Бочонок Мёда для Сердца. Истории, от которых хочется жить, любить и верить

– Как закрою глаза, так вижу её. У меня очень красивый мама был, папа был так себе, а вот мааааааамааа! В глаза как посмотрит – никакой вранье не спрячешь. А какой хлеб она пекла! Можно было только хлеб есть и вода пить, и счастье! А как мама обнимает, так кто обнимет?! НИКТО! Она обнимала меня, а я сразу сильный был. Стыдно был, я маленький, что ли? Отодвигал её, дурак! Дурак я был, принцесса! Дурак! Мама обнимать надо, не ждать, когда он обнимет, а самому обнимать, принцесса! Обнимать всех надо, принцесса! Скажи?!

– Да.

– Принцесса! Чёрт нерусский тоже надо обнимать! Чёрта его мама тоже любит! – Плачет, словно маленький ребёнок.

– Да простите вы им этого «чёрта»! Сказали и сказали! У вас рецепт хлеба-то сохранился?!

– Принцесса! Мама умер, а рецепт не умер. Испеку! Честное слово, испеку! У тебя такой глаза, принцесса, как у мама моя. У меня не сто магазинов был, принцесса, не сто. Три магазин только был. – Он вытирает слёзы, надевает очки и успокаивается. – Принцесса, зачем ты мне раньше не сказал, что мне хлеб надо печь. Хлеб!

Обещал угостить хлебом.

    Ольга Плисецкая

Садитесь, я заплачу!

Каким прекрасным станет день от капли доброты.

    Джордж Эллистон

Тёмный осенний день. Такой, когда небо низко-низко и, кажется, вот-вот упадёт и расплющит всех нас, вместе с домами, машинами, детскими площадками. Или уже упало, но не совсем расплющило, иначе почему так темно, хотя время далеко не позднее, и почему так раздирающе, распирающе болит голова?

Но надо бежать – дел много, а дома – оптом заболевшие дети. Главное, не забыть весь список лекарств от простуды: каждому ребёнку – своё. Совсем недавно была парочка бессонных ночей: у младшего повышалась температура. Ещё дома – беспорядок, а убираться – нет времени. Вспоминаю о беспорядке и раздражаюсь.

Под ногами – лужи. Очередная – с небольшое море, так что дальше – с мокрыми ногами. Вспоминаешь советы некоторых психологов: «Нужно настроиться на позитив!» Пытаюсь, пробираясь сквозь ту самую, почти физически ощутимую серость – протяни руку и осознаешь, какая она на ощупь.

Ищу, значит, позитивное: «Как красивы мокрые чёрные деревья. Графика осени». Не помогает. Мокрые ноги, больная голова перекрывают все мои поползновения в сторону эстетики.

Немного согреваюсь в маршрутке. Но не уютным домашним теплом, а таким, временным, тяжёлым от тяжести пальто и узких проходов между сиденьями. После этого обязательно на улице станет ещё холоднее.

«Она, представляешь, даёт ребёнку попробовать чипсы… А я ей говорю… Ну сами же умные… Да, купили, довольны…» – сидящая за мной дама доводит фрагментами информацию о своей жизни и жизни родственников до всех сидящих в маршрутке. И её телефонный разговор всё не заканчивается. Раздражение растёт, становится концентрированней.

На очередной остановке входит бабушка. Копается в кошелёчке – таком маленьком, что сказать о нём можно только с уменьшительно-ласкательным суффиксом. Льготных мест нет. Водитель указывает ей на объявление со стоимостью проезда. «Как, опять цену повысили?!» – вздыхает бабушка и собирается выходить. Туда, в промозглую серость, чтобы дождаться социального автобуса, который придёт ещё не скоро.

А у меня – только банковская карта, как раз снимать наличность собиралась, только и хватило, чтобы на проезд наскрести! Но я ещё не успеваю это додумать, как к водительскому месту подходит мужчина и говорит: «Бабушка, садитесь, я заплачу».

И… Нет, солнце не появилось… Но стало точно светлее! Люди заулыбались, громко рассказывающая о проблемах жизни дама сказала своей телефонной собеседнице: «Всё, пока».

Вышла из маршрутки, а там – уют городских осенних улиц, горящие фонари смотрят в свои отражения на мокром асфальте, люди – и каждый несёт в себе что-то очень дорогое, хорошее.

Даже не боюсь расплескать эту неожиданно появившуюся радость – она спокойная, и её много. И даже голова меньше болит.

Быстро успеваю сделать всё задуманное. Лечу домой, уже не замечая мокрых ног, зато фиксирую каждое доброе лицо, на которое падает взгляд, каждое красивое окно, интересно оформленную витрину.

Дома – нежданная чистота. «Мама, мы убрались, решили сделать тебе приятно. А ты чего так сияешь, будто чудо на улице увидела?» А я и увидела чудо. Не на улице – в маршрутке.

    Оксана Головко

Кто, если не я?

У любви есть один глагол – отдавать.

    Пётр Мамонов

Мы с Вовкой из соседнего подъезда сидим в песочнице посреди двора и любуемся новым грузовиком.

Грузовик мне привёз папа. Вчера, из командировки. За что ему в очередной раз крепко влетело от мамы.

– Алексей, ну когда же ты поймёшь, что девочки играют в куклы. КУКЛЫ! – трагическим голосом восклицает мама. – Мало того что она во дворе голубей с мальчишками гоняет, не признаёт ни платьев, ни кос, так ты ещё и поощряешь её! – Мама сердито тычет пальцем в мою сторону. – Тебя уже пора не Алёнкой звать, а Алёшкой! Вот оно, твоё воспитание! – Мама снова гневно тычет пальцем, теперь уже в папину сторону.

Алёнка-Алёшка – это я.

Я действительно не люблю платьев. Ну ведь правда же, в брюках гораздо удобнее!

И с косами возиться, по-моему, ужасно. Их надо каждое утро заплетать, каждый вечер расплетать… Нет, короткая «мальчишечья» стрижка куда лучше.

Коллекция машинок у нас папой одна на двоих. Такое вот у нас сходство интересов, и папа из каждой командировки привозит что-нибудь новенькое. А куклы никогда меня не интересовали. С ними скучно.

И вообще, я большая и уже могу решать сама, что мне подходит, а что – нет.

В конце концов, мне целых шесть лет. В следующем году в школу пойду.

Мы сидим с Вовкой и смотрим на грузовик. Уже почти совсем стемнело – пора собираться домой.

– Откуда он у тебя? – шёпотом спрашивает Вовка.

– Мне папа привёз! Из командировки, – с гордостью отвечаю я. – И ещё привезёт!

– Здорово… – мечтательно тянет Вовка. – Вот бы и мне такой!

Некоторое время мы молчим. Мне и без слов ясно, как это неприятно, когда очень хочется то, чего у тебя нет, а у кого-то – есть.

– А ты попроси своего папу, – озаряет меня вдруг. – Пусть он тебе такой же подарит. С двумя грузовиками знаешь, сколько всего можно придумать!

– Не-е-е, – мотает головой Вовка. – Мне такой грузовик не подарят…

– Почему? – недоумеваю я. – Твой папа что – жадный?

– Нет, – грустно говорит Вовка. – Просто нет у меня папы.

Это неожиданно как пощёчина.

Как это – нет?.. Я вот даже представить себе не могу, чтобы моего папы не было. Любимого, весёлого, доброго, самого лучшего папы на свете…

Вовка сидит на краю песочницы, такой грустный-прегрустный, того и гляди заревёт.

А я смотрю на грузовик. Потом перевожу взгляд на притихшего Вовку.

Грузовик у меня один. Совсем новый. И я ещё не успела наиграться с ним.