Принцип мести

Я был предельно лаконичен.

Идти самостоятельно Светлана не могла, поэтому мне пришлось тащить ее чуть не волоком. Вдруг откуда ни возьмись, передо мной вырос Каха. Настроен он был весьма агрессивно.

– Почему уходишь? Разве так уходят с грузинского застолья?

Откуда мне было знать, как уходят с грузинского застолья? Одно я мог сказать теперь с уверенностью: не по-английски. Однако вперед ногами под песню Нани Брегвадзе «Снегопад» покидать ночной клуб мне тоже не хотелось. Поэтому в целях личной безопасности, а следовательно, в интересах безопасности моего «объекта», я остановился и выразил готовность обсудить этот вопрос.

– Ты не произнес тост, – укоризненно покачал головой Каха. – Вайме, разве так делают настоящие друзья? Постой, а где я тебя видел?

Я не стал напоминать ему об обстоятельствах, при которых мы едва не познакомились – а было это во время круиза на злополучном «Гермесе», где его едва не замочили бандиты из вайнахской группировки и где он в очередной раз упал в лестничный пролет, – и клятвенно обещал тут же, не сходя с этого самого места, произнести тост «за дружбу народов».

– Зачем не сходя? Давай сядем за стол, как люди.

Наверное, это был самый политкорректный, самый продолжительный и самый путаный тост в моей жизни – по-видимому, сказывалось то немереное количество московской «кристаллической» водки, которое я вкупе с вином принял на грудь. Смысл моей речи, вероятно, сводился к тому, что русские и грузины – братья навек. Это совершенно очевидно, и вот почему: между нами больше сходства, нежели различий. Русские по широте своей души – это равнинные грузины, а грузины по своей широте душевной – это горные русские.

– А кто такие армяне? – заинтересовался Каха.

– Армяне, – нашелся я, – это горные евреи. А евреи – это разбежавшиеся по всему свету армяне.

Тост был встречен бурей оваций. Не знаю, что понравилось вору в законе больше: сравнение с русскими или история происхождения армян, однако в дополнение к моему тосту он сказал:

– Когда армянин родился, еврей три дня плакал. Мой друг знает что говорит!

Меня и Светлану едва ли не на руках вынесли из ночного клуба и усадили в «Крайслер». Благо не перепутали автомобиль и не втолкнули в «Феррари», иначе не миновать нам скандала и судебных разбирательств: я уже с трудом передвигался и не мог отвечать за свою наклюкавшуюся подругу, но еще был способен крутить баранку. Возле ее дома я врезался в арку и вдребезги разбил правую фару. Мы еще дешево отделались, могло быть гораздо хуже: в таком состоянии я был вполне способен взять на абордаж встречный трейлер и пересчитать все сваи железнодорожного моста, под которым мы проезжали. Наверное, судьба хранила меня в эту ночь – мою дурищу мог выкрасть или подстрелить даже дилетант, вооруженный малокалиберной винтовкой, не говоря уже о профессионале с «СВД». Хотя кому она нужна, кроме своего мужа и состоящего у нее на службе телохранителя?

Кое-как я поставил автомобиль в гараж, с помощью вахтера затащил Светлану в квартиру и положил ее на кровать, по своим размерам сравнимую с палубой авианосца. Обессиленный, я плюхнулся в кресло, чтобы немного передохнуть, и вдруг услышал ее голос:

– Раздень меня и отнеси в ванную.

Я мучительно долго соображал, явь это или галлюцинации. И когда окончательно утвердился в мысли, что у меня проблемы со слухом, Светлана повторила:

– Я хочу принять ванную.

«С гипоталамусом у нее, пожалуй, все в порядке», – осенило меня. Ситуация приобретала небывалую остроту и пикантность и, как я ни был пьян, показалась мне достаточно серьезной. Я должен был принять соломоново решение, исключающее две крайности: секс со Светланой и конфронтация с ней же по причине отказа от секса, с непременным хлопаньем дверью и неминучим увольнением со службы. Прикинуться импотентом я не мог, поскольку им не был, а интимную близость без любви считал преступлением против человечности.

– Я зайчик, у меня пушистый хвостик, – игриво пропела Светлана, не открывая глаз, и повертела своим аппетитным задом. – Угостишь меня морковкой?

Я уронил голову на спинку кресла и демонстративно захрапел. Расчет был прост: как только она отключится, незаметно улизнуть из квартиры. Утро вечера мудренее. Быть может, она постарается забыть этот эпизод и впредь воздержится от поступков, о которых могла бы впоследствии пожалеть.

– Я девочка, возьми меня...

Оглушенный собственным богатырским храпом, я едва расслышал ее призывное мурлыканье. Мне давно следовало насторожиться. После сцены с раздеванием, устроенной в первый же мой рабочий день, я больше ни разу не видел раскосую подругу Светланы и девицу с инфантильным личиком – моя дурища больше не «показывала меня» им, очевидно, приберегая для себя. Никогда бы не подумал, что буду пользоваться у жен нуворишей таким спросом; быть может, всему виной был мой криминальный шарм, который помог мне сделать первые шаги в служебной карьере? Однако у меня были основания опасаться, не послужит ли тот же криминальный шарм косвенной причиной моего полного фиаско, а первые шаги не станут ли последними?

Светлана, повозившись с подушками, заснула. Возможно, ей снилось, что она зайчик или юных лет хмельная дева, мне некогда было предаваться размышлениям на эту тему. Я поспешил ретироваться, оставив ее в объятиях Морфея, и пешком отправился домой. В тот рассветный час мне казалось, что у меня есть дом.

В пять часов утра я уже вставлял ключ в замочную скважину. Ключ никак не хотел попадать в отведенное ему отверстие и всячески уклонялся от заданного моей твердой уверенной рукой направления. Давно я так не набирался, прости господи.

Но тут произошло почти невероятное: дверь открылась сама и передо мной возникло зыбкое видение – моя бледная невыспавшаяся жена. По тому, как она была одета, я понял: спать она сегодня не ложилась. Я почему-то потупил глаза и боком протиснулся в прихожую. Мой кот встретил меня более приветливо. Как славно, возвращаясь домой после трудной ночной смены, поиграть хвостом друга. Но я не был настроен на проявления дружеских чувств и отодвинул его ногой в сторону. Кот обиделся и выскользнул на лестничную клетку. «Зачем мне такая жизнь?» – наверное, подумал он. Пожалуй, мой кот впервые столкнулся с такой черной неблагодарностью со стороны хозяина. Но и я столкнулся с ней впервые – правда, со стороны жены: Светлана, моя супруга, смотрела на меня как на врага.

– Ну что скажешь? – спросила она многозначительно, когда я снял обувь и уселся на кухонную табуретку.

– В свое оправдание? Ничего. Мне не в чем перед тобой оправдываться.

– Пить – это тоже твоя работа?

– Это по необходимости. И по договоренности. Если бы я не выпил, меня избили бы до полусмерти.

– Лучше прийти домой вусмерть пьяным, – скаламбурила жена.

Наверное, я был противен ей. Но чувствовать себя виноватым?

– Лучше гипс и кроватка, чем гранит и оградка. Из двух зол приходится выбирать меньшее.

– Ты мог вообще, между прочим, не приходить, – с дрожью в голосе проговорила Светлана.

Семейная сцена. Это что-то новое.

– Для тебя супружеская верность – это разменная монета. Это когда ты изменяешь со стопроцентной уверенностью, что тот, кому ты изменяешь, об этом не узнает. Я не могу больше так!

Я впервые видел ее такой. Истеричка. Обыкновенная истеричка. Но мне не хотелось с ней ссориться – во всяком случае, с утра пораньше. И уж тем более неуместными в столь ранний час были ее слезы.

– Прекрати, – сказал я устало. – Ничего же не произошло.

– Ах, не произошло! – буквально взвилась Светлана. – Он заявляется домой в пьяном виде, где ночевал – неизвестно, с кем – непонятно, и говорит, что ничего не произошло! Да ты знаешь, кто ты после этого?

– Ну кто?

– Да, кто ты после этого?

– Ну негодяй. Ну сволочь. И как все нормальные негодяи и сволочи, я хочу спать.

Я поднялся с табуретки, чтобы уйти.

– Нет, ты все-таки послушай, – остановила меня жена, чуть ли не силой усадив на место.

Ее лицо полыхало, как бензиновое пятно на асфальте, глаза горели пронзительным огнем. Я не знал, что моя кроткая, всегда покорная Светлана может быть такой неистовой. Меня это даже немного испугало.

– Когда я разговариваю с тобой, – начала она длинную, очевидно, заученную в ожидании моего прихода фразу, – мне кажется, что я нахожусь в темной комнате и говорю в пустоту, я не вижу тебя, я не знаю даже, здесь ли ты. Мне становится страшно, но я говорю, говорю, потому что молчать еще страшнее. Ты никогда не спрашиваешь, чем я живу, о чем думаю, ты занят только собой и своими проблемами. Когда мы в последний раз были вместе? Тебе и это уже не нужно, потому что ты находишь все это там, с ней или с ними, не знаю. Как я от всего этого устала...

Действительно, согласился про себя я, мы отдалились друг от друга и не последнюю роль в этом вынужденном отчуждении сыграла моя работа. Проклятая работа. Но вслух я сказал совсем другое.

– Ладно. Хватит. Поговорим об этом после.

– Нет, сейчас, – храбро ринулась во встречный бой Светлана. – Почему все важные решения в семье принимаешь ты? Почему ты диктуешь мне свою волю? Домострой какой-то, концлагерь...

А я-то думал, что она счастлива...

– Ты даже не подозреваешь, что рядом с тобой находится живой человек, и у него тоже есть сердце...