Вернуть общак

За этими мыслями его застал спокойный голос за спиной:

– Привет работникам прокуратуры.

Начальник ОСБ оказался не в кабинете, а подходил к нему.

– Неужели не забыл? – удивился Костин. – Шесть лет прошло. А я вот стою и вспоминаю твое лицо.

Антон слукавил. Он прекрасно помнил, как выглядит бывший опер СИЗО. Фотографическая память на лица – удел всех грамотных работников прокуратуры и сыскарей.

– Заходи, дорогой, заходи. – Буров радушно распахнул перед судьей дверь. – Рассказывай.

Пока хозяин кабинета расправлялся со стульями, Костин с секунду подумал, называть свою новую должность или остаться для него тем, кем был. Так будет меньше ненужных для Антона вопросов. Но, здраво поразмыслив, он решил сказать правду. Буров, конечно, хороший знакомый, только поди угадай, что на уме у начальника ОСБ. Привычки приобретаются быстро. Неизвестно, каковы они у начальника отдела «зачистки». Вот тут-то и возникнут основные подозрения. А таких бизонов, как Буров, не остановить.

– Судья я, Алексей, – весело признался Антон.

Тот некоторое время неподвижно смотрел на него. Очевидно, Буров просчитывал в голове все плюсы и минусы дальнейшего общения.

Но думал он тоже быстро, решил проблему и протянул:

– Да ты что?! Вот это да! Ну, с судьями дружить нужно! Присаживайся, Антон. Или надо величать вас по батюшке?

– Да брось ты, Алексей!

Через десять минут они уже шли в архив. Еще в начале разговора Антон понял, что, зайдя к Бурову, он решил бы любой вопрос, независимо от принадлежности людей и проблем к тому или иному отделу. Майор службы был вхож в какие угодно кабинеты, как брандмейстер – в любые комнаты квартиры во время пожара. Ему были везде рады и лишних вопросов не задавали. Но больше всего Антон удивился тому, что и сам Буров не стал его пытать, спрашивать, зачем да почему. Может, он и вправду решил дружить?

– Анна Петровна!.. – обратился начальник ОСБ к женщине в возрасте, плечи которой украшали капитанские погоны. – Как бы нам архивное дело поднять? – При этом он сделал такое лицо, словно на самом деле не знал, как управиться с этой проблемой.

Женщина-капитан уточнила год рождения и установочные данные искомого персонажа и на некоторое время исчезла из поля зрения за высокими, под потолок, металлическими стендами. Судя по звукам и пыли, струящейся в полоске света, пробивающейся под стендом, она искала дело многолетней давности. Этого времени приятелям хватило на то, чтобы переброситься дежурными фразами и наметить встречу на конец месяца. Такие мероприятия обычно определяются как «посидим, поговорим». Бабы, водка, баня и похвальба подвигами за время вынужденной разлуки в этом случае опускаются как сами собой разумеющиеся.

– Задали вы мне дел, Алексей Алексеевич. – Женщина вынесла и хлопнула на стойку не особенно толстую серую папку, из-под которой тут же выпорхнули клубы пыли. – Востриков Степан Филиппович. Шестьдесят девятого года рождения. Это?

Буров вопросительно посмотрел на Костина. Тот молча, но удовлетворенно кивнул.

– Пошли ко мне. Там будет удобней изучать, – предложил начальник отдела собственной безопасности.

Сидя в кабинете Бурова, Костин вглядывался в пожелтевшую фотографию Вострикова и жалел о том, что время так меняет лица людей. Если бы кто-то предложил ему сейчас по этой фотокарточке выбрать из десяти пятидесятилетних мужиков одного, нужного, то вряд ли Антон смог бы это сделать. В деле было все: характеристики, связи на воле, наблюдения за воспитанником во время двухлетнего срока отбытия наказания, проступки и поощрения. Самое интересное состояло в том, что там имелись даже его сообщения администрации о поведении товарищей.

«А наш Дохлый-то, оказывается, стукачок!» – усмехнулся Антон.

Да, бумаги сохранили все, не считая того, на чем можно было остановиться и зацепиться за сегодняшний день. Вдруг его снова, как тогда, на погребе, словно ударило током!

Дохлый! Это же кличка! Она обязательно есть в деле подсудимого!

Антону сразу вспомнились и сизари на филейной части Вострикова, и перстни, что он колол на малолетке. Теперь Костин уже точно знал, что именно нужно искать, и почувствовал ломоту в затылке, когда нашел.

Вот оно!..

«Кличка – Дохлый. Татуировки – два голубя, развернутых клювами друг к другу на ягодицах, «перстень хулигана» – на среднем пальце левой руки…»

Сотрудники воспитательно-трудовой колонии – настоящие молодцы! Костин внезапно почувствовал усталость. У него такое бывало, когда к нему приходил момент истины. Темно – и вдруг полоска яркого света. Как знакомо и приятно это чувство, которое он так и не смог позабыть. Нашел!..

– Спасибо, Алексей, – поблагодарил судья Бурова, возвращая дело. – А посидим мы, я думаю, гораздо раньше, чем запланировали. Я, во всяком случае, на это надеюсь.

Он вышел из здания УИН, и первая сигарета показалась ему глотком свежего воздуха после наглухо забетонированного погреба. Антон курил, беспрестанно затягиваясь, и не чувствовал запаха табака. Мозг работал как руки библиотекаря, расставляющего книги по своим местам.

«Приметы совпадают. Такое просто исключено. Все данные идентичны.

Что получается? Бомж Востриков по кличке Дохлый, живущий в колодцах и на чердаках, ни с того ни с сего, очевидно, выручив за сданные пустые бутылки несколько десятков тысяч долларов, приобретает квартиру в престижном районе Смоленска. Как четко это характеризует все реалии современной жизни! Какой пример для подражания остальной нищенствующей братии!..»

Чтобы не маячить на улице, Костин зашел во двор управления и присел на металлическую изгородь, над которой красовался «кирпич» с небольшим послаблением: «Только для машин УИН».

«Вот это да!

А если этого бомжа просто подставили как пешку, зарегистрировав на него неплохую квартиру, с последующим оформлением завещания? Чтобы не светить свою фамилию. Но, во-первых, какой от этого прок? Во-вторых, почему из десятков тысяч бомжей, тусующихся по всему городу, я вышел исключительно на того, которого стал сознательно искать от колодца, рядом с которым пропали деньги Пастора?!»

Логично решив, что ответ на этот вопрос он получит, лишь побывав в квартире Вострикова, Костин оторвался от ограждения и направился к остановке. Улица выглядела уже как-то по-новому. Люди были веселее, и солнце светило несколько ярче, чем час назад. Даже, кажется, листвы на деревьях прибавилось.

Но уже через минуту Антон вспомнил о том, что является объектом наблюдения, к счастью, пока еще пассивного. Теперь он старался держаться там, где поменьше улыбчивых людей, да и солнце светит приглушенней.

За синим «Фордом», в котором на привычных местах расположились Пастор и Соха, двигалась «девятка» Макса из ОРЧ. Те и другие редко ошибались дважды, поэтому чуть позади ехал еще и Соня за рулем черной «Волги». За ним держалась пара оперов, страхующая Макса. Они двигались, подскакивали на одних и тех же рытвинах и не понимали, что преследуют одну цель.

Если бы Костин сейчас об этом узнал, то удивился бы не браткам, а тому, какие силы выделил Земцов ради него. Он очень поразился бы такому к себе вниманию.

Судья не знал еще и о том, что у подъезда его дома снова стоит зеленый автомобиль. Только ребята, сидящие внутри, теперь уже не миролюбиво наблюдают за подъездом, а держат под куртками пистолеты. Известие об этом привело бы его в полное замешательство.

Глава 12

С бутылки слетела пробка, отщелкнутая донцем зажигалки. Два парня на соседней лавочке баловались пивом. Судя по обилию сумок и обрывкам фраз, долетавших до Костина, это были уличные торговцы всякой всячиной, решившие чуть расслабиться.

Антон сидел в глубине сквера, в тени огромного дуба, и с сожалением думал о том, что не мог чувствовать себя в безопасности даже здесь, вдалеке от тех личностей, из поля зрения которых он пытался выскользнуть. Он сразу принял решение – не заходить без разведки в дом Вострикова.

Судья едва заметно вздрогнул, когда в кармане куртки раздалась телефонная трель. Даже не думая о том, кто его мог побеспокоить, он вынул аппарат.

– Слушаю.

– Здравствуйте, Антон Павлович. Вы меня абсолютно не знать, но я думаю, вам будет интересно со мной встретиться. Я кое-что знать о вашей проблема. Я бы мог…

– Остановитесь! – заявил Костин, удивленный английским акцентом. – Кто вы?

– Я есть ваш друг. Я хотеть…

– Назовите себя.

– Я боюсь, что мое имя вам ничего не скажет. Все потом. Не перебивайте меня, Антон Павлович! Вам угрожает опасность. Не перебивайте! Вы сейчас сидите в сквер на лавочка, и я вас видеть. Но вас видеть еще несколько человек кроме меня. Думаю, что они вам не звонить. Думаю, они ваш неприятель. Я немного в курсе ваших проблем и хочу вам помочь. Я преследовать свой интерес, поэтому совершенно безопасен для вас. Постарайтесь незаметно уйти из сквер и к девятнадцати часам быть в кафе-бар «Ландыш». Вы знать, где это?

Пока неизвестный чужеземец наговаривал ему информацию, Антон быстро соображал. Подставой это быть не могло по ряду причин. Можно было найти для этого кого-нибудь, говорящего без подозрительного, внушающего недоверие акцента. К тому же иностранец сообщил о том, что за судьей следят. Главное в том, что неизвестный тип даже не пытался внушить Антону хоть каплю доверия. Человек, вырабатывающий у другого доверительное к себе отношение, подсознательно или намеренно пытается найти близость интересов, общих знакомых, напоминания о прошедших событиях, которые могли бы их объединять. Но незнакомец бросил несколько фраз, которые могли лишь ускорить процесс вбрасывания адреналина в кровь, обострить чувство опасности. Парадоксально, но именно поэтому Костин успокоился.

– Да, я знаю, – ответил Антон, оставаясь неподвижным.