Офицерский клинок

– Командир, а кому звонить?

В штабе Сагалов дал Ефимову несколько телефонных номеров экстренных служб Белоруссии, даже какие-то административные номера, но предупредил, что это данные за прошлый год, так что за их точность поручиться сложно.

– Куда-куда! – пробурчал Демидов, он уже выпустил пар и начинал успокаиваться. – В милицию, в полицию, в ФСБ… или что там у них есть!

– А также в МЧС, – задумчиво добавил Локис, – в пожарную охрану, «Скорую помощь», министерство обороны и лично командиру отряда специального назначения «Беркут». Кстати, а как представим этих красавцев?

Только тут до Купца дошло, что, увлекшись распеканием своих подчиненных, он напрочь забыл осмотреть мешки пойманных им людей, а заодно и допросить их. Точнее, одного, того, которому Локис повредил плечо «звездочкой».

– Чиж, – деловито приказал он, – посмотри, что у них в мешках, а я пока с этим клоуном потолкую. Слышь, ты, упырь, ползи сюда, балакать станем…

Раненный в плечо мужчина зло сверкнул на Купца глазами, даже не делая попытки подняться с пола. Локис лично извлекал из его плеча «звездочку», обрабатывал и перевязывал ему рану. Из-за зазубрин рана получилась рваной и довольно большой. Мужик не сопротивлялся, пока Володя оказывал ему помощь, но едва он успел закончить, попытался ударить Локиса головой в лицо. Володя еле успел отпрянуть назад, чтобы избежать удара.

– Ты мени не ругай, москаль поганый! – прошипел он сквозь зубы. – А з москалями я не тильки говорити, срати на водном гектари не сяду!

– Ну да, – кивнул головой Купец, подходя к нему вплотную и наступая на ногу. – Это ж такая честь – посрать с тобой, падлой, на одном гектаре… Значит, слушай сюда, клоун, отставший от передвижного цирка. Мне с тобой долго разговаривать времени нет. А методы узнавать чужие секреты в нашей службе большой гуманностью не отличаются. Хочешь проверить?

Мужик поморщился от боли и попытался высвободить ногу. Демидов слегка ослабил нажим, но как только тот попытался подтянуть ногу под себя, резко придавил ему щиколотку.

– Москаль поганий!! – заорал мужик. – Щеб тоби скрючило!!

– Это только начало, – пообещал Купец. – Дальше начнем говорить по-взрослому. И не ори! Побереги силенки…

– А шо ты мени зробишь, москаль поганый? – вдруг оскалив ровные зубы, дерзко выкрикнул мужчина. – Вбишь?! Вбивай!! Я того не боюсь!! А тильки усих не перевибить вам, москалям! Наше дило ни вмреть!!!

– Сдался ты мне, – презрительно хмыкнул Демидов, убирая ногу со щиколотки раненого. – У белорусского батьки для таких, как ты, куча служб имеется…

Пленник опять оскалился, собираясь, видимо, что-то ответить, но тут из полумрака раздался вдруг спокойный голос Игнатича:

– Ты бы, Федя, не ерепенился. Игры твои кончились, теперь серьезные дела начинаются.

Раненый вздрогнул и уставился на говорившего. В глазах у него загорелись злые огоньки, губы сжались в тонкую ниточку.

– А-а-а-а! – прошипел он, подаваясь корпусом вперед. – И ти тут, душитель, зрадник! Хиба мало горя ти принис нашому народу, все нияк не можеш зупинитися? Вражина! Конечно, де ж тоби ще буть, як ни с этими…

– Что, знакомый? – прищурившись, спросил Демидов.

– А как же, – хмыкнул Лобач. – С одного села. Федька Данилюк, чудачком он нашим сельским был, да, видать, весь вышел.

– Хорош чудачок, – усмехнулся Чижиков, потрошивший сумки четверых незнакомцев. – У них тут столько тротила и пластида, что всю Белоруссию можно взорвать три раза.

Семен вывалил на стол аккуратные прямоугольники двухсотграммовых тротиловых шашек, столбики пластида, взрыватели различных модификаций и систем, мотки бикфордовых шнуров, пусковые радиопульты.

– Богатый арсенальчик, – «одобрил» Демидов. – С ним по всей республике шухарить можно недели две, если не больше.

– Говорили тебе, Федька, – продолжал рассуждать, как бы сам с собой, Игнатич, вертя в руках тротиловую шашку без взрывателя, – чтобы ты не связывался с этими богомазами. Не доведут они тебя до хорошего. Не послушал, теперь вот дошел до жизни собачьей.

– Да что ты про них знаешь, старпер вонючий! – неожиданно выкрикнул Федька, попытавшись вскочить на ноги, но Демидов, стоявший рядом, не дал ему этого сделать. – Они глаза мне открыли, я только от них узнал, что вы вытворяли с людьми на Украине!

– Значит, так. – Демидов присел перед пленником на корточки. – Твои политические взгляды и устремления меня меньше всего интересуют. А вот куда ты вел этих неизвестных, но уже покойных дядей, мне хотелось бы узнать. Для общего, так сказать, развития. Слухаю тоби, хлопец!

– Пийды ты… – Федька неожиданно изловчился и плюнул Демидову в лицо, однако тот успел отпрянуть от него, и слюна попала на куртку.

– Значит, по-хорошему ты говорить не желаешь, – констатировал Купец. – Ну, тогда не обессудь…

Сильной затрещиной он опрокинул Данилюка на пол и, сорвав повязку с раны, с силой воткнул в нее два пальца, слегка пошевелив ими. Федор взвыл так, что, казалось, его услышали за много километров от лесной хаты Феофила.

– Пусти, сука! Вынь пальцы, падла!!

– Будешь обзываться, я тебе туда еще и соли насыплю, – ласково пообещал Купец. – Ну как, будем говорить? Или мне соль поискать?

– Будем, будем говорить! – выдохнул Данилюк после небольшой паузы.

– Вот и славно, – удовлетворенно крякнул Демидов, вынимая пальцы и вытирая их о форму Данилюка. – А то решил тут из себя белорусского партизана корчить.

– Фашисты! Гестаповцы! Мрази! – продолжая корчиться на полу, прохрипел Федор. – Прав был отец Гвинарий, что все москали – палачи для украинцев! Что ненавидите нас за то, что мы жить умеем лучше вас!

– Слушай, ты, агитатор хренов, – повысил голос Демидов, нависая над Федькой. – Я ведь терплю, но терпелка у меня не безграничная!

Зная, что это не пустая угроза, Локис решил вмешаться. Не из-за того, что ему было жалко этого запутавшегося деревенского мужика, а потому, что его вдруг заинтересовали слова Игнатича о каких-то «богомазах», с которыми «спутался» Федька.

– Погоди, командир, – тронул он Демидова за плечо. – Давай-ка проясним ситуёвину… Чего ты, Игнатич, там про богомазов толковал?

Лобач немного помолчал, решая, видимо, с чего начать, несколько раз он провел рукой по плохо выбритым щекам и осторожно произнес:

– Ну это, в общем-то, мои наблюдения и выводы. Считай, что просто домыслы. Я ведь могу и ошибаться. Хотя со мной такое редко случалось…

– Кончай тянуть кота за хвост, – грубо перебил его Демидов. – Чего ты там надомысливал?

– У нас в Хлыстовке лет пять назад хрен один появляться начал, – задумчиво продолжал Лобач. – Все о Боге рассуждал. Потом хату прикупил, по случаю, совсем в деревню переселился…

– Слушай, – с плохо скрываемой угрозой проговорил Демидов, – я, конечно, очень люблю послушать деревенские истории, но сейчас… как бы это помягче сказать… не до того мне. Поэтому либо говори по делу, либо заткнись и не вякай!

Игнатич растерянно посмотрел на Купца и торопливо зачастил:

– Дык я и говорю по делу. Гвидон этот, или как там его, по дворам шлялся, народ смущал, все о какой-то Великой Миссии толковал. Но… как-то чудно толковал. Это я уж потом смикитил, из какого котелка он кашку людям раздает…

– Та шо ты в том разумеишь, пес смердячий!! – опять выкрикнул Федор. – Отец Гвинарий правду говорил!!

Демидов слегка пнул его ногой в пах, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы Данилюк, со стоном скорчившись в позу зародыша, замолчал. Потом командир кивнул Лобачу, и тот, опустившись на лавку, продолжил:

– В общем, по проповедям этого святоши я понял, что «поет» он с националистской дудки, а в качестве прикрытия натянул на себя рясу грекокатолическую. С недавнего времени стал я примечать, что чужие люди к нему повадились ходить, и только ночью. Чего-то таскали в хату этого преподобного…

Демидов несколько минут переваривал услышанную информацию. В общем-то, ничего интересного для себя он не услышал. То, что по всем республикам бывшего Советского Союза бродят проповедники всевозможных религиозных концессий, порой самых экзотических направлений, он прекрасно знал. В родной Балашихе его несколько раз останавливали одинаково одетые мальчики и девочки, которые пытались завести с ним разговоры о Боге и вере. Пару раз даже приходили к нему домой. Как правило, Купец отшивал этих адептов бесцеремонным, а чаще всего откровенным и совершенно хамским образом. Те не обижались, а лишь смиренно улыбались и благословляли матерящего их Купца.

Его отношение ко всем этим проповедникам со скорбно-добродушными лицами изменилось, когда Демидов случайно узнал, что под прикрытием подобных обществ работали различные спецслужбы, а порой и террористические организации.

Особенно впечатлила Демидова зариновая атака в токийском метро, которую организовала секта «Аум Синрикё». Секта и ее основатель Сёко Асахара после этой акции прославились на весь мир. Спустя некоторое время «Аум Синрекё» была объявлена международной террористической организацией, и ее пребывание во многих странах считалось, мягко говоря, нежелательным и даже преступным.