Принцип мести

Я отвлекся от управления автомобилем и, повернувшись к ней, сказал:

– Если вам нужен специалист в области прироста населения, то вы не по адресу.

– А он душка, – хихикнула раскосая.

– Смотри на дорогу, – резко одернула меня Светлана.

«Работенка не бей лежачего», – подумал я, уже начиная подозревать, что «вечерний коктейль» станет серьезным испытанием для моей моральной устойчивости. Но в данный момент меня занимало другое: где «жигуленок» кремового цвета? Он так и не появился. Мы остались без эскорта. На всякий случай я удвоил бдительность – отсутствие хвоста могло быть плохим предзнаменованием.

Благополучно добравшись до дома Светланы, мы поднялись в ее квартиру и заняли большую угловую комнату, служившую одновременно оранжереей. Хозяйка и ее гости вольготно расположились на овальном диване возле журнального столика, я устроился поодаль. Поскольку я был единственным мужчиной, в мои обязанности входило обслуживание дам: время от времени я разливал напитки и обновлял содержимое стола запасами из холодильника.

Они отдавали предпочтение мартини с тоником и орехам с экзотическими названиями. Заметив, что я слишком старательно соблюдаю дистанцию, Светлана окликнула меня.

– Ты чего там делаешь?

– Ничего. Сел и сижу как таковой, – отозвался я.

– Иди сюда.

Я подошел.

– Пей, – приказала она, налив мне до краев стакан мартини.

– На службе не пью.

– Хватит строить из себя паиньку. Три красивые бабы предлагают ему выпить, а он отказывается. Сам небось давно на кого-нибудь глаз положил. Все вы, мужики, одинаковые.

Светлана залпом выпила предназначенный мне стакан и с вызовом посмотрела на меня.

– А теперь я хочу, чтобы ты разделся. Снял с себя все, кроме кобуры и пистолета. Будешь обслуживать нас в костюме Адама.

Ее подруги заинтересованно притихли, видимо, в ожидании моей реакции на столь экстравагантный приказ.

– Предлагаю другой вариант. Раздеваетесь вы. Должен же я знать, как выглядит тело, которое я охраняю. Остальные могут последовать вашему примеру.

Мое предложение было встречено с восторгом. Срывая с себя дорогие тряпки, женщины в мгновение ока обнажили все свои прелести и вновь как ни в чем не бывало занялись ничего не значащей трепотней.

Я благоразумно удалился и занял свое прежнее место. Меня смутило преизобилие оголенной натуры: честно говоря, я не знал, куда деть глаза, и сделал вид, что изучаю журнал мод, случайно подвернувшийся мне под руку. Не скрою, вид красивых женских тел действовал на меня возбуждающе, но при всем моем желании эти рафинированные особи не вызывали во мне ни восхищения, ни теплоты, ни нежности. Все, что угодно, только не благоговение, даруемое присутствием Женщины. В их честь я никогда бы не стал слагать стихов, совершать сумасбродных поступков, нести всякую восторженную чепуху. Их можно было только покупать – как дорогой товар. Ими можно было только пользоваться.

Я отбросил журнал в сторону и занялся изучением флакона, стоявшего на тумбочке. Аромат мне понравился, но названия я не разобрал – то ли «Каналья», то ли «Канталья». Я щедро оросил себя парфюмом и поставил флакончик туда, откуда взял. Мне пришла в голову мысль: уж лучше карликовая фирма в карликовом Монако, как у моего непутевого однокурсника по прозвищу Панк, чем «личка». Бизнес, конечно, тоже карликовый, но это все-таки хоть какая-то гарантия стабильности. Ты не зависишь от капризов нуворишей и в гораздо большей степени принадлежишь себе...

Дамы были всецело поглощены изучением ювелирных изделий из камней, которую привезла с собой вторая подруга Светланы – сравнительно молодая, с милым инфантильным личиком и тщательно выбритыми интимными местами.

– Фирма? Финляндия? – заинтересовалась раскосая.

– Нет, наш, отечественный производитель.

Она прочитала сопроводительный текст на упаковке: «Кондоножский камнерезный завод. Карелия».

– Не путать с кондожопским, – сострила Светлана.

– Как? Кондо...

– Тебе же говорят: кондом. Гондон по-русски.

– А что это такое?

– Спроси у молодого человека, он тебе объяснит.

– Вот у этого? – кивнула на меня раскосая.

– Да, у этого.

Плавно поводя бедрами, она подошла ко мне и устроилась на моих коленях. Видимо, в детстве она была любимицей отца, и с тех пор эта милая привычка органично вошла в ее взрослую жизнь.

– Ну же, отвечай... И постарайся удовлетворить меня свои ответом.

– Вы обладаете даром очаровывать...

– Даром? Я бы не сказала, – скаламбурила она.

Я перевел дух и постарался умерить участившееся сердцебиение – плоть, ерзающая у меня на коленях и льнущая ко мне, действительно дорого, очень дорого стоила. Но это была всего лишь плоть.

– Больше мне, увы, добавить нечего.

– И это все? Запомни, при любых обстоятельствах мужчина должен оставаться галантным, – сказала раскосая.

И привела в пример английского короля Эдуарда III, который, как свидетельствует история, был верхом галантности. Когда в 1315 году он танцевал на балу со своей фавориткой графиней Солсбери, с чулка великосветской дамы слетела синяя, украшенная драгоценными камнями подвязка. Чтобы сгладить неловкость, король нашел остроумный выход: он объявил об учреждении нового королевского ордена – ордена Подвязки...

Но до Эдуарда III мне было, конечно, далеко.

– Он всего лишь телохранитель, – вмешалась Светлана и отчего-то нахмурилась.

– Галантность – это компенсация за то, что мы делаем с женщинами в постели, – пропустив мимо ушей ее замечание, пошел на обострение я.

– Маленький симпатичный типунчик на твой огромный язычище, – немедленно откликнулась раскосая и щелкнула меня по носу.

Я догадывался, что за этим последует, и сознательно форсировал события в нужном направлении. А в Светлане взыграло чувство собственницы.

– Ладно, возвращайся за наш столик, – вполне миролюбиво прервала наше воркование она.

– Не хочу, – сказала раскосая. – Я у тебя перекупаю этого забавного человечка с такой страшненькой, как у бульдога, мордочкой.

Приятно и чуть боязно, когда тебя домогается красивая, сексуально раскрепощенная женщина в состоянии легкого алкогольного опьянения.

– На сегодня ты свободен, – металлическим голосом проговорила Светлана. – Придешь послезавтра.

Я мысленно посочувствовал своему сменщику, с которым не был знаком лично, и, извинившись перед раскосой за то, что в силу обстоятельств вынужден покинуть ее, торжественным маршем направился к выходу...