– И ты туда же, – неприязненно произнес Валдаев. – Ну и что мне теперь?
– Теперь? – Нонна задумалась, помолчала. – Жди событий, Валера.
* * *
– Осторожно, двери закрываются, – пропел из динамиков мелодичный голос.
Поезд тронулся. Начал набирать скорость и нырнул в темноту тоннеля. Внутри сложного, загадочного механизма московского метро опять что-то разладилось, и интервал между поездами растянулся аж до восьми минут, так что народу в вагон для этого времени набилось многовато.
Валдаев вздохнул, мысленно покраснел и уселся на сиденье, не по-джентльменски опередив женщину лет тридцати. Но так уж получается – ведь женщин в Москве несколько миллионов, а ноги всего две. И они гудят после того, как на этих самых двоих пришлось набегаться. И время поездки, если устроился на мягком сиденье, тянется куда быстрее, чем когда стоишь стоймя и о тебя бесцеремонно трутся чемоданами и частями тел. Особенно Валдаева раздражало, когда его обтирают и обтекают мягкие или жесткие тела попутчиков… Да, в метро быть джентльменом невозможно. Но совсем расстаться с джентльменскими предубеждениями Валдаев был не в силах. Поэтому установил для себя четкую градацию московских особей женского пола на две категории – тех, кому надо уступать место (это кому грянуло за пятьдесят или у кого на руках хнычущий ребенок), и тех, кто места не достоин, – все остальные. Надо только научиться полюбовно договариваться со своим стыдом. И учиться играть роли. Можно уткнуться носом в газету и делать вид, что не замечаешь пышущую здоровьем тетку с авоськами, чья поза – воплощенная укоризна. Можно прикрыть глаза и сделать вид, что ненароком задремал после того, как перетрудился на разгрузке вагонов. Можно просто насупиться и уставиться в одну точку, выражая всем видом – не подходи, укусит.
– Станция «Комсомольская», – проворковал голос из динамика.
Это площадь трех вокзалов. Здесь обычно выходит много народу…
Действительно, полвагона вымело вместе с дамой, коварно стоявшей напротив Валдаева. Освободились места и стало просторнее не только телу журналиста, но и его совести. И воздуху стало больше. Он не терпел толкотню и людей. Людей вообще развелось чересчур много.
Напротив Валдаева пышноволосая, худая девушка с головой погрузилась в какую-то книженцию в мягкой обложке – похоже, один из романов серии «Испепеляющая страсть». На ее лице царило выражение заинтересованности и озадаченности. Валдаев невольно залюбовался ею. Нельзя сказать, что ее лицо было очень красивым, но оно было симпатичным, и, главное, было какое-то внутреннее очарование.
Валдаев любил глазеть в метро на девушек. А кто не любит? В Москве перебор красивых девушек. Но он со вздохом осознавал простую истину – все они не его. И никогда его не будут. Он не из тех, кто знакомится в транспорте. Прекрасно знал, какое это жалкое зрелище – он в роли троллейбусного Казановы.
На коленях девушки была большая сумка с чем-то квадратным, похоже, со стопкой книг. Сидела она под надписью: «ест детей и инвалидов». Есть старая народная забава – стирать отдельные буквы на надписях на стеклах в вагонах «места для пассажиров с детьми и инвалидов» и «не прислоняться», чтобы получалось нечто якобы смешное. «Не слоняться», «не слон я», «жир инвалидов» – и прочее в том же духе…
«Ну, посмотри на меня», – мысленно взмолился он.
Девушка, будто откликнувшись на этот беззвучный крик души, оторвала взор от книги. Огляделась. Столкнулась глазами с глазами Валдаева. И… слабая улыбка тронула ее губы.
Внутри у него будто что-то сладостно в ожидании запело. И тут же нота оборвалась, поскольку внутренний голос очень явственно произнес: «Дурак ты». Валдаев вздохнул и стыдливо отвел взор. А когда снова посмотрел на девушку, она уже плыла по волнам чьей-то фантазии в океане страстей дамского романа.
Поезд вырвался из темноты тоннеля в царство света на станции «Курская». Девушка поднялась и шагнула к дверям.
Тут все и произошло. Случайности – они правят порядком вещей порой куда тверже, чем закономерности. Поезд тормознул. Дородная тетка с сумкой на колесах, пытаясь удержаться на ногах, резко качнулась. Сумка откатилась. Девушка споткнулась о нее, пролетела вперед и упала на пол. Глухо стукнулась о пол ее объемистая сумка, из нее вылетел тяжелый том «Литературных памятников». Девушка застонала.
Так как упала она совсем рядом с Валдаевым, тот устремился на помощь. Он подал руку и осведомился:
– Вы целы?
– Больно, – как-то обиженно произнесла девушка. Она начала привставать и вскрикнула, не-удачно оперевшись о больную ногу.
Он помог ей усесться на сиденье.
– У, корова раззявистая, – заворчала тетка с сумкой на колесиках, хотя из них двоих если кто и был коровой, то явно не это пострадавшее от несовершенства грубого материального мира воздушное существо.
– Осторожно, двери закрываются, – пропел из динамиков женский голос.
Двери закрылись, и поезд снова тронулся с места, продолжая свой круговой, бесконечный путь по кольцу.
– Ну что же это, – шмыгнула носом девушка. От боли на ее глазах выступили слезы. Она обхватила ногу. – Не сломала, а? – обратилась она к Валдаеву.
И тот пожалел, что окончил журфак, а не медицинский институт. Неплохо было бы сейчас, профессионально ощупав эту соблазнительную ногу, бросить: «Ничего особенного». И дать пару мудрых советов.
– Думаю, не сломали. – Он почувствовал, что краснеет. И поделать с собой не мог ничего.
– Остановку проехала. – Она снова всхлипнула, достала платок и вытерла слезы.
Поезд отмахал очередной перегон.
Девушка попыталась подняться с сиденья. Валдаев поддержал ее под локоть, мысленно осудив себя за то, что в его голове отнюдь не добродетельные мысли о сострадании, а куда более игривые мыслишки. Она покачнулась. Скривилась от боли.
– Вам далеко ехать? – спросил Валдаев.
– До метро «Семеновская». – Девушка шмыгнула носом, и сердце Валдаева сдавило от нежной жалости.
– Давайте я вас провожу.
– Ну, если не затруднит, – неуверенно протянула она.
Если бы она сказала, что ей надо куда-нибудь в Митино, он бы сильно подумал, так ли уж нужно проявлять галантность. Но «Семеновская» – это совсем близко. Совсем не обременительно.
Он взял ее тяжелую, набитую увесистыми фолиантами сумку. Сумка была тяжелая, резала руку, и Валдаев с уважением подумал, что девушка вовсе не так хрупка, как казалось. Другой рукой он поддерживал девушку за локоть.
От метро нужно было ехать несколько остановок на автобусе – благо тот подошел быстро. Проблема была, чтобы помочь девушке забраться в салон, а потом выйти.
– Как ваша нога?
– Ничего, – тут она наступила на больную ногу и сдавленно вскрикнула.
– Больно? – с сочувствием спросил Валдаев.
– Ничего, выздоровлю. Одна нога длиннее другой будет, зато живая… Шучу.
– Я понимаю.
– Кстати, я Элла…
– Валера.
– Спасибо, Валера. Я не знаю, как бы добралась одна.
– Как вы столько книг тащили.
– «Литературные памятники». Средневековая классика. Подарок ко дню рождения.
– Ваш молодой человек обладает недурным вкусом.
– Уже не молодой… Это дядя подарил. Он немного зацикленный на этих памятниках. С детства меня пичкал замшелыми печатными древностями.
Валдаев перехватил поудобнее сумку. На пальцах остались красные вмятины от ручки. Пройдет.