– А чего, я не прав? – Жиган сбросил газ, и стрелка на спидометре сползла до отметки восемьдесят километров в час.
– Ты хорошо подумал, Жиган?
– А чего, Бандера? Я что думаю – то говорю. Все лучше, чем камень за пазухой держать.
– Ты когда-нибудь слышал такое слово – принцип?
– Читал. В словаре устаревших слов.
– Глянь, Алтаец, какого кадра вырастили, – усмехнулся вор в законе. Долго он злиться на Жигана не мог. Волны обаяния, исходившие от него, глушили агрессию пахана и действовали успокаивающе.
– А чего, не прав?
– Не прав. Принципы, Жиган, – это святое, – улыбнулся Бандера.
Он лукавил. Сам он со всеми принципами расстался в далеком детстве. Единственное, что признавал, – это право силы и хитрости. Всю жизнь извивался, кидал людей, как карты, приближал к себе, отдалял, продавал, убивал. Всю жизнь он, одинокий зверь, мчался по узкой тропке. С одной стороны скалились недруги и конкуренты из блатных. С другой стороны стояли с топорами, факелами и кольями менты – тоже загонщики. Больше всего Бандере нравилось переключать их внимание со своей персоны друг на друга. Таскать жар чужими руками. А тут уж не до принципов. Но на досуге он любил порассуждать о морали, нравственности и святости воровского закона, о который он давно вытер ноги и о котором вспоминал, лишь когда это было выгодно.
– Союзу с черными не быть, – сурово порешил Бандера с пафосом античного героя. – Дай им палец, руку вмиг заглотят!
– Производство-то у нас останется.
– Жиган, ты дурачок? Они сделают все, чтобы прибрать его к рукам. И пройдут по нашим трупам.
– Это не так легко.
– Но и не настолько сложно, – нахмурился Бандера. – Отсюда вывод – надо пройтись по их трупам.
– Готовим акцию? – деловито осведомился Алтаец.
– Готовим. Я хочу, чтобы Амаров умер.
* * *
– Быстрее, – прикрикнул верзила, отодвигая автомат за спину. – Полковая кухня приехала.
– Перловка? – спросил Влад.
– Перловку еще заслужить надо, – саркастически усмехнулся верзила.
– Пошли. – Влад поднялся с койки.
Коридор вильнул и вывел в просторное помещение. Его центр занимал бильярдный стол. В одном углу находилась стойка бара – настоящего, как положено, с длинной батареей бутылок разных форм. В другом – примостилось несколько столиков. Здесь же чернел метровым экраном телевизор «Сони», рядом на столике видеомагнитофон «Панасоник». Похоже, это место являлось и столовой, и клубом, и питейным заведением, где можно от души надраться.
На покрытых белыми скатертями столиках расположились высокие бокалы и столовые приборы. Все выглядело казенно отлаженным, общепитовски обыденным, трудно представить, что это место – не что иное, как воровская малина и правит ею известный вор в законе Бандера.
Три столика оказались заняты. За ними сидели по два-три человека. Когда шофер говорил о «мясозаготовках», то был прав. Действительно, парни здесь собрались как на подбор – мощные, способные ломать челюсти и кости. Трое из присутствующих явно прошли тюремную школу. Остальные походили на военных или спортсменов-профессионалов.
Новенького встретили изучающие, настороженные, подозрительные или откровенно насмешливые взоры.
Влад уселся за свободный столик.
К нему подскочил суетливый лысый человечек. Положил на стол настоящее меню с отпечатанными на принтере блюдами, только без указания стоимости.
– Прошу вас, – растягивая гласные, произнес человечек. – Выбирайте.
Влад ткнул в строчку с борщом, антрекотом и салатом оливье. Вскоре человечек появился, неся на подносе тарелку с супом и тарелку с салатом.
– Пожалуйста.
Судя по его тону, боевики здесь относятся к привилегированной касте.
Через некоторое время люди за столиками перестали обращать на новенького внимание. Они приглушенно переговаривались о чем-то своем. И Влада устраивало, что никто не лезет к нему знакомиться или выяснять отношения, что свойственно подобным коллективам.
Но радовался он рано. Когда он расправился со вторым и принялся за кофе, из-за стола поднялся человек с непропорционально широкими плечами, со зверским лицом. Смуглая кожа свидетельствовала о его принадлежности к горским народам.
– Я Гоша Цхинвальский, – сообщил он, подсаживаясь к Владу.
– Геннадий, – ответил тот.
– Я воевал в Цхинвали.
Влад кивнул, отпивая кофе.
– За это и кличку получил.
– Я не удостоился клички.
– Это плохо… Так вот, я воевал в Цхинвали. И в Чечне. И таким мы там выпускали кишки.
– Таким, как я?
– Как ты…
– А зачем?
– Потому что такие, как ты, не нравятся настоящим мужчинам.
– Зато нравятся женщинам, – улыбнулся Влад, решив отшутиться.
На языке крутилась прибаутка Медведя – не плюй десантнику в душу, а то выплюнешь свою челюсть. Но бодаться сейчас ни с кем нельзя. Тем более с отморозками. А парень был именно отморозок. Влад чуял их за версту. Они всегда несли с собой неприятности, шум, разлад…
Сколько же он их видел на своем веку. Тех, кто играл головами убитых детей в футбол. Кто облизывал лезвие ножа, обагренное человеческой кровью… Правда, на военной службе длительного опыта общения с ними Влад не имел. Эти ребята жили в руках у десантников недолго. Некоторые умирали красиво. Другие – как скоты. Влад отлично помнил вылазку в горную Чечню, когда они прошли через леса и вышли к лежке Механика, чья шайка ураганом прошлась по Чечне, сначала вырезая русских, а потом, не в силах сдержать жажду крови, принялась и за своих. В боях против федералов они не участвовали, предпочитая рейды в Дагестан, где резали, резали, резали. Десантники переглушили их тихо и качественно. Главаря взяли в плен. Когда Медведь прострелил Механику ногу, тот ползал на коленях, обливаясь кровью, и выл: «Не убивай!» И жрал губами – зубы были выбиты прикладом автомата – сырую землю. Был приказ доставить его живым… Не получилось. Денисов просто свернул ему шею. Тогда уже десантная диверсионно-разведывательная группа Медведя была ученая – некоторые бандглавари, которых сдавали в руки контрразведки, неожиданно оказывались на свободе… Влад прикинул, что если Гошу Цхинвальского вывести сейчас в лес и заставить жрать губами, предварительно вынув его зубы, сырую землю, он тоже будет гнусавить: «Не убивай». Или сдохнет красиво? Трудно сказать, кто как подохнет, пока не дойдет до дела…
– Женщинам? – Гоша Цхинвальский скривился. – А еще…
Влад отодвинул от себя чашку, взял нож со стола и потянулся за апельсином. Нож замелькал между пальцами, как у циркового жонглера. Потом Влад сжал рукоятку и воткнул лезвие в апельсин.
– Я думаю, ты ошибаешься, – сказал он, глядя в глаза Гоше Цхинвальскому.