Паутина поколений. Сборник рассказов

– А кто это сделал? – последовал вопрос ребенка.

– Паук. Это насекомое такое. – Общение с ребенком пожилому человеку было приятно.

– Зачем сделал? – интересовалась малышка.

– Чтобы ловить мух. Вот, полетит такая маленькая мушка и не увидит тонкие ниточки. Запутается в сетке, и не сможет выбраться. А паук увидит. Придет и съест мушку.

– А зачем? – обычный детский нелогичный вопрос.

– Потому что он голодный и хочет кушать, – парировал пожилой человек.

– А он большой? Где он? – девочка всё хотела знать.

– Подожди-ка, вот, я попробую его позвать. —

Пожилой человек стал рыться в кармане плаща, наполненном тем мусором, которым всегда полны карманы рассеянных мужчин, которые лишены зоркого женского досмотра. Из кармана он достал измятый троллейбусный билет. Выждав, когда будет передышка ветра и паутина перестанет качаться, – он начал уголком бумажки стукать по паутинным нитям. И из-за черного железного прута медленно высовывались две тонкие ножки, за ними виднеется что-то бурое, мохнатенькое, пока, наконец, весь паук не показывается из укрытия. Он был светло-серый с черными глазками величиной с булавочную головку. Пожилой человек и Наденька переглянулись. Лица обоих были сосредоточенные, как у двух соучастников важного дела, требующего осторожности. Но паук, не торопясь, сложил свои ножные суставы и втянулся назад за черный железный прут ограды.

– Ушел, – тихо прошептал пожилой человек.

– Да-а. Он – хитрый. Он увидел, что мы это не муха.

– Где же ты живешь, Наденька? —

– Здесь и там. – Она указывала пальцем сначала на дом напротив парка, потом на киоск, у которого они стояли. Все наоборот. – Здесь мы спим, – она указывала на дом, а там продаем газеты, – и поворачивалась к киоску, – там Мама! —

– А почему я раньше тебя «там» не видел? – переспросил пожилой человек.

– Я была в деревне. Только вчера приехала, потому что пойду в школу. Но я вас знаю давно, еще до деревни, вы каждый день тут ходите. Вы очень смешной, – без объяснения почему смешной сказала Наденька.

– Благодарю, – не стал переспрашивать пожилой человек. – Пойдем, я куплю газету. —

Нужно было пройти стену киоска, потому что фасад его направлен был параллельно тротуару в сторону площади у входа в парк через большие ворота с колоннами. Наденька берет пожилого человека за руку и ведет его. Ручка девочки доверчива, но живые пальцы шевелятся и подрагивают: так много в них электрического чувства свободы. Она подводит его к дверям, пройдя фасад длиннее в два раза боковых стен. Тут у нее стоит коляска, подпирая открытую наружу дверь. А коляска полна разными игрушками. Тут и плюшевый мишка, и коричневая обезьянка с глазами пуговицами. А уж сколько разных куколок одетых в пестрые платьишки.

– Много игрушек, правда! Это все мои! – хвалилась Наденька.

– Прекрасно! – смог сказать пожилой человек, когда девочка отпустила его руку.

– Я с ними прощаюсь, в школу уже нельзя игрушки брать. – Пояснила она.

– Да. Надо книжки читать. Ты читать можешь? – спросил он.

– Да. Мама научила давно. Но я медленно плохо читаю, – обратилась она лицом к матери, которая вступила в их разговор, знакомясь.

– Меня Светлана зовут, а вас? – спросила она, улыбаясь широкой доброй улыбкой. И к девочке с упреком – Иди сюда, ты зачем к прохожим пристаешь? —

– А я Сергей Романыч. Это ничего. Она говорит, знает меня давно, только не сказала, почему я смешной! – сказал тоже весело и по-доброму пожилой человек.

– Знает-знает, раньше каждый день указывала на вас: вон, дедушка с бородкой смешной пошел. Ей бородка ваша интересна, – улыбаясь, пояснила мама-Светлана, – вы уж не обижайтесь! —

– Ну, и ладно. Пусть будет дедушка с бородкой. – И он подумал, что давно не покупал газет, да и не читал их давно, надо было что-то купить. И выбрал первую попавшуюся. Расплатившись, он распрощался обычным «до свидания», получив «до свидания» в два голоса.

Время было послеобеденное, а ветер разгулялся не на шутку. Пожилой человек посмотрел на метеорологическую площадку, устроенную на открытом месте в углу парка, там был флюгер, прибор температурный и ведро для осадков на столбике. Флюгер вертелся с разными скоростями, становясь стрелкой то по солнцу, то совсем в сторону. Между тем было, как вроде, тепло, хотя на небе сплошь серые тучи. Ожидалась, вероятно, буря, гроза или ураган. В старом парке этот порывистый ветер раскачивал и трепал деревья, крутил их шумящие вершины, как метёлки. Он то заголял всю листву наизнанку, то внезапно переворачивал листву на темное лицо, и от этой размашистой игры весь парк то мгновенно светлел, то сразу темнел. И тени накрывали парк от грозных черных туч, заменяющих серые, наползая из-за горизонта.

В этом мятущемся под ветром парке, лицом к ветру, сидел человек в сером плаще на зеленой крашеной лавке. Он так низко опустил свою голову, что проходящим быстро и пробегающим людям виден был кончик его седоватой козлиной бородки. Эту бородку человек иногда задумчиво подергивал рукой, иногда рассеянно засовывал её в рот и пожевывал. Прохожие с легкой улыбкой замечали также, что порою этот пожилой человек вдруг, то ударяет себя кулаком по колену, то пренебрежительно пожимает плечами и резко вскидывает голову. А то он гневно стукает палкой по земле: это всё дурные привычки старикашки, думающего не поверхностными и случайными отрывками мыслей, а глубоко и последовательно разбирая в уме своем вопросы.

Но прохожим только кажется, что здесь, на зеленой скамейке, сидит один пожилой человек. Им ни за что не догадаться, что на виду всех них ведут беседу и бестолковый разговор два совершенно разные существа, неразрывно связанные в одном человеческом образе.

Первый – это более-менее успешный ученый ботаники, физиологии растений, лесовод и лесничий, который всю жизнь посвятил исследованиям и разведению пород деревьев, а также умножал богатство лесов, проработав большую часть жизни в лесопитомниках, рассаду высаживая на делянках срубленного леса.

Другой – просто Сергей Романыч, обычный человек, после выхода на пенсию, еще долго продолжавший работать, а на старости лет, приехавший в ближайший город и доживающий свою старость проводя время в прогулках по парку. Сергей Романыч знает очень и очень многое. Ему, например, известно, что в ожидании дождя порядочные люди берут с собой зонтики, если куда-то идут из дома; что возвращаясь вечером домой, надо без грохота закрывать за собой входную дверь в подъезд, чтобы каждый раз соседка с первого этажа не ругалась; что у лестниц для того сделаны перила, чтобы за них держаться, а не падать с лесенок и не лежать в больнице две недели и потом ходить с гипсом; что автомобиль на повороте способен сбить с ног замечтавшегося зеваку, а потом опять в больнице лежать с отбитыми почками.

И еще он знал бесконечное количество умных и полезных жизненных законов.

Но «Ученый ботаники» неохотно прислушивается к премудростям Сергея Романыча и свысока презирает их, как всё это временное и скучное. Он думает о глобальном уничтожении лесов человечеством, о том, что леса надо спасать – это легкие планеты, они дают кислород для всей жизни на земле. И другие вопросы общечеловеческие волнуют «Ученого ботаники».

Сергей Романыч осуждает щедрость, безалаберность и глупую доброту «Ученого ботаники», – он ворчит, кряхтит, журит его и даже позволяет иногда осторожно поехидничать. «Ученый ботаники» говорит ему на «ты», как бы разговаривал с престарелым сторожем в лесопитомнике. Это старая привычка фамильярности, покровительственная. Сергей Романыч обращается на «вы» и «господин Ученый ботаники» с оттенком заботы и почтения, с поучительностью старой няньки.

Сидят они оба в Парке, на деревянной крашеной лавочке, и ведут беззвучный разговор, и временами кажется «Ученому ботаники», что беспокойные от ветра деревья прислушиваются к этой беседе и принимают в ней тревожное участие.

Часть 2

Человек в сущности одинок по определению. Потому что – «кто может знать\познать душу человека». Никто не знает внутренние мысли в сознании человека, а в подсознании тем более, потому что самому человеку неизвестно, что у него подсознательно промелькнет. Как, вдруг, неожиданно для себя самого, он может поступить? Так что мы приходим одинокими в мир и одинокими уходим. Факт!

И вчера и третьего дня и сегодня пожилой человек ходил в парк мимо киоска. Он покупал ненужные газеты, но стеснялся спрашивать, – так и не видел больше девочку Наденьку. Мама её Светлана решила, видимо, больше не показывать ему свою дочь.

Вновь на зеленой лавочке в уголке парка сидел человек с острой козлиной бородкой и вел беззвучную беседу со своим внутренним «я», разговаривали прежние «надоедливые близнецы», сыплющие друг другу упреки.

«Ученый ботаники» долго и внимательно смотрит на свою ладонь, слегка улыбаясь нежной старческой улыбкой и беззвучно (сам себе) говорит:

– Вот в этой моей ладони, именно в ней, лежала её крошечная и нежная детская ручонка. И я чувствовал, как она трепетала, нетерпеливо подергиваясь, как маленький подвижный зверек (мышка), ищущий свободы – я держал её за ручку. И чего же стоят все утехи мира в сравнении с этим простым, самым чистым ощущением детского доверия! —

Тут, чтобы яснее вызвать образ маленькой девочки Наденьки «Ученый ботаники» на минуту плотно зажмуривает глаза и вдруг слышит язвительное ворчание Сергея Романыча, этого вечного внутреннего брюзги, нестерпимого указчика:

– Эх, «Ученый ботаники», «Ученый ботаники»! – сколько мы с вами за нашу долгую жизнь рассыпали глупостей по всем дорогам! И вот, на старости лет, на закате дней своих, – взять, и обезуметь от восторга при виде доверчивой прелестной девочки, похожей на маленького желторотого птенчика, из-под крылышка мамы не вылезающего. Вот уж третий день идет, как все время крутимся мы вокруг киоска и без толку покупаем газеты и журнальчики с кроссвордами, ради того чтобы увидеть её лукавую улыбку и детскую кукольную мордашку. И на свою ладонь смотрим с умилением, как буддийские монахи смотрят на мнимый след Будды.

Ну да. Это все мило и хорошо, только этой милоты мы раньше не замечали. Это увлечение кажется смешным и нелепым —

– Ну и пусть кажется нелепым. Пусть другим и покажется, моё какое дело до других дураков и до их недалекого мнения. Это мои годы, мои седины, и вся моя жизнь, может не очень безукоризненная, – вот моя порука! И пусть никто не усматривает какую либо корысть – Пусть меня умилила эта забавная чудесная, славная девчурочка! Вот так и точка! И точка! —

«Вот так и точка, вот так и точка», – шипели, качаясь, окружающие деревья парка.

Но Сергей Романыч не унимался и стал вспоминать события прошлой жизни, когда были возможности и жениться и иметь детей. Было раньше всякое.

С ним спорил «Ученый ботаники», вздыхая и говоря: «Перестань, старый черт! Вот ты будешь тревожить прошлое. Перестань старый черт!».

И вслед восклицаниям и телодвижениям, подергиванием плечами и стучанием палкой по земле, трепещущие листья деревьев сада повторяли за ним: «Перестань старый черт».

Успокаивало только осознание, что девочка Наденька в школу ходит и может быть ей некогда, домашнее задание делает, учится. Спросить он так и не решался у Мамы Светланы, которая продолжала работать в киоске, несмотря на «мокрую» осень и постоянные дожди газеты продолжали продаваться. Но после трех дней «Ученый ботаники» перестал их покупать, и только постояв у витрины, уходил на прогулку в сад. А через день его прогулки прекратились, Мама Светлана почему-то перестала его видеть, он больше не ходил гулять. Тут «освободилась» и Наденька и пришла к Маме в киоск и провела с ней все выходные: субботу и воскресенье, ожидая, когда дедушка со смешной бородой придет на прогулку в парк. Но он не приходил. Его увезли в больницу с сердечным приступом.