обычно приходил рабочий Артамонов и, бася, говорил: “Ну, Александров, уважь людей, поиграй…”»

12 июня 1924 г. Борис Александров получил выпускное свидетельство об окончании 18?й школы 2?й ступени в Большом Кисловском переулке, куда перевелся годом ранее

. Из всех педагогов Александрову-младшему (что вполне естественно, учитывая его вечную занятость) запомнилась лишь одна учительница – и то по причине отличных от советских стандартов облика и манер: «До революции в этом здании был женский пансион, директриса которого, бывшая смолянка (выпускница Смольного института благородных девиц. – С.В.) осталась работать в советской школе и преподавала французский язык. Ходила по школе строгая и требовательная, с лорнетом на цепочке, а в специальном карманчике у нее был флакон с каплями и нюхательной солью. Когда ученики отвечали плохо, она доставала флакончик и нервно нюхала его, горько печалясь о нашем несовершенном произношении. Не раз и мне в ответ на бесхитростный “нузавон” говорила: “Ну как же вы, Александров, такое произношение!”»

Из школьного прошлого запечатлелся и эпизод организации драмкружка. На поставленный ребятами спектакль удалось пригласить руководителя театральной студии, актера и режиссера Ю.А. Завадского. Впрочем, визитом будущего мэтра история кружка, как видно, и завершилась. Завадский коротко отметил, что «не почувствовал» в их инсценировке «Звезды» В.В. Вересаева «атмосферы подлинного искусства»

. Равнодушию удивляться не приходится: в скором прощании с незрелыми постановками и не вполне, по их мнению, способными актерами тон задавали К.С. Станиславский и Вл. И. Немирович-Данченко

.

По воспоминаниям Бориса Александровича, его отец «как правило […] сочинял [музыку] без ф[ортепья]но. Сначала набрасывал эскизы, затем садился за ф[ортепья]но – проигрывал, импровизировал, а затем начисто переписывал. Композиторская техника, а особенно хоровая, у него была на большой высоте. Я не знаю ни одного хорового произведения А[лександра] В[асильевича], чтобы хор плохо звучал и было бы неудобно петь. Мне пришлось много заниматься у отца. Одно лето (1922 г. – С.В.) он готовил меня и еще дирижера Тимофеева (ныне – проф[ессора] М[осковской] г[осударственной] к[онсерватории]) в консерваторию. Доставалось нам обоим здорово. Но зато основы настолько были крепкие, что до сего времени весь курс гармонии я помню наизусть»

.

Естественно, в консерваторию сына привел А.В. Александров, хотя по тогдашней традиции ни на кого не давил, и своим относительным успехом Борис был обязан самому себе, чувству юмора директора да погодным условиям: «Незадолго до летних каникул 1923 г. отец решил показать мои сочинения профессорам [Московской] консерватории и ее директору Александру Борисовичу Гольденвейзеру. […] В просторном кабинете директора уже собралось несколько человек, и, когда мы вошли, присутствующие обернулись. Вдруг за большими окнами раздался оглушительный треск, загрохотал гром, и невиданная гроза разразилась над Москвой. Все бросились к окнам. Потоки воды обрушились на город. Сразу же образовались огромные лужи, а из улицы напротив хлынула настоящая река, неся на поверхности различные предметы, ящики и даже бочку. В ту же минуту Гольденвейзер, ни слова не говоря, сел за рояль и начал играть знаменитый эпизод из оперы “Сказка о царе Салтане” Римского-Корсакова – “Бочка по морю плывет”. Это было так неожиданно и остроумно, что присутствующие заулыбались, оживились. В такой обстановке мне было легче сосредоточиться и проиграть свои произведения. Мнение комиссии было следующим: по сочинению может поступать в консерваторию, а по фортепиано надо тщательнее подготовиться. На том и порешили, хотя отец остался недоволен моей игрой и тем, что учеба на фортепианном факультете на время откладывалась»

. На лето 1923 г. А.В. Александров, дабы сын не терял профессиональные навыки, устроил его в вокальный квартет братьев Ширяевых, с которым сам он занимался постановкой голоса и ансамблем. В обязанности Бориса входил аккомпанемент на фортепиано

.

В Московской консерватории Бориса Александрова зачислили в класс профессора С.Н. Василенко, однако вследствие болезни последнего довольно быстро перевели в класс композитора Р.М. Глиэра. Рейнгольду Морицевичу Глиэру Борис Александров уделил значительное место в книге своих воспоминаний. Р.М. Глиэр вроде бы называл учеников «по имени-отчеству» («вроде бы» потому, что далее в прямой речи то и дело – фамилия); «стремился своим авторитетом не подавлять индивидуальных способностей ученика, но незаметно, день за днем обучал мастерству на примерах творчества больших композиторов, на разборе отдельных произведений, на анализе какой-то части сонаты, симфонии, концерта: “А как это сделано у Моцарта, как у Бетховена, как у Скрябина?” Учил уму-разуму»

; внушал, что «композитор должен свободно ориентироваться в музыке, помнить темы классических произведений, знать о них все – какая гармония, фактура, принципы развития»

, дабы, опираясь на опыт «мастеров прошлого и лучшие сочинения современников», следовать «дальше»

; требовал «не только добросовестной работы в классе по […] заданиям, дома по композиции, но и того, чтобы» студенты «постоянно ходили на концерты, в театры, на выставки», т. е. «духовно обогащались», разъясняя: «Знакомство с другими искусствами рождает массу идей. Советую на музыкальные спектакли и симфонические концерты непременно ходить с партитурой»