Дом, где взрываются сердца

Набор присутствующих был стандартный. Несколько мужчин лет за пятьдесят о чем-то тихо перешептывались, что-то записывали, кивали в такт словам докладчика – это были ученые мужи, в большинстве увенчанные докторскими степенями и профессорскими званиями. Они искренне надеялись, что именно в области аномальщины науку ждет долгожданный прорыв к новым горизонтам. На другом конце стола кучковались ротозеи. Среди них был знакомый слесарь-сантехник, видевший в прошлом году летающую тарелку и клявшийся, что перед этим не пил ни грамма; три домохозяйки, пекущие астрологические прогнозы как блины. Еще было несколько ребят из московского уфологического клуба – обычные технари, честно и безуспешно пытающиеся разобраться в тайнах неизведанного… А это что за чудо-юдо? Напротив гордо восседала худощавая дама лет тридцати пяти – сорока в синем свитере, на ее груди тяжело висела толстая золотая цепочка с массивным золотым кулоном. Она снисходительно-загадочно улыбалась.

Доклад делал плюгавенький, лысый (к удовольствию Валдаева, которому не улыбалось быть единственным лысым в этом собрании), одетый в потертый коричневый костюм живчик. Его шею удавкой терзал галстук, и он все время пытался ослабить узел, но это никак не удавалось. Живчик был профессором-химиком. Гоняя для убедительности воздух руками, он твердил что-то о необходимости исследования экстрасенсорных эффектов в химии.

– Экстрасенсы говорят о том, что через них протекает биоэнергия, что они видят ауру. Ну почему, почему мы должны всему верить? Если мы хотим научного подхода, так подайте критерии истинности. Где они? В этом главная задача – найти критерии! – горячо восклицал он, пытаясь зарядить остальных своим неуемным желанием отыскать – хоть под ногами, хоть на Луне – эти ускользающие критерии.

Кто-то соглашался, кто-то возражал, кто-то перебивал докладчика – публика на сборищах бывала заводная. Загадочная дама в свитере и в золоте молча заулыбалась еще более таинственно, считая, похоже, ниже своего достоинства вступать в дискуссию.

Потом пошли сообщения исследователей подмосковной аномальной зоны, где якобы НЛО шастают точно по расписанию, в отличие от рейсовых автобусов.

– Это все хорошо, но где критерии истинности ваших заявлений, – настойчиво встрял профессор-химик. – Где они?

Позже химик по тому же поводу сцепился с астрологами.

– Какие критерии? – возмутилась руководитель астрологической школы. – Астрология – древнейшая наука. Она вобрала в себя мудрость тысячелетий!

– Алхимия – тоже древнейшая наука, – буркнул профессор.

– И незаслуженно забытая! – стояла на своем астролог.

Теперь улыбка у дамы в свитере стала как у Джоконды – так улыбаются, когда ухватили саму истину истин за хвост. И эта улыбка все больше отдавала презрением – кажется, не столь к выступающим, сколь к человеческому роду в принципе.

Когда началась бурная дискуссия об оценке информации, получаемой контактерами, Валдаев начал строчить в блокноте. Здесь можно было что-то наскрести по неизменно интересующей народ теме – контактам с высшим разумом.

– Но где критерии истинности? – опять всколыхнулся профессор-химик.

И хай пошел по новому кругу.

Успокоились. Притихли. В тишине застучал мелок по грифельной доске, поползли из-под него длинные и непонятные формулы. Два бородача сцепились по поводу новой физической парадигмы. А химик все подзуживал их восклицаниями о критериях.

Дело близилось к концу, когда председательствующий объявил:

– Ну а сейчас небольшое выступление гражданки… – он запнулся, поглядев в свои записи. – Гражданки Пакиной.

Туманно улыбающаяся дама с высокомерием аристократки голубых кровей, случайно оказавшейся в придорожной пивной, кивнула и резво ринулась с места в карьер:

– Я – Королева Космоса. Меня избрали на Галактической конференции.

Пауза. Слегка ошарашенные присутствующие уставились на Королеву.

– Несколько лет назад Галактическая конференция вышла на контакт со мной, – продолжила дама. – Они убедились, что я наиболее продвинутый представитель земной цивилизации… Знаете, – вдруг беззаботно засмеялась она, – а в Космосе масса забавных вещей.

За последующие несколько минут Валдаев смог убедиться в этом. То, что людей завезли на Землю с других планет, он слышал не раз. Но что на этих самых планетах растет пшеница с зернами, формой и размерами напоминающими батоны за три двадцать, поэтому в память о своей прошлой звездной жизни люди батоны пекут именно такие, – это впечатляло.

Дальше – больше. Атлантиду инопланетяне утопили, потому что атланты их совсем не уважали. Весь космос кишит разумными созданиями, как кухня в привокзальной столовке рыжими тараканами. Плохие инопланетяне принесли землянам вино, водку и матерные слова. А хорошие – все остальное. Звездные братья по разуму готовы утопить в море и нас, как атлантов. Но они готовы и дать нам знания, невероятные супертехнологии, естественно, через Королеву Космоса. Одна трудность – у нас нет ангаров для их космических кораблей.

– Вот таких ангаров, – Королева протянула председательствующему несколько мятых тетрадных листов, на которых были коряво нарисованы какие-то сооружения, напоминающие металлические склады для хранения армейского имущества. – Они стоят недорого. Десять миллионов долларов каждый – не больше. Нужны деньги. И быстрее!

– А почему быстрее?

– А то нас утопят…

– Ага, – озадаченно кивнул председательствующий.

На этот раз молчание затягивалось. Валдаеву вдруг стало стыдно, будто он сам нес всю эту околесицу. Люди вдруг начали присматриваться к своим соседям, будто боясь, не укусят ли те в раже. И тут вскочил химик.

– Это все, конечно, хорошо. Но где критерии истинности ваших заявлений?!

Все. Заседание превратилось в то, во что в конечном итоге превращались все без исключения заседания «Прогрессора», – в сумасшедший дом.

Закончились бдения в девять часов. Валдаев бросил диктофон в «дипломат», с удовлетворением отметив про себя, что записи на кассетах потянут статей эдак на пять. Даже Королева Космоса может пойти в дело – для какой-нибудь газетенки, в которой слово «репутация» считается труднопроизносимым и устаревшим.

Почти стемнело. Была та самая четкая, хрустальная, еще не до конца сформировавшаяся темень, когда все становится яснее – и звуки, и чувства. Валдаев и Нонна вышли из здания на улицу, жалко освещаемую слабыми, немощными фонарями. Он, как джентльмен, поддерживал женщину под руку, зная, что та плохо видит в темноте и вообще неважно ориентируется в пространстве – даром что экстрасенс.

Естественно, Нонна не заставила долго ждать и с готовностью споткнулась о рельс узкоколейки, едва не упав.

– Осторожнее! – воскликнул Валдаев, придерживая ее достаточно весомую фигуру.

– Ничего, ничего. – Нонна выпрямилась и качнулась, прижимаясь к нему, потом потребовала: – Дай сигарету.

Валдаев протянул ей пачку «Честерфильда» и осведомился:

– Как тебе сегодняшние посиделки?

– Самонадеянные люди, которые лезут в проблемы, в которых ничего не понимают.

– Это еще почему? – осведомился Валдаев.

– До них не доходит, что все вокруг нас – калейдоскоп отражений, – Нонна впадала в философию и, как обычно в таких случаях, начинала заговариваться.

– Объясни.

– Платона читай. Мы все – лишь отражения высшей реальности. Поэтому логику происходящего нам не познать. Мы видим лишь элементы, отражения. Мы пытаемся связать их сознанием, но оно не тот клей, которым можно склеить отражения.

– Умно.

– А то…

– Бред все это… Все бред, понимаешь. Зеленый бред.

– Слушай, Валера, ты мне что-то не нравишься сегодня. Ты какой-то разобранный, больше, чем обычно.

– Брось. Мне сегодня уже лапшу на уши вешали, что сам сатана на меня взор обратил.

– Ну-ка, ну-ка…

Валдаев в двух словах расписал ситуацию.

– А что, – кивнула Нонна. – Не такая уж и глупая у твоей сатанистки идея.