Вернуть общак

Антон откинул ногой свой кожаный пиджак, валявшийся перед растерзанным диваном, сел, от чего заныли пружины, вывернутые из привычных мест, и закурил.

«Вот тебе и неприкосновенность, и независимость судьи, о которой так четко и ясно говорится в законе! – подумал он. – От кого неприкосновенность? От ментов? Может, надо попросить защиты у ФСБ? Но это не Голливуд. У дверей твоей квартиры, Антон, никто сидеть не будет. Сделать официальное заявление? А где у тебя доказательства причастности конкретных лиц? Кстати, о них… – Антон встал с дивана и направился к телевизионной тумбе. – Раскурочили или нет?»

Нет, маленький экран видеодомофона был цел, а значит, не пострадала и кассета с видеозаписью. Распахнув тумбу, визитеры увидели просто маленький телевизор, который не представлял для них никакого интереса. Если бы они знали, что это за вещица!..

Телевизор был соединен с глазком камеры, укрепленной над входной дверью, и с видеомагнитофоном, стоявшим на тумбе. Снаружи он был совсем обычным, изнутри – нет. Он срабатывал всякий раз, когда в дверь кто-то звонил. Запись шла десять секунд, после чего аппарат автоматически отключался. Подарок Пащенко в день утверждения Антона судьей на неограниченный срок.

На экране монитора, который квартирные изуверы приняли за сломанный, а потому и засунутый в тумбу телевизор, высветились три физиономии. Глаза этих деятелей тупо смотрели в обшивку двери. Мужчина, стоявший первым, еще раз нажал на звонок. Запись опять заработала. Те же взгляды людей, не подозревающих о наличии видеоглазка.

«Никого нет. Значит, он один был в квартире».

Антону оставалось только подивиться проницательности гостей.

«Открывай, Филателист».

Конец записи.

Выводы из увиденного и услышанного? Первый. Вандалов было как минимум трое. Их лица пригодны для последующего опознания и идентификации. Второй. Один из них имеет кличку Филателист. Она не так уж и часто встречается в преступной среде.

Антон дотянулся до телефона. Впервые за все время работы судьей он тревожил в выходной день и секретаря суда, и его председателя.

– Прошу прощения за звонок, Николай Сергеевич, – твердым голосом заявил начальнику Костин. – Но без нужды я вас бы не беспокоил. У меня внештатная ситуация. Если вы еще не в курсе…

– В курсе, в курсе, Антон Павлович, – мягко перебил его председатель. – Что же там такое произошло? Надеюсь, ничего серьезного?

– А говорите, что в курсе! – Антон усмехнулся одними губами. – Ничего серьезного – в этом вы правы. Но неделю мне придется поболеть. Я сейчас собираюсь в поликлинику.

– Надеюсь, вы никуда не уедете? Если куда-то отправитесь, то я должен знать, где вас искать.

Острый слух Костина мгновенно уловил ложные нотки в голосе Заруцкого. Что-то неприятное, вязкое и потому пугающее перемешалось в этой простой на первый взгляд фразе: «Я должен знать, где вас искать».

«А зачем меня искать, если я не потерялся?»

Там, где чувства бессильны, вступает в действие логика. Костин был из тех, кто в минуты сомнений имеет привычку перепроверяться. Срабатывает автомат – чувство самосохранения.

– Если меня не будет дома, то я либо в больнице, либо у знакомого психотерапевта. Улица Волжская, дом семь, квартира двадцать четыре. Вы запишите, я сейчас повторю.

Антон произнес последнюю фразу, организовывая двойную проверку. Называя первый пришедший на ум адрес, он очень хорошо слышал в телефонной трубке шорох бумаги. А ответ Заруцкого затянулся на ту долю секунды, чтобы Антон понял – председатель стал писать адрес с того момента, как Костин его назвал.

Тем не менее Антон услышал:

– Зачем мне записывать? Будете уезжать – просто позвоните.

– Если я управлюсь со своим недугом быстро, то сразу выйду. В любом случае, я буду стремиться к этому.

Разговор был окончен. Вместе с ним куда-то ушло все, что шесть лет связывало его по рукам и ногам, раньше тяготило, а потом превратилось в устойчивую привычку.

Глава 10

Пастор был очень удивлен, когда подъехал с Сохой к дому судьи и увидел рядом с подъездом машину Мурены. Тот был человеком Тимура, поэтому такое совпадение случайным никак не являлось. Они свернули в закоулок, откуда было удобно наблюдать за подъездом, и простояли там около получаса.

За это время произошли не самые значительные события. Мурена, Филателист, знакомый Пастору и Сохе, и еще один боец, которого они прежде не видели, вошли в подъезд судьи, пробыли там около двадцати минут, вернулись, сели в машину и сразу уехали.

Пастор решил не испытывать судьбу. Он выждал еще некоторое время и был вознагражден за осторожность. В квартиру вернулся Костин.

– Сейчас судья, наверное, пытается подсчитать убытки от кражи, – высказал предположение Соха, молчавший до сих пор.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – спокойно спросил Пастор, прикуривая сигарету.

Не дожидаясь ответа подчиненного, он сделал это за него:

– В том, что ты всех людей считаешь тупее себя. Я отвечаю, Мурена из хаты не взял и спичечного коробка. Они искали общак. Как видишь, не нашли. Он ведь судья, Соха, мать твою!.. Умнее тебя, бестолкового, в десять тысяч раз! Этот Костин и без подсказки поймет, что ничего ценного не взято. Кстати, позвонить ему не мешает. Наш с ним уговор в силе, а прихода Мурены никто не предполагал. Эта свинья наверняка всю квартиру на уши поставила!

Пастор набрал номер, но телефон молчал. Ситуация прояснилась через мгновение, когда из подъезда вышел Костин.

– Интересно, куда он сейчас двинет? – задумчиво произнес Соха.

– Не знаю, – пробормотал вор, набирая другой номер. – Алло! Мурена? Это Пастор. Давай без лишних базаров через пять минут у рынка пересечемся. Разговор есть. Тимура можешь не извещать – это в твоих интересах. – Некоторое время он слушал, что ему говорят, потом заявил, что согласен, и отключил телефон.

Пастор посмотрел на Соху, который ждал объяснений, усмехнулся и заявил:

– Что клюв повесил, орел ты мой? Все только начинается!

Подъезжая к рынку, Пастор заметил, что Мурена в машине один. Вряд ли он ставил в известность о встрече Тимура и Филателиста. Если такие рандеву и происходят, то только с ведома воров, иначе это может запросто назваться косяком. Скорее всего, Мурена высадил свою компанию где-нибудь за углом или у ближайшего кабака. Во время их разговора по телефону он ни разу не произнес имя Пастора вслух. Скорее всего, боялся, что подельники стуканут Тимуру. Мол, что это за общие дела могут быть у нашего Мурены с Пастором? Нет, об их встрече никто не знал. Пастор был уверен в этом.

Он поставил «Тойоту» бампер в бампер с тачкой Мурены.

– Открой-ка дверь, Соха.

Тот щелкнул ручкой, и в проеме появилась огромная голова бойца Тимура. Он с недоверием и известной долей опаски глядел внутрь, на Пастора и Соху.

– Садись! Что ты согнулся как лось на водопое?

Мурена послушно протиснулся в салон, кряхтя так, словно доживал мафусаилов век. При росте в сто девяносто сантиметров он имел вес сто пять килограммов и в недавнем прошлом был неплохим тайским боксером. За два года службы у Тимура Мурена подернулся жирком, но навыки вышибать коленями непослушные мозги сохранил даже в такой неспортивной форме.

– Что за базар, Пастор? – поинтересовался он, сгибая голову под крышей машины.

– Это кто тебя, бродягу, научил с воров спрашивать? – Пастор медленно развернулся к нему. – Тимур? Для тебя он единственный законник на территории всея Руси? Шконаря здесь нет, чтобы тебя под него загнать! Но у параши ты сегодня однозначно побываешь.

Когда Мурена услышал, как в машине сработал центральный замок, и все двери оказались заблокированными, у него похолодели ноги. Едва он шевельнулся, в его левый бок уперся ствол пистолета.

Соха, сидящий слева, посоветовал ему:

– Не дергайся.

Мурена молча сидел и наблюдал в окно, как одна за другой мелькают улицы и машина неумолимо приближается к выезду из города. Он понял, что совершил ошибку, забравшись на заднее сиденье автомобиля Пастора. Вопрос Мурена задал вовсе не из дерзости, а из желания подчеркнуть свое доброе расположение. Он ни разу не бывал в зоне, никогда не лежал на тюремных нарах, поэтому о блатной жизни знал лишь из нравоучений Тимура, который не всегда придерживался закона.

Тимур лепил из подчиненных нужных ему людей, а не верных сторонников воровских порядков. В отличие от Пастора, каждого из них Тимур мог растоптать тогда, когда ему было выгодно это сделать.